|
|
|
О статусе акционерных обществ
Фархад Карагусов, директор Юридического департамента ОАО «Народный Банк Казахстана»
1. Май 2003 года оказался очень богатым на законодательные новеллы в регулировании рынка ценных бумаг. В частности, в официальной печати были опубликованы и уже вступили в силу сразу два крупных Закона: «Об акционерных обществах» от 13 мая 2003 года1 и «О внесении изменений и дополнений в некоторые законодательные акты Республики Казахстан по вопросам рынка ценных бумаг и акционерных обществ» от 16 мая 2003 года.2 Значение этих двух законодательных актов для развития соответствующих экономических отношений и рыночной инфраструктуры, а также для формирования новой деловой и юридической практики очень велико. Особенно в данном случае выделяется своим содержанием новый Закон «Об акционерных обществах». Несмотря на то, что ряд его норм заимствован из прежнего закона, новый законодательный акт предусматривает принципиальные новшества относительно правового статуса акционерного общества, структуры его органов, разделения их компетенции и ответственности, режима раскрытия информации и другое. Аналогичные оценки содержатся в уже появившихся комментариях в связи с принятием этого Закона.3 Действительно, не вызывают сомнений правомерность и обоснованность отказа от закрытых акционерных обществ и, в связи с этим, повышение требований к правовому положению и деятельности акционерных обществ, в том числе к минимальному размеру их уставного капитала, а также установление более сложного режима информационного обмена между обществом и его акционерами. Важным представляется закрепление прямых запретов совету директоров принимать решения по вопросам, отнесенным уставом к компетенции исполнительного органа, а также принимать решения, противоречащие решениям общего собрания акционеров (п. 4 ст.53). Представляется, что эти нормы позволят повысить ответственность исполнительного органа, расширить их самостоятельность в управлении деятельностью общества, внести большую определенность в вопросах разграничения сфер принятия управленческих решений органами общества. С учетом направленности законодательства о рынке ценных бумаг на защиту законных интересов инвесторов представляется в целом целесообразным установление в ст.ст. 79 и 80 более широких перечней информации, обязательно предоставляемой акционерным обществом его акционерам, и, соответственно, документов общества, подлежащих хранению в течение всего срока деятельности общества или иных сроков, установленных законодательством. К сожалению, Закон избежал определения того порядка, в соответствии с которым соответствующая информация будет доводиться до сведения акционеров. В свою очередь, сами акционерные общества могут стать заложниками такой нормы, поскольку понимание о способах обязательного доведения соответствующей информации до сведения акционеров может принципиально различаться у самого общества и, например, у акционера или уполномоченного государственного органа. Эти конфликты целесообразно предупреждать наличием достаточно определенных процедур на законодательном уровне. Необходимо также учитывать наличие жесткой конкуренции между участниками рынка и насущную потребность защитить правомерный интерес предпринимателей иметь коммерческие секреты. Новый Закон, к сожалению, не обеспечивает баланса интересов самого общества и его акционеров в этом вопросе. В этой связи представляется более корректным закрепить право на получение определенной категории сведений (например, всех решений совета директоров и информации об их исполнении) только за крупными акционерами общества. Это позволит более последовательно очертить линию на повышение ответственности совета директоров и исполнительного органа общества перед его акционерами, а также оградить общество и его деятельность от злоупотреблений своим правовым положением со стороны мелких акционеров. Несмотря на такие существенные поправки действующего корпоративного законодательства, думается, однако, что наиболее важными являются изменения, внесенные вышеперечисленными законами, которые существенно влияют на содержание правового института ценных бумаг, в значительной степени корректируют правовой режим ряда ценных бумаг и статус их держателей. Краткий анализ именно этих изменений составляет основное содержание данной статьи. 