Толкование завещания (Диденко А.Г., доктор юридических наук, профессор Казахской юридической академии)

Толкование завещания

Воля завещателя должна быть выражена таким образом, чтобы она была ясна всем ее исполнителям. Но в реальности такая точность далеко не всегда достижима. Прежде всего язык сам по себе содержит двусмысленности, различное значение одного и того же слова. Кроме того, на точность выражений влияет образованность завещателя, нотариуса. Доктор юридических наук, профессор Казахской юридической академии А. ДИДЕНКО анализирует вопрос.

В нотариальной практике немало случаев, когда в завещании используются выражения, содержащие противоречия, воля завещателя изложена неграмотно. Введение в законодательство понятия секретного завещания (оно еще именуется в постсоветских государствах тайным или закрытым) будет также влиять на точность положений завещания, поскольку в таком завещании исчезает фигура нотариуса, могущего дать рекомендации об использовании тех или иных юридических формулировок. К неясностям текста завещания приводят и недостатки законодательства. Появляется много новых объектов наследования, по поводу которых в сознании людей не сложилась еще устойчивая терминология. Таким образом, существуют объективные предпосылки сложностей в понимании текста завещания. В подобных случаях возникает необходимость в толковании воли завещателя.

Как толковать волю наследодателя? Ведь в завещании эту волю изъявляют люди честные и преступники, благородные и подлые, умные и глупые, хитрые и простодушные, коварные и прямые, осмотрительные и ветреные, мстительные и великодушные, скаредные и щедрые, образованные и малограмотные - то есть люди со всеми присущими роду человеческому достоинствами и недостатками. Все эти черты прямо или косвенно оставляют следы в выраженных желаниях завещателя. Но уяснять точное значение этих желаний при их неясности нельзя через призму перечисленных качеств личности умершего лица. Задача, стоящая при толковании завещания, состоит не в том, чтобы выяснить подлинную волю завещателя, а чтобы раскрыть смысл отчужденной от него формулы его воли, которая может охватывать только часть подлинных желаний наследодателя. А на роль толкователей подлинной воли, мы думаем, могут претендовать лишь авторы литературных произведений.

Толкование завещания или, иначе говоря, толкование воли завещателя принципиально отличается от доказывания содержания этой воли. При толковании завещания не производится ни поиск каких-либо фактов, раскрывающих волю наследодателя, ни оценка фактов, а только раскрывается смысл формулировок, данных завещателем. Поэтому при толковании завещания идет поиск не объективной истины в ее процессуальном понимании, а наиболее вероятного вывода из тех или иных непонятных утверждений завещателя, тогда как доказывание содержания воли наследодателя предполагает воссоздание всей картины причинных воздействий на выраженные в завещании пожелания наследодателя.

Неизбежное свойство толкования - констатация лишь вероятности тождественности, но не абсолютного совпадения подлинной воли завещателя с ее интерпретацией судьей, нотариусом или исполнителем завещания. А коль скоро это так, то приемы толкования должны обеспечить максимально высокую степень такого совпадения. Ничего необычного во включении в правовую действительность такой естественнонаучной категории, как вероятность, мы не видим. Например, все многочисленные оценочные понятия, используемые гражданским законодательством, предполагают не достоверность определенных фактов, явлений, выводов, а их высокую вероятность.

