| ||||||||||||||||||||
|
|
|
Вина как условие ответственности
М. Алимбеков Доктор юридических наук Председатель Карагандинского областного суда
Гражданское право Республики Казахстан по традиции следует принципу, согласно которому необходимым условием гражданско-правовой ответственности является наличие вины действующего лица: согласно п.1 ст. 359 ГК РК должник отвечает за неисполнение и (или) ненадлежащее исполнение обязательств при наличии вины, если иное не предусмотрено законодательством или договором. Должник признается невиновным, если докажет, что он принял все зависящие от него меры для надлежащего исполнения обязательств. Теоретический анализ вины как условия гражданско-правовой ответственности в современной юридической литературе основательно проделан в работе В.В. Витрянского и М.И. Брагинского «Договорное право», где они подвергают критике необходимость применения в цивилистике чуждых ей уголовно-правовых взглядов на вину как один из элементов состава правонарушения, представляющих собой некое гипотетическое психическое отношение правонарушителя к своим действиям и последствиям. В Комментарии к Гражданскому кодексу РК также подчеркивается, что казахстанское гражданское законодательство отошло от понятия вины, заимствованного из уголовного права и ориентированного исключительно на психологические критерии (умысел и небрежность), и ввело объективную категорию поведения: должник обязан принять меры для обеспечения надлежащего исполнения своих договорных обязательств. Далее в Комментарии подчеркивается, что при определении вины на первый план выдвигается оценочное рассмотрение вопроса о том, использовал ли должник возможности для предотвращения нарушения обязательства и ограничения его объема. И здесь, в отличие от уголовного права, в защиту кредитора действует презумпция виновности должника в нарушении обязательства. Кредитор должен всего лишь изложить факт нарушения обязательства и причиненного этим ущерба, для того чтобы обосновать право требования. Должник должен сам доказывать свою невиновность, приводя свидетельства о том, что он сделал все, что можно было от него потребовать1. Вместе с тем критерии умысла и небрежности даже в этом случае не утрачивают своего значения. Такую же позицию отстаивают и российские исследователи, отмечая, что анализ всех норм ГК РФ, как предусматривающих общие положения об ответственности за неисполнение или ненадлежащее исполнение обязательств, так и устанавливающих меры ответственности, под- лежащие применению за различные нарушения конкретных видов обязательств, позволяет сделать вывод о том, что российское граж- данское право исходит из наличия трех форм вины: умысла, неосторожности и грубой неосторожности. Здесь умышленная вина заключается в намеренных действиях либо бездействии должника с целью неисполнения или ненадлежащего исполнения обязательства либо создания условий невозможности его исполнения. Вина должника в форме неосторожности наличествует в тех случаях, когда должник при исполнении обязательства не проявляет той степени заботливости, какая требовалась от него по характеру обязательства и условиям оборота, и в результате с его стороны не приняты все меры для надлежащего исполнения обязательства. В качестве критерия выделения такой формы вины, как грубая неосторожность, российские ученые признают непроявление должником той минимальной степени заботливости и осмотрительности, какую можно было бы ожидать от всякого участника имущественного оборота, окажись он на месте должника, и непринятие должником очевидных (хотя бы элементарных) мер в целях надлежащего исполнения обязательств2. Если сравнить казахстанскую и российскую модель при установлении условия ответственности в гражданском праве с германской правовой системой, то можно констатировать, что и в германском гражданском праве необходимым условием гражданско-правовой ответственности является наличие вины. Хотя необходимо отметить, что в Германии есть немало работ, в которых доказывается, что вина не является необходимым условием гражданско-правовой ответственности. По мнению сторонников этой теории, тот, кто занимается той или иной деятельностью, кто получает выгоды, тот и несет риск убыточных последствий. Следовательно, основанием ответственности является не вина, а риск. Эта теория получила в литературе название теории риска. Большинство немецких авторов не считают, однако, что ответственность за риск полностью вытеснила ответственность за вину. Последняя сохраняет свое значение, особенно в сфере договорных отношений. Такая дискуссия стала возможной потому, что гражданское законодательство Германии воздерживается от определения понятия вины. Вслед за римскими юристами немецкие правоведы отмечают, что выработка определений — дело опасное для законодателя. Ведь «определение часто бывает неверным вследствие трудности найти подходящее выражение». Вместе с тем понятие вины в германской правовой и судебной доктрине отличается от аналогичного понятия в казахстанском гражданском праве и вытекает из части 