2. Институт ценных бумаг и правовое обеспечение рынка ценных бумаг является предметом обширных и порой довольно жестких дискуссий, как в науке гражданского права, так и в сфере нормотворчества и осуществления практической деятельности. В объяснение обоснованности этих дискуссий все их участники (ученые-исследователи, практики профессиональной деятельности, представители регулирующих органов и др.) приводят практически одни и те же аргументы – развитие информационных технологий, усиление требований к повышению ликвидности оборотоспособных активов, вытеснение бумажного документооборота трансфертом субъективных имущественных прав по специальным счетам в информационных и электронных системах.4 Все эти утверждения справедливы. Вопрос, однако, заключается в том, насколько все эти причины обусловливают фактический отказ от классического правового института ценных бумаг. В частности, новая редакция ст. 129 ГК РК отныне не содержит легального определения понятия ценной бумаги, выработанного в теории и в процессе нормативно-правового регулирования обращения ценных бумаг в течение ряда столетий. В данном случае речь идет не о том, что современное развитие рынков капитала требует использования новых форм для повышения степени оборотоспособности финансовых активов и защищенности правомерных интересов инвесторов на этом рынке. Наша позиция совершенно однозначна - в пользу таких новых форм. Однако их разработка и внедрение должны обеспечить, во-первых, целесообразное правовое регулирование и органичное введение новых правовых норм в систему действующего законодательства, а во-вторых, сохранение правовых институтов, до сих пор востребованных практикой. В рассматриваемой ситуации, несмотря на снижение объема документарного оборота в сфере обращения ценных бумаг, традиционные ценные бумаги как особая категория юридических документов на бумажных носителях сохраняют свою актуальность для делового оборота. Более того, в настоящее время такая актуальность стала даже более очевидной в связи с активизацией вексельного обращения, формированием рынка зерновых расписок, ипотечных свидетельств и др. А ведь перечисленные сферы гражданского оборота предполагают использование исключительно тех документов, которые определяются термином «ценная бумага», как он определялся в прежней редакции п.1 ст. 129 ГК РК. Эта же актуальность подтверждается, например, принятием Закона от 3 июня 2003 г. «О внесении изменений и дополнений в некоторые законодательные акты Республики Казахстан по вопросам ипотечного кредитования»,5 в котором очень корректно отражены ряд аспектов правового режима ипотечных свидетельств, основываясь именно на содержании классического правового института ценных бумаг как разновидности юридических документов. 3. Необходимо отметить, что существуют различные точки зрения относительно оправданности закрепления в правовых актах легальных определений различных юридических терминов. Одной из них является позиция о том, что закон не является учебником и поэтому не следует перегружать его дефинициями. Эта точка зрения справедлива с учетом общепринятых правил юридической техники и целесообразности, поскольку позволяет и способствует тому, чтобы практика правоприменения основывалась не только на формальных требованиях закона, но и использовала богатые достижения науки и обычаи гражданского оборота. К сожалению, казахстанская реальность такова, что в большинстве случаев субъекты этого оборота либо сами ограничивают себя только содержанием закона и упускают многие важные детали, остающиеся за пределами его прямого регулирования, либо настолько отдаляются от теории, обычаев оборота и реальных потребностей общества, что создают правовые конструкции, разумность и обоснованность которых становятся сомнительными. С учетом такого обстоятельства представляется все-таки целесообразным пока следовать практике установления легальных дефиниций в нормах закона. В противном случае прецеденты искажения правового смысла классических правовых институтов, как это случилось с институтом ценных бумаг (см. ниже), увеличатся. 