Толкование завещания опирается на определенные правовые и нравственные принципы. Центральным из них является принцип справедливости, органически соединяющий юридическую и нравственную установки. Подобно всем оценочным понятиям, «справедливость» несет отпечаток времени, национальных традиций, общественного строя, правоприменительной практики и т.п. Если, например, при социализме провозглашался принцип сочетания личных и общественных интересов, причем последние ставились выше первых, то, проецируя этот принцип на толкование завещания, неясность воли завещателя следовало истолковывать, основываясь на предположении, что завещатель «желал» чего-то, основанного на моральном кодексе строителя коммунизма, а не собственном «узкокорыстном» интересе. Разумеется, с изменением общественного строя отпадает нужда и в таком принципе, и в таком истолковании. Отдельные традиции уживались с социалистическим строем и, следовательно, с правовым регулированием. Например, казахская национальная традиция перехода имущества по наследству младшему сыну. Поскольку никакого существенного имущества по наследству обычно не переходило, то практически исключались споры. Не имело значения, достаточно ли четко в завещании обозначены права младшего сына или нет. Но теперь завещатель может быть обеспокоен вопросом сохранения и приумножения собственности, чему реально может способствовать не младший сын, а другой ребенок, поэтому акцент в толковании на безусловность прав младшего сына на получение наследства становится недопустимым. Или иной пример из области еврейского права. Женщина составила завещание, согласно которому все ее имущество после кончины должно быть передано бедным или синагоге. Но у этой женщины был бедный родственник, который должен был быть наследником по закону. Перед рабби встал вопрос, законно ли намерение этой женщины лишить своего родственника наследства и все свое имущество употребить для богоугодной цели? По еврейскому праву такое завещание законно. Рабби рассуждал так, что когда законный наследник беден и поведение его безупречно, аморально передавать имущество другим, даже если речь идет о помощи беднякам или синагоге, однако это не может служить причиной аннулирования подарка. Но затем, основываясь на суждениях из Талмуда, рабби приходит к выводу, что завещание все-таки надо аннулировать, ибо его цель в данном конкретном случае - греховная! А греховные распоряжения не имеют законной силы. Законным наследником имущества должен явиться бедный родственник наследодателя. Это толкование основано на понятии справедливости по глубинным иудаистским традициям. Любопытно было бы узнать, как мудрый рабби истолковал бы ту же ситуацию, когда на месте лишенного наследства лица оказался бы также бедный родственник завещателя, но не относящийся к очереди, призываемой к наследству, если бы имело место наследование по закону. Не исключено, что завещание было бы оставлено в силе, поскольку, если его аннулировать как имеющее греховную цель, тогда этот бедный родственник все равно не получит ничего, и поэтому для этого случая справедливость требует сохранения в силе условия завещания о передаче всего имущества бедным и синагоге. Оба рассуждения демонстрируют непонятную для людей другого мировоззрения логику, недоступную для уяснения на основе обыденного взгляда на понятие справедливости. Но решение, нелогичное с одной точки зрения, будет вполне обоснованным с другой, построенной на иных нравственных ценностях.

Мы должны искать, утверждать и укреплять собственное понимание справедливости, разумеется, не чуждое мировым нравственным ценностям. Постоянно публиковать, анализировать, обобщать, освещать судебную и нотариальную практику - вот единственный путь достижения этой цели.

Дореволюционные авторы, которые весьма обстоятельно рассматривали вопросы наследования по завещанию и приводили множество интересных примеров толкования воли завещателя, все же не наметили каких-либо обобщающих подходов. У советской цивилистической доктрины проблема толкования завещаний по вполне объяснимым причинам, связанным с отрицанием частной собственности, не вызывала интереса.

При толковании должны соблюдаться правила формальной логики. Формально-логические приемы толкования ничем не отличаются от построения умозаключений по любым спорам в гражданском процессе. Обеспечению соблюдения этих правил служит состязательность гражданского процесса, требования к качеству судебного решения. Разумеется, чисто логические ошибки, допускаемые при толковании завещания, прежде всего бросаются в глаза. Их легче исправить, и, все равно, нужны обобщения, показывающие стандартные логические промахи, допускаемые при толковании завещания.

Другое дело - оценка формулировок завещания. Уже само понятие «оценка» предполагает субъективный элемент. Однако требуется определить границы усмотрения.

О толковании завещания говорит ст. 1055 ГК, в соответствии с которой «при толковании завещания нотариусом, исполнителем завещания или судом принимается во внимание буквальное значение содержащихся в нем слов и выражений. При неясности буквального смысла какого-либо положения завещания он устанавливается путем сопоставления этого положения с другими положениями и смыслом завещания в целом».

