|
|
|
О влиянии учения о юридических фактах на развитие законодательства и юридической практики
Фархад Сергеевич Карагусов, главный научный сотрудник НИИ частного права Каспийского университета, д.ю.н., профессор (г. Алматы, Республика Казахстан)
1. Понятие юридического факта в гражданском праве является важной концепцией, лежащей в основе формирования и классификации правовых норм, регулирующих возникновение и динамику осуществления гражданских правоотношений. Изучение юридических фактов и их классификаций является традиционным в правовых системах европейских государств кодифицированного гражданского права. Ф.К. фон Савиньи (как признанный родоначальник современного учения о юридических фактах) отмечал, что возникновение и прекращение каждого отдельного правоотношения применительно к определенному лицу должно подтверждаться на основе изучения и оценки конкретных событий, которые он и называл юридическими фактами. Причем, по его мнению, правила оценки обстоятельств возникновения или прекращения множества отдельных прав имеют между собой как общие, так и существенно различающиеся особенности. В частности, общим для всех юридических фактов он определил то, что «благодаря им в правоотношениях определенных лиц происходит какое-либо изменение во времени». В то же время, поскольку по своей природе, направленности воли субъектов, последствиям или зависимости от определения срока юридические факты могут существенно отличаться друг от друга, он выделял несколько их классификаций в зависимости от критерия разделения.[1] Важным выводом, к которому неизбежно приходишь после ознакомления с этим учением Савиньи, представляется то, что правовое значение всех видов юридических фактов, с одной стороны, и их упомянутые различия между собой, с другой стороны, не только обусловили их доктринальное обобщение и их классификации, но потребовали создание универсальных и абстрактных правовых норм. Положения, определяющие юридические факты и их последствия для конкретных видов гражданских правоотношений, к примеру, были включены в Гражданский кодекс Восточной Галиции 1797 года, который называют первой кодификацией частного права в Европе, появившейся еще до Кодекса Наполеона.[2] Упомянутый галицийский кодекс был создан на основе теории естественного права: возникновения у человека основных гражданских прав, способности их приобретать и осуществлять обусловливалось фактом рождения. В статьях 29 и 31 этого Гражданского кодекса со всей определенностью указывалось, что «человеческие права преимущественно врожденные, как право сохранять жизнь, приобретать необходимые для жизни вещи, совершенствовать возможности тела и души, защищать себя, заботиться о репутации и общественном мнении, пользоваться своими вещами по своему свободному усмотрению»; «эти естественные права человека не меняются гражданским обществом; чтобы ни было разрешено правом одному человеку, не может быть не разрешено другому, и что не разрешено одному человеку, не может быть разрешено другому». В ст. 30 однозначно отражались гарантии права собственности на вещи и принцип свободы договора. При этом в ст. 41 была закреплена необходимость не просто в наличии основания для возникновения права, но и обязанность правообладателя предъявить доказательства обладания правом, если это право основывается на действии, факте или событии. Таким образом, эта статья кодекса предлагала еще и классификацию юридических фактов как оснований для возникновения конкретного права, а также закрепляла их юридическое значение («право должно определяться каким-либо законным способом»). Во многих других статьях галицийского кодекса определяются юридические факты, служащие основаниями для возникновения каждого конкретного права на вещи (в вещном праве, включая право на бестелесную вещь) и каждого отдельного права по поводу вещи (в договорных отношениях и обязательствах из причинения вреда). Разнообразие этих фактов является впечатляющим (от захвата вещи, ее удержания, вступления в (на) недвижимую вещь, проведения борозды и установления ограждения до одностороннего заявления о своем праве, договора и предписаний закона). Так же и австрийский Гражданский кодекс (Всеобщее гражданское уложение Австрии, АГУ) 1811 года, принятый в Австрийской Империи позже галицийского кодекса, заменивший его и действующий по сей день,[3] содержит нормы, которые указывают, прежде всего, на те обстоятельства, которые признаются законными основаниями для возникновения гражданских прав, и уже с учетом их - на способы и условия осуществления гражданских прав и исполнения обязанностей. Причем, соответствующие положения АГУ о юридических фактах можно разделить на две группы - общие положения об основаниях возникновения гражданских прав и нормы об основаниях возникновения конкретных гражданских прав. К первой группе можно отнести такие важные положения, как общий принцип о том, что «каждый может приобретать права на условиях, установленных законом» (§ 18); «полная правоспособность в отношении частных прав приобретается в силу [австрийского] гражданства (в силу рождения у австрийских граждан)» (§ 28); «владение имуществом признается законным, когда оно основано на действительном титуле, т.