4. Следует сразу отметить, что существовавшее прежде в ст. 129 ГК РК определение ценной бумаги в целом соответствовала природе этих правовых инструментов и их предназначению в обороте, аналогичным образом отраженному в законодательстве всех государств рыночного типа. Это определение позволяло отделить ценные бумаги от других способов удостоверения субъективных имущественных прав, обеспечить их оборотоспособность, признавая ценные бумаги передаваемыми объектами гражданских прав, и защиту законных интересов их держателей, оптимально сбалансировав их с публичным интересом. Однако, в соответствии с новым законодательством ценная бумага – это «совокупность определенных записей и других обозначений, удостоверяющих имущественные права» (п. 1 ст. 129 ГК РК). Эта дефиниция ликвидировала все существенные признаки, идентифицирующие ценную бумагу среди других способов удостоверения имущественных прав. Сразу возникло множество вопросов. Чем, в частности, теперь ценная бумага отличается от простого письменного договора, от записи в реестре, например, прав на недвижимость, от простой расписки в получении имущества в долг и т.д.? Какие «определенные» записи и обозначения должны составлять ту совокупность, которая теперь называется ценной бумагой? Какие «обозначения» (и обозначения чего?) должны быть включены в эту совокупность, чтобы она была ценной бумагой? И вообще, зачем нам простое удостоверение имущественного права такой ценной бумагой, если основной смысл ценной бумаги изначально и до рассматриваемых в настоящей статье изменений в законодательстве Казахстана заключался в том, чтобы надежно удостоверенное ценной бумагой субъективное имущественное право могло быть свободно передано другому лицу с осуществлением строго регламентированных законом действий? На все эти вопросы, видимо, придется искать обоснование в теории права. Однако наши исследования правовой природы ценных бумаг на протяжении нескольких лет позволяют нам утверждать, что таких обоснований в теории гражданского (частного) права нет. 5. Традиционно ценная бумага представляет собой именно бумажный документ, своим строго регламентированным законом содержанием удостоверяющий регулируемое законом оборотоспособное субъективное имущественное право однозначно идентифицируемого этим документом его владельца, которое может быть осуществлено при условии предъявления подлинника этого документа указанному в нем должнику либо передано третьему лицу посредством строго регламентированных законом действий по передаче ему подлинника документа. Исходя из этого определения, закон целесообразно регулирует виды ценных бумаг, способы их передачи, распределяет риск владельца ценной бумаги и должника по ней, а также предусматривает однозначные и действенные способы правовой охраны прав субъектов правоотношений, связанных с ценными бумагами. Наиболее важным аспектом данного понятия является то, что отделение ценной бумаги как документа от удостоверяемого ею субъективного имущественного права приводит к лишению ценной бумаги правового значения и социально-экономической ценности. В свою очередь, само имущественное право не прекращается, однако, возможность требовать от должника принудительного исполнения его обязательства в пользу правообладателя становится минимальной. Это обстоятельство влечет за собой, по крайней мере, два правовых последствия. Первое заключается в том, что неразрывность ценной бумаги и имущественного права позволили отнести ценные бумаги к категориям имущества и, соответственно, объектов гражданских прав. Из смысла же ст.ст. 115 и 116 ГК РК следует, что имущество, являющееся объектом гражданских прав, должно быть оборотоспособным, т.е. ликвидным, и, следовательно, обладать стоимостью. Ликвидность же ценной бумаги обусловливается только стоимостью удостоверяемого ею имущественного права, прекращение которого влечет за собой нецелесообразность (фактическое прекращение) обращения ценной бумаги в качестве объекта гражданских прав. Второе немаловажное обстоятельство заключается в том, что имущественное право, удостоверяемое ценной бумагой, может быть отделено от нее, но продолжать существовать в качестве объекта гражданских прав. Но здесь возникает потребность в адекватной замене ценной бумаги другой формой, которая бы объективировала бестелесное имущественное право, позволяла бы идентифицировать его и обеспечить его оборотоспособность. В данном случае нет ничего неправомерного, задача заключается лишь в поиске необходимой формы и регламентации ее режима. Но необходимо иметь в виду то, что к ценным бумагам эта форма уже не будет иметь никакого отношения. 