Вызывает сомнение необходимость включения процитированной нормы в ГК. Тот факт, что завещание может нуждаться в толковании, очевиден, так же как и очевидна нужда в регулировании и описании приемов такого толкования. Однако не следует перегружать соответствующий раздел ГК дополнительной нормой, логическое место которой в разделе I главы 4 Общей части ГК, посвященной сделкам. И нам кажется разумным, что гражданские кодексы некоторых постсоветских государств отказались от такой нормы. Если бы законодатель решил принять отдельный закон о наследовании, то нахождение в нем такой нормы выглядело бы целесообразным, но ГК должен быть освобожден от малейших нормативных излишеств, поэтому и норму о толковании договора (ст. 392 ГК) и о толковании завещания следует в качестве единой нормы поместить в главу о сделках. Именно так поступил, в частности, законодатель Украины, определив в ст. 213 ГК правила толкования сделок, сделав ст. 1256 ГК Украины отсылочной: «В случае спора между наследниками толкование завещания осуществляется судом согласно ст. 213 настоящего Кодекса».

Толкование само по себе таит возможность искажения воли завещателя, поэтому толковать может определенный круг лиц: нотариус, исполнитель завещания, суд. От толкования завещания этими органами могут зависеть материально-правовые последствия: кому, в каких долях и какое конкретно имущество переходит по наследству, порядок и способы обеспечения исполнения возложенных на наследников завещательных отказов, производства очистки наследства от долгов и т.п. Прокурор, предъявляя иск, допустим, в интересах малолетнего о признании завещания недействительным, также дает свое толкование завещания, но такое толкование не влияет на правовое положение наследников до тех пор, пока с ним не согласится суд, поэтому прокурор не выступает субъектом толкования.

Преимущество в толковании завещания отдается его буквальному пониманию. Если в завещании сказано, что по наследству переходят вещи, то толковать понятие вещей нужно только как вещей, но не расширять его до понятия имущества, включая в него также и имущественные права. И лишь при неясности буквального смысла какого-либо положения завещания он устанавливается путем сопоставления этого положения с другими положениями и смыслом завещания в целом. Поэтому, если в завещании говорится о передаче по наследству вещей, а далее дается перечень конкретных вещей, и в том числе прав на получение долгов с должников наследодателя, то с учетом иных положений завещания можно истолковать волю завещателя как отождествляющую вещи с имуществом. Либо в завещании сказано о передаче всего имущества наследодателя одному наследнику, а далее говорится о передаче прав на получение долга другому наследнику. Здесь толкователю придется ответить на вопрос, что имел в виду завещатель под имуществом: только вещи или же вещи и имущественные права. Скорее всего, завещатель в этом случае желал отграничить вещи от имущественных прав (или, во всяком случае, от части из них).