1 § 280 Германского гражданского уложения: «Если должник нарушит свою обязанность, вытекающую из обязательственного правоотношения, кредитор вправе потребовать возмещения вызванного этим ущерба. Это предписание не применяется, если должник не отвечает за нарушение». В данном случае речь идет и о договорных обязательствах, в которых состоят между собой субъекты гражданского права. Неисполнение или не надлежащее исполнение обязательства означает нарушение конкретной обязанности должника в рамках относительного правоотношения. Хотя наступление вреда возможно и при отсутствии между сторонами каких-либо договорных отношений, когда вред является результатом нарушения абсолютного права другого субъекта. Тогда сам факт причинения вреда другому лицу при наличии иных обстоятельств, предусмотренных законом, означает возникновение обязательства вследствие причинения вреда, в соответствии с которым лицо, причинившее вред, либо иное лицо, ответственное за действия причинителя, обязано возместить ущерб потерпевшему. Однако это тема другого исследования. Мы же говорим об общих правилах в случае наступления ущерба в результате неисполнения или ненадлежащего исполнения договорного обязательства, когда такой ущерб должен возмещаться по нормам существующего договорного обязательства, содержащимся либо в законодательстве, либо в самом договоре. В отличие от казахстанского законодательства и судебной практики, в которой часто применяется субъективное понятие вины, затрудняющее возмещение ущерба и нередко способствующее должнику в случае нарушения договорных обязанностей доказать свою невиновность, в германском праве понятие вины согласно § 276 ГГУ подлежит определению с помощью объективного критерия небрежности: «Если не предусмотрено иное, должник отвечает за умысел и небрежность». Небрежностью считается несоблюдение той степени заботливости, которая требуется от должника по обычаям оборота (абз.1 § 276 ГГУ) или, иначе говоря, которую применяет в обороте «заботливый хозяин» (абстрактный критерий), или той степени заботливости, которую должник проявляет в собственных делах (конкретный критерий). Мы согласны с И. Деппе, который подчеркивал, что важно не то, что в состоянии исполнить данный должник, важна заботливость, которую, как правило, можно требовать от любого человека соответствующего делового круга и его возраста3. Это означает, что в германском праве, которое дополняется или упрощается судебной практикой, в целях облегчения и обеспечения безопасности правового и делового оборота применяется более строгий критерий, чем в обязательственном праве Казахстана. Определение субъективной небрежности типизируется по небрежности и тем самым объективируется. В субъективном отношении задается всего лишь вопрос о том, можно ли вменить должнику его противоправное поведение и нарушение обязанности с учетом § 827, 828 ГГУ. И здесь важное место в рассмотрении вопросов вины должника занимает невозможность исполнения им обязательства. В этой связи Е.В. Бутенко4 подчеркивает, что доказательство отсутствия вины в правоприменительной практике Германии обычно достигается путем установления тех обстоятельств дела, которые сделали исполнение обязательства невозможным, несмотря на принятие всех мер должником. Таким образом, можно сказать: где начинается объективная невозможность исполнения, там заканчивается вина должника. Именно в этом свете рассмотрение объективной невозможности исполнения обязательства (и отграничение ее от субъективной невозможности) приобретает особый смысл для понимания пределов вины должника в гражданском праве Германии, цивилистическая доктрина которой, исходя из принципа «невозможное не может быть предметом обязательства», выделяет следующие виды невозможности исполнения: a) первоначальная невозможность исполнения (невозможность исполнения в момент заключения договора), которая лишает самый договор юридической силы (договор ничтожен); б) последующая невозможность исполнения, т.е. невозможность исполнения после заключения договора. Последующая невозможность исполнения является условием освобождения должника от ответственности, если не будет доказано, что невозможность исполнения возникла по вине должника. Причиной невозможности исполнения является случай, т.е. обстоятельство, которое должник при всей своей внимательности не мог ни предвидеть, ни предотвратить. Квалифицированным случаем является непреодолимая сила (hohere Gewalt), которую германская судебная практика и научная доктрина в целом определяют как обстоятельства, которые невозможно ни предвидеть, ни предотвратить при современном уровне человеческих знаний и возможностей. К этим обстоятельствам относятся стихийные бедствия: землетрясения, наводнения, пожар и т.