6. Что же случилось с изменением легального определения ценной бумаги в Республике Казахстан? Во-первых, ценной бумаге как форме существования имущественных прав и объекту гражданских прав отказано в существовании. Во-вторых, к категории объектов гражданских прав отнесено то, что по своей сути не может быть к ним отнесено. Дело в том, что в ст. 115 ГК РК ценные бумаги как были отнесены к объектам гражданских прав, так и относятся. Однако само изменившееся понятие ценной бумаги теперь означает, что объектом гражданских прав может быть некая совокупность записей, удостоверяющих имущественные права. Этот нонсенс не поддается пониманию. В отношении каждого объекта гражданских прав должны существовать права их владельца, позволяющие ему распоряжаться этим объектом, включая его передачу третьим лицам. Как в данном случае может совокупность записей кому-то принадлежать на праве собственности? Как может эта совокупность быть истребована из чужого незаконного владения? Кроме того, если в случае бездокументарных ценных бумаг запись и ее изменения осуществляется реестродержателем или номинальным держателем, то эта запись как ценная бумага не принадлежит ни указанным субъектам, ни собственно владельцу ценных бумаг. Она лишь удостоверяет, что последнему принадлежат определенные имущественные права, идентифицируемые, например, в уставе эмитента или в проспекте выпуска. Следовательно, это не во власти владельца ценных бумаг распорядиться такой записью. В связи с этим думается, что изменение формулировки определения ценной бумаги в ст. 129 ГК РК не является оправданным. Как нам видится, законодатель этим самым преследовал цель разрешить давно назревшую проблему соотношения ценных бумаг как особых категорий юридических документов и бездокументарных ценных бумаг. Но эта важная задача не может быть решена путем упразднения одного действующего института, проверенного временем и практикой, за счет его замены необоснованным набором правил, установленных без учета содержания гражданского кодекса и природы соответствующих гражданско-правовых отношений. 7. В этой ситуации наиболее целесообразным было бы сохранить институт ценных бумаг, как он существовал прежде. Одновременно действительно необходимым было выделить отдельно эмиссионные ценные бумаги, идентифицировав их, однако, не только по формальным признакам (наличие однородных признаков и реквизитов, обращение на единых для данного выпуска условиях), но и по природе тех субъективных имущественных прав, которые удостоверяются этими бумагами (инвестиции в капитал или предоставление земных средств), и сфере их обращения (рынок капитала). Следующим шагом достаточным было бы указать, что эмиссионные ценные бумаги являются бездокументарными ценными бумагами, т.е. соответствующие права удостоверяются записями по специальному счету ценных бумаг и передаются изменением содержания этих записей. Ведение же таких счетов осуществляется специально уполномоченными и ответственными субъектами. То есть сами бездокументарные ценные бумаги, если мы хотим сохранить за ними статус имущества и объектов гражданских прав (что представляется целесообразным) должны быть признаны субъективными имущественными правами определенного содержания, удостоверяемые вышеуказанным способом. В связи с этим представляется некорректным содержащееся в новой редакции ст. 129 ГК РК определение бездокументарных ценных бумаг как ценных бумаг, выпущенных в бездокументарной форме (в виде совокупности электронных записей). Такая дефиниция сразу же исключает бездокументарные ценные бумаги из круга объектов гражданских прав, а соответствующих правообладателей лишает возможности свободно осуществлять права обладателей такими ценными бумагами и пользоваться правовой охраной этих своих прав. 8. Некорректной является и новая формулировка п.1 ст. 130, согласно которой при передаче так называемой документарной ценной бумаги на хранение лицензированному профессиональному участнику рынка ценных бумаг подтверждением права на такую бумагу является выписка со счета, открытого данным профессиональным участником в целях ее учета. Природа ценной бумаги такова, что подтверждение прав на нее (легитимация ее управомоченного держателя) обусловлено владением ценной бумаги и ее содержанием, указывающим на упомянутого держателя. Другими словами право на ценную бумагу удостоверяется только самой этой ценной бумагой. Этот постулат обусловил и соответствующее распределение риска в правоотношениях по ценным бумагам. Наиболее убедительным является пример предъявительских и ордерных с последним бланковым индоссаментом ценных бумаг: выбытие такого документа из рук его владельца влечет за собой риск утраты и соответствующего права, удостоверяемого таким документом. Именно поэтому передача таких ценных бумаг на хранение, хотя и допустима, но нецелесообразна. Но особенно недопустимым является то, что эта статья установила приоритет содержания выписки со счета перед содержанием ценной бумаги в случае расхождения между ними. Эта норма, действительно, свела к нулю все правовое значение ценной бумаги для делового оборота. 