Законодатель исходит из того, что в целях толкования исследованию подлежит только текст завещания, но не факты и обстоятельства, находящиеся вне этого текста. Такой «талмудистко-начетнический» подход к строго формальным документам, к которым относится и завещание, вполне оправдан. В связи со сказанным следует подчеркнуть, что к толкованию завещания неприемлемы некоторые способы толкования, используемые для уяснения содержания правовых норм. Вряд ли можно использовать исторический прием толкования завещания. С какими предшествующими текстами или фактами может сопоставляться текст завещания для уяснения подлинного волеизъявления завещателя? Разве только с предшествующими не отмененными завещаниями, отдельные положения которых изложены по-разному, но в целом позволяют установить идею наследодателя по поводу того, как должна сложиться судьба того или иного имущества после его смерти. Такой взгляд может показаться логичным. Но завещание - не заключительный аккорд философской концепции, где множество вытекающих друг из друга силлогизмов жестко связаны с окончательным выводом. Завещание есть акт одномоментного волеизъявления. В течение какого бы времени до совершения этого акта не продумывалось автором содержание завещания, в нем фиксируется сиюминутное хотение завещателя. Поэтому при обнаружении неясности или необычности содержания завещания никому не дана провидческая уверенность утверждать, чем руководствовался завещатель, выражая свои желания: твердыми жизненными принципами, случайным событием, знаком свыше, капризом и т.д., находился ли он в момент составления завещания в ожесточенном состоянии или, напротив, пребывал в умиротворенном настроении. Поэтому нужно, по мере возможности, раскрыть содержание этого одномоментного волеизъявления, воплощенного в тексте завещания, оставив в стороне все сопутствующие написанию текста внешние факторы (намерения завещателя, высказанные в присутствии свидетелей, его действия, которые могут свидетельствовать о его желаниях по поводу распределения имущества на случай смерти, и пр.). Речь, разумеется, не идет об оценке фактов, способных привести к признанию завещания недействительным (обман, насилие, угроза и т.п.), когда волеизъявление завещателя не соответствовало его воле. В этом случае вообще не происходит толкование завещания. Когда в романе Гришема «Завещание» завещатель перед составлением завещания записывает на видеокассету заключение психиатров о своей полной вменяемости, то такое доказательство при споре о действительности завещания может иметь решающее значение. Но это доказательство не будет играть никакой роли, если речь зайдет не о недействительности завещания, а об истолковании его правомерных условий.

Мы не разделяем взгляда Л. Чантурии, усматривающего особенность толкования завещания в том, что оно должно быть осуществлено в тесной связи с текстом завещания. Автор полагает, что в целях установления подлинной воли наследодателя могут быть использованы все обстоятельства, факты либо вещественные доказательства, которые в той или иной форме связаны с выражением воли завещателя: личные письма, личное отношение к возможным наследникам и т.п.

На наш взгляд, как бы тесно факты ни были связаны с текстом завещания, но если они лежат вне его, то привлекаться к истолкованию воли завещателя они не могут в силу буквального понимания ст. 1055 ГК, четко говорящей об анализе только слов и выражений самого завещания и сопоставлении их с другими положениями и смыслом завещания.

Более того, как мы думаем, этого нельзя предлагать и de lega ferenda, чтобы не расширить возможности искажения воли завещателя, которая, как мы вновь подчеркиваем, заключена в завещательных формулах, отсекающих от себя обстоятельства, повлиявшие на зафиксированные в завещании условия.

Формализм толкования не должен доходить до крайности. Даже в римском праве, где завещание сохраняло на протяжении всей истории Рима значительные черты формализма, со времени классических юристов складывалась тенденция - при помощи благоприятного толкования сохранять, насколько то было возможно, силу завещаний. Так, если кто-нибудь был назначен наследником под невозможным условием, условие считалось ненаписанным, а назначение наследника - безусловным.

Думается, что нет юридических препятствий для обозначения наследника посредством его прозвища или псевдонима. Обратимся вновь к римскому праву. Вначале обозначение в завещании наследника производилось в строгой форме. Но постепенно стали допускать использование других равнозначных слов либо указание на личность наследника с помощью описательного выражения или с добавлением личных характеристик. Неточность таких указаний не делала назначение наследника недействительным, лишь бы они не создавали сомнений относительно того, кто эта личность.

Л. Чантурия приводит пример целесообразности толкования, когда в этом процессе соединяется текст завещания с другими обстоятельствами, при ошибочном написании имени наследника в завещании, вероятность чего существует, например, когда люди носят несколько имен - домашнее (ласкательное) и официальное.

При решении вопроса о допустимости внешних - по отношению к завещанию - обстоятельств в качестве доказательств следует учитывать, что этого делать нельзя для истолкования завещания, но не исключено при исполнении завещания или признании его недействительным.