п.; такие события социальной жизни, как война, революция, восстание, а также акты государственной власти, например запрещение экспорта или импорта, и вообще все явления и обстоятельства, представляющие собой по отношению к должнику постороннюю силу. Устранение этих обстоятельств совершенно не зависит и не может зависеть от воли должника и воли всякого другого человека и что, следовательно, делает исполнение обязательства невозможным. Значение данных правовых категорий именно в том и состоит, что при наличии любого из этих событий должник считается невиновным в нарушении обязательства и освобождается от ответственности. При этом, однако, Германским гражданским уложением предусмотрены ситуации более строгой ответственности должника: он отвечает не только за вину, но и случай, например: должник, находящийся в просрочке (§ 287 ГГУ), хозяин гостиницы — за сохранность вещей постояльцев (§ 701 ГГУ) и др.5 Таким образом, германская объективация субъективной небрежности происходит через умозаключение, которое обеспечивается посредством формулирования вопроса: «Можно ли было избежать нарушения обязательства и было ли оно предсказуемым?». При этом для оценки решающим является не личная точка зрения должника, а правила делового оборота. В казахстанской же гражданской правовой системе, включаю- щей как гражданское законодательство, так правоприменительную практику, в значительно меньшей степени действует презумпция виновности должника, а доказательства, оправдывающие должника, нередко имеют иную функцию, чем в германском праве, поскольку германской правовой системой нарушение должником своих обязанностей не вменяется ему в вину, а просто устанавливается как факт. В гражданском праве Казахстана, напротив, есть большая возможность для должника приводить в свое оправдание все возможные обстоятельства или препятствия для исполнения своих обязательств, которые имели место в его личной сфере и создали определенные трудности. Суды нередко вынуждены учитывать личную ситуацию должника в каждом отдельном случае и лишь при наличии оправданного упрека лично к должнику в его особой ситуации могут обосновать ответственность за нарушение договорного обязательства. Зачастую должники в судебных тяжбах ссылаются на изменения рыночных цен, технических условий, неисполнение обязательств контрагентами и на другие обстоятельства, затрудняющие либо обременяющие исполнение обязательства. Такой возможности в Германии не предоставляется должнику ни законодательством, ни судебной практикой, поскольку в германском законодательстве действуют принципы обязательственного права, которые фактически обосновывают объективную ответственность должника, когда соответствующие требования предъявляются сообразно с обязательным для участников гражданского оборота масштабом поведения. Эта ответственность вытекает из наличия вменяемой ему в вину небрежности, состоящей в недостаточной внимательности должника к своему обязательству, в совершении того, чего ему совершать не следовало, в нерадении о том, о чем заботиться он был обязан. Такой подход, конечно же, не может учитывать личную ситуацию должника, отсутствие у него, например, денежных средств и другие обстоятельства. Кроме того, необходимо учитывать, что в германском гражданском праве, дополненном судебной практикой и научной доктриной, неисполнение либо ненадлежащее исполнение обязательств по договору порождает не юридическую ответственность в ее традиционном понимании, подразумевающем применение мер государственного принуждения к виновному лицу за совершенное правонарушение, а возникновение новых (нового) обязательств(а) для стороны, допустившей гражданско-правовое нарушение. Как видим, с одной стороны, в казахстанском законодательстве намечен серьезный отход от понятия вины, заимствованного из уголовного права и ориентированного исключительно на психологические критерии (умысел и небрежность), и введена объективная категория поведения, характерная для германского права: должник обязан принять меры для обеспечения надлежащего исполнения своих договорных обязательств. С другой стороны, в судебной практике Казахстана все еще часто применяется субъективное понятие вины, затрудняющее возмещение ущерба и нередко способствующее должнику в случае нарушения обязанностей доказать свою невиновность. Как исключить такие противоположности, затрудняющие процесс правового регулирования, не обеспечивающие его стабильности? К тому же недобросовестные судьи могут использовать эту норму по своему усмотрению, поскольку установление вины находится в их компетенции. Во-первых, это возможность внесения изменения в гражданское законодательство РК с некоторым ужесточением ответственности в обязательственных правоотношениях, как это установлено, например, в ч. 1 § 276 ГГУ, которая предусматривает две основные группы типовых случаев имущественной ответственности без наличия вины: должник отвечает за умысел и неосторожность в особенности из предоставления гарантии или из собственного риска приобретения. В случае принятия на себя риска приобретения предметов, обещанных по договору, значение имеют содержание договора и тип обещания. Если партнер по договору должен деньги, он обязан их выплатить в любом случае; если он должен поставить пшеницу, а ее не осталось у него самого, он обязан купить ее на рынке. В случае предоставления гарантии ее содержание подлежит определению посредством толкования текста договора. В торговом праве Германии, например, существует возможность договорного расширения предусмотренной законом ответственности, в частности в случае гарантирования определенных свойств и качеств товара. В таких случаях продавец независимо от своей вины отвечает за отсутствие гарантированного свойства товара6. Во-вторых, учитывая, что судебная практика германских гражданских судов дополняет или упрощает обвинение должника в небрежности на основе объективных обязанностей правильного поведения, т.