9. Небрежное обращение с выводами теории гражданского права и практики реализации гражданско-правовых отношений обусловило и некорректную классификацию ценных бумаг. Так, п.3 ст. 129 ГК РК в новой редакции делит ценные бумаги по форме выпуска на документарные и бездокументарные, эмиссионные и неэмиссионные, именные, предъявительские и ордерные. Не вызывает возражений существование перечисленных классификаций ценных бумаг. Однако каждая классификация должна иметь свое юридически значимое основание. Новый же Закон для всех перечисленных разделений ценных бумаг определил только одно основание – форму выпуска. Это представляется неправильным по следующим причинам. Форму выпуска как основание для классификации ценных бумаг можно рассматривать только в случае, когда речь идет о выпуске ценных бумаг либо о выпуске совокупности имущественных прав для обращения на рынке капитала в качестве бездокументарных ценных бумаг. Что касается таких видов ценных бумаг, как предъявительские, ордерные и именные, то они, во-первых, характерны только для традиционных ценных бумаг в форме бумажного документа, а во-вторых, основанием для такой классификации является способ легитимации по бумаге (т.е. подтверждения прав притязаний по ней) ее владельца, а не форма выпуска. Разделение же ценных бумаг на эмиссионные и неэмиссионные обусловливается, как уже отмечалось выше, содержанием удостоверяемых ими субъективных гражданских прав, возможностью их массовой эмиссии и сферой их обращения. В частности, неэмиссионная ценная бумага не может быть объектом рынка ценных бумаг (рынка капитала) и, как правило, выпускается с учетом, если так можно выразиться, индивидуально-определенных для нее условий обращения и погашения. Каждая из этих классификаций обусловливает и соответствующие правовые последствия, связанные с выпуском ценных бумаг, передачей прав по ним, подтверждения исполнения предусмотренных ими обязанностей должника и др. В том числе они означают, что неэмиссионные ценные бумаги не могут выпускаться в бездокументарной форме, а разделение по способу легитимации (см. выше) характерно только для традиционных ценных бумаг в форме документа. 10. Отсутствие четких законодательных критериев ценной бумаги и оснований для закрепленных в ГК РК классификаций ценных бумаг обусловливает откровенные нонсенсы на практике. Об одном из таких мы уже указывали в своих предыдущих публикациях, критикуя попытку введения в оборот эмиссионной ценной бумаги складской коносамент «Унифицированный зерновой варрант».6 Аналогичной критики заслуживает признание банковского депозитного сертификата неэмиссионной именной ценной бумагой, выпускаемой в бездокументарной форме и «удостоверяющей права ее держателя на получение по истечении установленного для нее условиями выпуска срока обращения либо до его истечения, ее номинальной стоимости, а также вознаграждения в размере, установленном условиями выпуска».7 По сути, этот депозитный сертификат призван подтверждать наличие прав у вкладчика банка по сберегательному счету. Но ведь эти права уже удостоверяются содержанием этого счета и соответствующим договором между банком и его клиентом! Зачем дублировать одну электронную запись еще одной записью, уже удостоверяющей право на депозитный сертификат? Весь смысл такого сертификата видится лишь в том, чтобы облегчить уступку прав вкладчика в отношении депозита третьему лицу способами, характерными для передачи прав по традиционным ценным бумагам. То есть, поскольку он (сертификат) является неэмиссионной ценной бумагой, а права вкладчика удостоверяются содержанием банковского счета, то и сам сертификат должен иметь конкретную материальную форму бумажного документа. Только в таком случае можно согласиться с экономической целесообразностью признания этих сертификатов ценными бумагами. 