Когда, например, в завещании по поводу трехэтажного дома сказано, что нижняя часть дома переходит одному наследнику, а верхняя - другому, то возможны два понимания этого условия: 1) первый этаж переходит одному наследнику, а второй и третий - другому; 2) первый и второй этаж считаются нижними и остаются одному наследнику, а верхним считается третий этаж, который достается другому наследнику. В этом случае надо истолковать условие завещания, для чего нельзя привлекать как доказательства находящиеся вне завещания факты (план дома, прижизненные высказывания по этому поводу наследодателя и пр.) Когда же, к примеру, по неофициальному имени или неполному имени производится поиск наследника (например, в завещании указано, что имущество переходит школьной подруге Вале), то для установления личности Вали можно использовать и письма, и свидетельские показания. Здесь толкование завещания отсутствует, поскольку буквальное выражение не дает нескольких возможных вариантов понимания слов «школьная подруга Валя».

Поэтому при написании в завещании имени наследника в том варианте, который называет Л. Чантурия, толкование не производится, а совершаются действия по поиску наследника по имени, названному в завещании. При оформлении в дальнейшем документов на официальное имя суд подтверждает факт тождества официального имени и имени, названного в завещании.

Вполне возможно, что сомнения в однозначном понимании условия завещания возникнут в процессе поисков наследника. На стадии поисков допустимо привлечение каких-то фактических материалов по поводу того, например, о какой конкретно Вале из двух школьных знакомых завещателя идет речь в завещании. Однако, когда поиски привели к возникновению сомнений по поводу указаний наследодателя, то для решения возникших сомнений к толкованию завещания уже нельзя привлекать ни письма, ни свидетельские показания и т.п.

Может случиться так, что слова завещателя истолковать невозможно. Какие последствия влечет невозможность истолкования? Это означает, что соответствующая мысль, фраза завещания не попадает в правовое поле. Нахождение вне правового поля означает непризнание за словами завещателя значения условия сделки, каковой является завещание.

Толкование условий завещания, относящихся к назначению наследников

Толкование условий завещания, относящихся к назначению наследников, мы затрагивали выше, как выходящие на общие положения о толковании завещаний. Продолжим этот анализ применительно к специальным вопросам.

В завещании должны быть точно определены наследники. Степень такой точности законом не определена. Ст. 1046 ГК говорит просто о праве гражданина завещать свое имущество одному или нескольким лицам, юридическим лицам и государству.

Способом индивидуализации граждан в имущественном обороте является имя, юридических лиц - наименование или фирменное наименование. В литературе отмечалась тонкая разница между именем и фамилией лица. Означением фамилии или прозвища довершается означение признаков личности и подпись, следовательно, если выставлена фамилия, можно предположить, что имя не поставлено по недосмотру, по забвению или по обычаю. А где есть имя, но нет фамилии или прозвища, там скорее следует, что подпись не завершена, следовательно, не скреплен и не удостоверен окончательный акт воли.

Наследник может быть не назван по имени, но при этом индивидуальная его определенность не вызывает сомнения: отец, мать, супруг. Но отсутствие указания имени наследника чревато искажением подлинной воли завещателя, например, при указании в качестве наследника всего имущества супруги, имея в виду фактическую супругу. Эта неосмотрительность завещателя приводит к призванию к наследству юридической супруги. Или в завещании сказано, что все имущество переходит к супруге Саиде Дулатовне Ахметовой, хотя при открытии наследства выясняется, что ее брак с наследодателем не был зарегистрирован - толкованию такое условие не поддается, как содержащее неразрешимое противоречие между обозначенным статусом наследника и его именем, поэтому имущество перейдет к наследникам по закону.

ГК Молдовы (ст. 1454) при обозначении в завещании наследника такими признаками, которые могут быть отнесены к нескольким лицам, и невозможно определить, кого из них имел в виду завещатель, исключил возможность истолкования этого обстоятельства и установил прямую норму, по которой все они считаются наследниками с правом на равные доли.

Казахстанское законодательство не дает возможности распределить имущество по завещанию в таких случаях, истолкованию такая ситуация не поддается, надо решить данный вопрос путем установления нормативного регулирования, как это сделано в ГК Молдовы.