е. развивает законодательство, казахстанским судам следовало бы также создавать правоположения, ограничивающие принцип виновности и обосновывающие объективную ответственность должника. В-третьих, используя возможность принятия Верховным судом РК нормативных постановлений, дополняющих и конкретизирующих нормы закона и являющихся действующим правом согласно Конституции РК, следует установить в нормативных постановлениях правила, предусматривающие разделение на типы сделок и группы профессий, в отношении которых действуют определенные, более строгие требования к заботливости. Необходимо подчеркнуть, что в этом аспекте уникальным является предложение широко известного как в Казахстане, так и за рубежом ученого-цивилиста, профессора А.Г. Диденко по внедрению в казахстанскую правовую систему института «Ульге», который будет «представлять собой акт судебного органа, утвержденный Верховным судом Республики Казахстан, и который мог быть использован участниками гражданского процесса в качестве доводов в обоснование своей позиции, которым суд при рассмотрении дела должен дать свою оценку. Ульге может быть актом любого судебного органа, выбранного в качестве такового Верховным судом. Статья 6 ГК РК предусматривает, что при выяснении точного смысла нормы гражданского законодательства необходимо учитывать исторические условия, при которых она вводилась в действие, и ее истолкование в судебной практике. Ульге развивает и конкретизирует данное положение закона. Норма статьи 6 ГК РК имеет в виду сложившуюся линию судебной практики, указания, содержащиеся в нормативных постановлениях Верховного суда, а ульге отражает не только сложившуюся практику, но и намечает ориентиры для вы- работки определенного направления будущей практики»7. Ульге можно было бы оформить в качестве приложения к нормативным постановлениям ВС РК, которые принимаются, как известно, по результатом обобщения судебной практики в целях обеспечения ее единства, развития текущего законодательства, восполнения пробелов в праве. Выбранные ВС РК образцовые судебные акты по рассмотрению споров по гражданско-правовым отношениям, связанным с исполнением обязательств, могли бы стать хорошим ориентиром в механизме гражданско-правового регулирования аналогичных судебных споров. В-четвертых, принимая во внимание то обстоятельство, что научная доктрина, влияя на законодательство и правоприменение, является по сути косвенным источником права, следовало бы и дальше развивать комментирование норм законодательства и судебных решений учеными-правоведами в направлении, обосновывающем объективную ответственность должника и отход от учета личной ситуации должника в каждом отдельном случае. Если же кратко затронуть вопрос о субъектах предпринимательской деятельности, то в российской юридической литературе отмечалось, что правило, закрепленное в гражданском законодательстве РФ и РК (п. 2 ст. 359 ГК РК), о единственном основании освобождения от ответственности лица, не исполнившего или ненадлежащим образом исполнившего обязательство при осуществлении предпринимательской деятельности, — непреодолимой силе, т.е. об ответственности этой категории должников без учета их вины, является оригинальным по сравнению с современным законодательством стран континентальной Европы. Германские авторы, напротив, подчеркивали, что освобождение коммерсанта от ответственности исключительно в случае форс мажора является чрезмерным ужесточением имущественной ответственности и не имеет параллелей в европейском законодательстве.
______________________________ 1 Комментарий к Гражданскому кодексу РК / Отв. ред. М.К. Сулейменов. Алматы, 2007. 2 Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право: Общие положения. М., 2005. 3 См.: Деппе И. К вопросу об обосновании ответственности за нарушение обязательств в общем обязательственном праве Казахстана и ФРГ: Материалы Межд. науч.-практ. конф.//Материалы Проблемы договорного права и обеспечения исполнения договоров в государствах Кавказа и Центральной Азии. Бремен, 2008. 4 Бутенко Е.В. Вина в нарушении договорных обязательств в гражданском праве зарубежных государств. URL: http://www/jourclub.ru/31/1205/C.1. 5 Бутенко Е.В. С. 2. 6 Деппе И. С. 11. 7 Диденко А.Г. Ульге — один из путей укрепления судебной власти // Диденко А.Г. Теория гражданского права: вызовы времени. Алматы: Раритет, 2013. С. 74—75. См. эту работу также на сайте zakon.kz.
Доступ к документам и консультации
от ведущих специалистов |