11. С учетом изложенного представляется необходимым пересмотреть новые нормы ГК РК, относящиеся к правовому режиму ценных бумаг, более рационально связать потребности практики с объективными выводами и концепциями теории и устранить все недоразумения, вызванные пренебрежением этими достижениями науки. И не только - правовой. Данное замечание относится к содержанию того легального определения финансового инструмента, которое Законом об изменениях в законодательстве по вопросам рынка ценных бумаг закреплено в п/п 37 ст. 2 Закона от 5 марта 1997 г. «О рынке ценных бумаг».8 Согласно данному определению такой инструмент представляет собой «вид актива, потребительская стоимость которого определяется возможностью его использования в качестве средства обращения и (или) платежа и обладающего способностью быть конвертируемым в национальную валюту». Сразу же обращает на себя внимание факт некорректного использования терминологии, ибо из курса экономической теории известно, что существует потребительная стоимость товара, но никак не «потребительская стоимость». Кроме того, из содержания этого определения следует, что финансовым инструментом в большинстве случаев является иностранная валюта, которая при определенных условиях по законодательству Казахстана может быть использована в качестве денег, ибо функция средства обращения и способность быть конвертируемыми присущи именно деньгам. И в подавляющем большинстве случаев именно деньги являются средством платежа, а по казахстанскому законодательству платеж может быть осуществлен только деньгами. В связи с этим такие финансовые инструменты не могут обладать потребительной стоимостью, ибо это свойство присуще только товару, но не деньгам. Если же под финансовым инструментом понимается нечто иное, чем деньги, (например, производные финансовые инструменты, позволяющие страховать риски по сделкам, приобретать и осуществлять какие-то преимущественные права в отношении определенных видов имущества), то определение этого понятия должно быть иным. В любом случае, для таких финансовых инструментов не должна быть определяющей возможность быть использованной в качестве средства платежа, а функция средства обращения и способность к конвертируемости, видимо, вообще не могут быть их характеристиками. 12. Поскольку мы заговорили здесь о финансовых инструментах, также обратим внимание на изменение легального определения опциона, которое содержится в новом Законе «Об акционерных обществах». Следует отметить, что прежний закон об акционерных обществах в ст. 2 в достаточной степени корректно определял опцион как двусторонний договор, удостоверяющий право одной его стороны на куплю (продажу) и обязательство другой стороны на продажу (куплю) определенного количества ценных бумаг определенного вида по согласованной цене и в течение срока, установленного договором. С учетом такого определения предыдущий закон в ст. 32 предоставлял акционерным обществам право заключать на установленных законодательством условиях такие опционы в отношении выпускаемых ими ценных бумаг. Новый Закон в ст. 29 предусматривает аналогичный режим опционов, устанавливая при этом более четкие условия. Однако в ст. 1 этого Закона определение понятия «опцион» не соответствует тому режиму, да и направленности самого Закона, который установлен в ст. 29. В частности, Закон определяет опцион как «производную ценную бумагу установленной формы, покупатель которой приобретает право по истечении определенного срока купить или продать базовый актив, оговоренный в опционе в опционе по обусловленной цене». Это определение некорректно по ряду оснований. Прежде всего, оно сводит суть опциона как соглашения к форме как производной ценной бумаги. То есть содержание подменено формой. Учитывая же, что полноценные критерии производной ценной бумаги до сих пор не установлены законодательством Казахстана, Закон создает хорошую основу для разногласий среди участников оборота, регулирующих органов и контролирующих субъектов относительно содержания соответствующих правоотношений. Само это определение также не соответствует и содержанию Закона, ибо акционерные общества в данном случае вправе заключать опционы только в отношений своих ценных бумаг (ст.29), но не каких-то их «базовых активов». В то же время, если общество в ходе своей деятельности вознамерится в рамках ГК РК заключить опцион как условную сделку в отношении иного имущества, оно может быть существенно связано данным довольно некорректным определением опциона. Кроме всего прочего не ясно, как будет установлена форма такого опциона, и чем может или должна быть обусловлена цена «базового актива». Сам же текст определения содержит еще и пуктуационную ошибку, что является недопустимым в случае официального опубликования законодательных актов. В связи с изложенным представляется, что прежний закон об акционерных обществах по своему содержанию в этом вопросе был более адекватен и последователен. 