Давно замечено, что наследство может быть распределено не между отдельными лицами, а между группами лиц. Особенностью такого распределения является то, что при выбытии одного или нескольких наследников из состава группы, их доля идет на приращение наследственной массы оставшихся наследников этой группы, а не распределяется между всеми остальными наследниками. Сложность возникает при истолковании понятий завещания, которые могут быть использованы как в собирательном смысле, так и в единичном значении. Например, в завещании сказано, что вклад в размере 30 тысяч долларов передается племянникам в равных долях. Можно с разумным основанием полагать, что приведенная формула означает желание завещателя наделить каждого из племянников равной денежной суммой. Это будет означать, что при выбытии из числа наследников по завещанию какого-либо из племянников, его доля переходит в порядке наследования по закону (ст. 1079 ГК). И по-иному следует толковать условие, по которому вклад завещан, допустим, таким образом: одна треть переходит двум братьям, две трети - трем сестрам. В этом случае более очевидно желание наследодателя разделить наследников вклада на две группы, каждой из которых причитается определенная часть наследства. Поэтому при выбытии, например, какой-либо из сестер из числа наследников по завещанию ее часть идет на приращение долей других сестер, а не переходит наследникам по закону. Если в таких же пропорциях распределено все имущество наследодателя, то выбытие одной из сестер ведет к приращению долей других сестер, а не всех наследников по завещанию.

Толкование условий завещания, относящихся к наследственному имуществу

Количественные и качественные признаки имущества, передаваемого по завещанию, должны определять предмет наследственного преемства. В противном случае возникает необходимость порой очень сложного истолкования условия завещания либо непризнания за соответствующими фразами завещания значения условия сделки.

Неопределенность указаний завещателя о составе имущества или долях, причитающихся наследникам, делают, как нам представляется, невозможным по казахстанскому законодательству наследование по завещанию. Наследодатель в завещании указал, что большая часть жилого дома переходит по наследству сыну, а меньшая - брату. Встал вопрос о понимании этого условия завещания. Само по себе указание на большую и меньшую часть дома, конечно, не позволяет установить ни части дома в натуре, ни доли, причитающиеся наследникам, поэтому потребовалось судебное толкование завещания. Текст завещания не позволял установить, какие конкретно части дома имел в виду завещатель. До открытия наследства в наследственном доме проживали наследодатель и указанные в завещании сын с семьей и неженатый брат. Основную часть дома занимали наследодатель и сын с семьей, а в другой части - маленькой комнате - жил неработающий брат, страдающий алкоголизмом. Все внешние обстоятельства указывали на то, что завещатель желал закрепить за наследниками дом именно в фактическом варианте проживания наследников.

Если исходить из того, что толкованию подлежит только лишь текстовая часть завещания, то названное условие завещания остается неопределенным, не влечет завещательных правовых последствий и приводит к наследованию дома по правилам наследования по закону. Если считать, что текст завещания можно толковать с учетом внешних обстоятельств (места фактического проживания наследников, плана дома, показаний соседей), то условие завещания может приобрести определенность, и тогда дом перейдет по наследству сыну и брату в фактически занимаемых ими размерах дома.

О большей или меньшей части целого можно вести речь только после выделения конкретных частей этой целой величины или ее долей. Без определения конкретных частей или долей знак «<» или «>» не имеет никакого смысла. Конкретные же части (доли) может указать исключительно завещатель. Поэтому, если в завещании говорится только о большей или меньшей части, то такое указание не является условием завещания. Но если в завещании написано, скажем, что три комнаты дома передаются одному лицу, а оставшаяся одна комната - другому, и далее говорится, что на наследника большей части возлагается обязанность предоставить право проживания сестре, то слова «большая часть» и «меньшая часть» приобретают достаточную для истолкования определенность.