13. Еще одним важным моментом является то, что Закон от 5 марта 1997 г. «О регистрации сделок с ценными бумагами»9 регулирует вопросы регистрации прав по ценным бумагам. В том числе дополнения в ст. 25 данного Закона предусматривают, например, регистрацию залога ценных бумаг регистратором или номинальным держателем. Этот вопрос действительно очень актуален и требует законодательного регулирования, поскольку залог ценных бумаг в качестве способа обеспечения исполнения обязательств приобретает широкое распространение в казахстанской деловой практике. Вместе с тем, едва ли менее актуальным является и потребность в регламентации и других обременений прав на ценные бумаги. В своей практике мы сталкивались с необходимостью зарегистрировать иные ограничения прав держателя ценной бумаги, кроме залога, чтобы обеспечить исполнение им принятых на себя обязательств. Наиболее часто встречающийся случай заключается в том, чтобы зарегистрировать право приобрести определенные ценные бумаги у их собственника по опциону и ограничить права такого собственника распоряжаться данным имуществом в течение срока опциона. В данной ситуации мы неизменно основывались на общем принципе гражданского законодательства о том, что разрешаются любые правомерные действия кроме тех, которые прямо запрещены законом. Однако при обращении к регистрирующему субъекту мы встречали отказ в регистрации таких обременений со ссылкой на то, что закон не регулирует подобные ситуации. В условиях динамично развивающихся социально-экономических условий, повышения потребностей субъектов рынка, их заинтересованности в усилении правовой охраны субъективных имущественных прав и правомерного интереса было бы целесообразным предусмотреть в законе возможность регистрации наряду с залогом также иных способов ограничения прав держателей ценных бумаг по их распоряжению. 14. Вышеизложенные комментарии не преследуют цели безосновательной критики новых Законов. Основная наша задача заключается в том, чтобы идентифицировать недостатки для их учета в процессе правоприменения. Также мы предлагаем в общих чертах способы их устранения в законодательстве. При этом еще раз отметим, что новый Закон «Об акционерных обществах» расцениваем как более совершенный законодательный акт, регулирующий статус акционерных обществ. Его основные идеи являются прогрессивными, целесообразными и обоснованными с позиций и теории, и практики. Что касается второго из новых Законов, то большинство его идей мы не разделяем, что и изложено в данной статье. Вместе с тем, думается, что этот Закон является первой в странах СНГ и очень смелой попыткой решить давно назревшую проблему о понятии ценной бумаги. Этот факт сам по себе позитивен, поскольку отражает поиск решения проблемы и стремление к установлению более совершенного правового режима. К сожалению, эта попытка объективировалась в правовых нормах без должной оценки теоретической базы и реалий практики. В связи с этим представляется целесообразным продолжать поиск более оптимального решения данной задачи.
1 См. Казахстанская правда, № 141-142 от 16 мая 2003 г. 2 См. Казахстанская правда, № от 21 мая 2003 г. 3 См. напр., Шоланов Н. Новый закон Республики Казахстан «Об акционерных обществах». Общая характеристика и последствия. / Алматы, Предприниматель и право, №11 (225), июнь 2003 г. С. 2-4. 4 См. напр., Басин Ю.Г. Вытеснение бумажного носителя из оборота ценных бумаг. / Алматы, Предпринимательство и право, 2001г., №3 (169). С. 4-5. 5 См. Казахстанская правда, №167-168 от 10 июня 2003 г. 6 См. Карагусов Ф. Негосударственный долговые ценные бумаги в Республике Казахстан. / Алматы, Адилет, 2000 г. С. 13-14. 7 См. Постановление Правления Национального Банка Республики Казахстан от 21 апреля 2003г. № 140 «О признании банковских депозитных сертификатов ценными бумагами и внесении изменения в постановление Правления Национального Банка Республики Казахстан от 2 июня 2000 года № 266 «Об утверждении Инструкции о порядке открытия, ведения и закрытия банковских счетов клиентов в банках Республики Казахстан», зарегистрированное в Министерстве юстиции Республики Казахстан под № 1199». 8 См. Ведомости Парламента РК, 1997 г. №№5, 12-14; 1998 г. №№17-18; 1999 г. №20; 2000 г. №№15-16. 9 См. Ведомости Парламента РК, 1997 г. №№5, 13-14; 1998 г. №№17-18; 2000 г. №№8, 15-16; 2002 г. №17.
Доступ к документам и консультации
от ведущих специалистов |