В приведенном примере нотариус или исполнитель завещания должны были выяснить, какие части дома завещатель имел в виду, есть ли отдельные входы, план дома и т.д., что позволило бы считать указание завещателя о большей или меньшей частях дома точным. Такие действия были бы исполнением указаний завещателя. Но если возникает спор о частях дома, как это и произошло, то тогда нужно прибегнуть к толкованию и истолковывать только текст завещания, а он не внес ясности. При исполнении завещания не удалось установить, был ли дом разделен на две части, поскольку он много раз перестраивался, и первоначальный план не сохранился, наследники к согласию не пришли.

Суд вынес решение, которым названное условие признано неопределенным. Это решение соответствует, по нашему мнению, буквальному смыслу ст. 1055 ГК.

Таким образом, решение суда о недопустимости раздела дома между наследниками на «большую» и «меньшую» части является логичным. Однако же примеры подобного рода показывают, что такой жесткий прием толкования воли завещателя, при котором неясность условия не устраняется текстом завещания и аннулирует это условие, не всегда находится в согласии с его подлинной волей, усматриваемой из самого текста завещания. Поэтому нужен другой подход, допускающий более справедливое решение. В литературе назывались такие способы. Г.Ф. Шершеневич полагал, что в определенных случаях при неясности завещания можно допустить, что завещатель ориентировался на раздел имущества, как если бы имело место наследование по закону. Но предпочтительным вариантом является не подобный допуск в процессе истолкования, а установление прямого нормативного регулирования подобных ситуаций на основе принципа справедливости. Думается, именно такая мысль реализована в ГК Молдавии, в котором установлено, что если в завещании нет указания долей наследников или не указано конкретно, какому наследнику какое имущество отойдет, то наследство делится между наследниками поровну. Если в завещании назначено несколько наследников, но определена доля только одного из них, остальные наследники наследуют оставшееся имущество в равных долях. Если в завещании назначено несколько наследников, и определенная одному из них доля включает в себя все наследственное имущество, все наследники по завещанию наследуют в равных долях (ст. ст. 1450, 1452 ГК Молдовы). Подобного рода нормы, при их включении в ГК РК, избавили бы практику от крайностей, неизбежных при истолковании. Брату бы в вышеприведенном примере досталась половина дома. Все-таки завещатель хотел ему что-то дать, а не лишить, и справедливей понимать волю завещателя, как желание дать больше одному и дать меньше другому, чем как желание дать одному все и не дать другому ничего. Но это возможно только при закреплении такого понимания в законодательстве, а не в порядке толкования завещания.

Следующий пример носит условный характер, но позволяет рассмотреть общие вопросы. В завещании указано, что наследодатель оставляет:

1) квартиру в г. Астане сыну;

2) квартиру в г. Алматы дочери;

3) квартиру в г. Таразе племяннику;

4) квартиру в г. Шымкенте племяннице.

Квартиры не индивидуализированы ни по размерам, ни по адресу.

На момент открытия наследства ситуация с квартирами сложилась следующим образом:

1) в г. Астане к имевшейся на момент составления завещания одной квартире добавилась еще одна, более ценная, чем первая;

2) квартиры в г. Алматы на момент составления завещания не существовало, она была приобретена позже;

3) квартира в г. Таразе имелась на момент составления завещания, затем была продана и впоследствии куплена другая;

4) в г. Шымкенте на момент составления завещания квартиры не было, на момент открытия завещания оказалось две квартиры.

Каковы возможные решения распределения квартир в отношении всех наследников?

А. Ни одно из условий завещания не является действующим, поскольку наследственное имущество не индивидуализировано, то есть не названы конкретные квартиры с их адресами, следовательно, все квартиры переходят наследникам по закону.

Б. Сыну в г. Астане переходит по наследству квартира, имевшаяся на момент составления завещания, ибо воля завещателя была направлена на определение судьбы именно этой квартиры. По этой же логике не передается квартира племяннику в г. Таразе, поскольку той квартиры, которую имел в виду завещатель, уже не существует.

В. Квартиры в г. Алматы и г. Таразе наследникам передаются, поскольку в каждом из этих городов существует только по одной квартире, что исключает вариантность решения о предмете наследования. В г. Астане и г. Шымкенте условия признаются неясными и, следовательно, не действуют, и эти квартиры переходят в порядке наследования по закону.

Ни одно из перечисленных решений не соответствует законодательству или же не может быть признано отвечающим принципу справедливости.

Каков наш ответ на поставленные вопросы?

Состав имущества определяется на момент открытия наследства, а не на момент составления завещания. При оформлении завещания от завещателя даже не требуется предоставления доказательств, подтверждающих его право на завещаемое имущество. Отсюда следует первый вывод о том, что не имеет значения факт, какие квартиры имелись на момент составления завещания. Таким образом, квартиры в г. Алматы и г. Таразе переходят названным в завещании наследникам.

Далее. В свое время К.П. Победоносцев совершенно точно обращал внимание, что несправедливо было бы расторгать отдельные части целого распоряжения, состоящие между собой во взаимной связи и каждую обсуждать в отдельности. Это значило бы произвольно извращать волю завещателя, придавая ей совсем не то значение, какое она имела в сознании завещателя, значило бы прилагать мерку закона не к подлинной воле завещателя, а к произвольному выводу из этой воли.

Комплексный подход к толкованию завещания позволяет найти выход из ряда трудных ситуаций, которые не могут быть разрешены при толковании условий завещания изолированно от других условий.

Применяя комплексный подход, нельзя рассматривать как 4 разных условия обеспечение квартирами 2-х сыновей и 2-х племянников в разных городах, когда в одном из городов (у племянника) появилось две квартиры. Это значило бы нарушить целостность намерения завещателя: обеспечить жильем каждого из наследников. Формулировка завещания охватывает измененную ситуацию, когда появляется единственная новая квартира вместо имевшейся или вообще не существовавшей на момент составления завещания. И совсем по-другому придется истолковать эти же условия, когда на момент открытия наследства появятся вторая квартира или второй вклад. Здесь мы уже будем иметь дело с неосмотрительностью наследодателя, не изменившего своевременно завещание, либо с его нежеланием делать это, но тогда рассматриваемое условие завещания превращается в невыполняемую волю: даю тебе некий вклад или некую квартиру (возьми то, не знаю что). Наследники в г. Астане и г. Шымкенте не смогут получить квартиры в порядке наследования по завещанию.

Мы предлагаем такой выход: предусмотреть в ГК, что если наследственное имущество точно в натуре не определяется, то наследники получают право на долю. Эта норма могла бы быть сформулирована следующим образом: «Если в завещании указаны вещи, определенные родовыми признаками (квартира, деньги, скот, машина и т.д.), и на момент открытия наследства невозможно выделить эти вещи из состава однородных, то наследник имеет право на долю, соответствующую среднеарифметической стоимости завещанной вещи (вещей) в общей стоимости однородных вещей, а при наличии нескольких наследников на такую вещь (вещи) они имеют право на равные доли в этой среднеарифметической части, доля в стоимости другой части вещей переходит наследникам по закону, если в завещании не указано иное».

Таким образом, в рамках решаемых окажутся случаи, когда вместо одной машины появились три, одной квартиры - 2, одного завещанного вклада - несколько и т.п. Расчет будет произведен следующим образом. Завещана одна машина. На момент открытия наследства оказалось три машины стоимостью 5, 10 и 15 тыс. долларов. Наследник получает право на одну треть от общей стоимости машин, то есть на 10 тыс. долларов. Оставшиеся две трети перейдут наследникам по закону.

Конечно, может получиться и так, что был один вклад на 100 тыс. долларов, в расчете на который составлялось завещание, и позже появился второй - на тысячу долларов. Наследник получит 50 500 долларов. И все равно такое распределение наследства справедливей, чем признание условия несуществующим.