е. правовом основании, подходящим для приобретения» (§ 316); «собственность не может быть приобретена без основания и правового способа приобретения (§ 380). Отдельно можно выделить и положения, из которых вытекает признаваемая австрийским правом классификация юридических фактов, включающая в себя нормы закона, сделки, иные правомерные действия, причинение вреда в результате нарушения договорных обязательств или в случае отсутствия договорных отношений, включая таковое в результате случая (§§ 859, 1294 и 1295). Ко второй группе положений АГУ о юридических фактах относятся, к примеру, нормы, применяемые к корпоративным отношениям (§ 26: «права членов разрешенной корпорации в отношениях между ними определяются договором или целью и существующими для них специальными правилами» [т.е. законом - Ф.К.]), семейным отношениям (§ 44: «семейные отношения основываются на брачном контракте»); вещным правоотношениям (§ 312 перечисляет основания / способы приобретения владения движимыми вещами, недвижимым имуществом и правами); обязательственным правоотношениям (§ 859: «субъективные права, в силу которых лицо обязуется предоставить исполнение, основываются непосредственно на законе, либо сделке, либо вытекают из причинения вреда»); основаниям для требования о возмещении причиненного вреда (§§ 1294 и 1295), а также регулирующие основания для прекращения прав и обязанностей в связи с истечением срока, установленного в завещании, договоре, судебном решении или в законе (§ 1449). Если же обратиться к Кодексу Наполеона,[4] то и можно отметить его построение таким образом, что признание отдельного правоотношения существующим (действительным) и возможность его надлежащей реализации тоже обусловлены обязательным выявлением того предусмотренного в Кодексе юридического факта, который лежит в основе возникновения или изменения этого правоотношения. Огромное количество его положений сформулировано таким образом, чтобы позволить в каждой конкретной жизненной ситуации провести прямую связь между фактическими обстоятельствами и нормами права, регулирующими возникновение соответствующих субъективных прав, и тем самым применить закон. Например, Первая книга («О лицах») направлена на регулирование правового положения граждан, содержания и пределов их субъективных прав именно в силу фактов рождения, гражданства, достижения определенного возраста, заключения или расторжения брака, рождения детей, сожительства, проживания или безвестного отсутствия по определенному месту жительства, смерти и других жизненных обстоятельств, имеющих значение для признания правоотношения. В свою очередь, самая объемная Книга третья Кодекса Наполеона так и называется «Об имуществе и о различных видоизменениях собственности», а в статьях 711-717 перечисляются юридические факты, которые могут служить основаниями для приобретения права собственности на имущество, включая наследование, завещание, дарение, приращение или присоединение вещей, находку, в силу давности или обязательств и другие обстоятельства. В ст. 1108 наличие законного основания в обязательстве перечисляется в числе четырех существенных условий, совокупностью которых определяется действительность любого соглашения. А согласно ст. 1370 допускается возникновение некоторых обязательств (правоотношений) в отсутствие договора, но в силу действия закона либо вследствие личных действий обязанного лица (квазидоговоры), в то время как в соответствии со ст. 1382 действия, причинившее вред, также обусловливает возникновение обязательства из причинения такого вреда. Аналогично значение и Гражданского уложения Германии (ГГУ).[5] Правда, при ознакомлении с его содержанием создается впечатление, что оно сформировано на основе более прагматичного подхода и в большей степени представляет собой кодификацию правовых предписаний о том, как конкретному правообладателю или конкретному обязанному субъекту надлежит себя вести, чтобы не нарушить закон и права других участников оборота. То есть, существование правоотношения как бы презюмируется, и в большинстве случаев не требуется специальное указание на то, что является основанием для возникновения сформировавших его субъективных прав и обязанностей. Применительно к Уложению в литературе, в частности, отмечается, что в нем «обстоятельства, с которыми связывалось некоторое юридическое последствие, описывались абстрактными юридическими понятиями. Такая понятийная абстракция затрудняет использование законодательного акта… Но одновременно это позволяет распространять действие нормы на новые ситуации и тем самым без изменения самого Закона реагировать на изменившиеся ситуации».[6] Но даже при таком уровне абстрактности содержания ГГУ немало его статей содержит прямое указание на конкретные юридические факты: к примеру, на момент рождения для возникновения правоспособности человека (§ 1), согласие законного представителя для действительности волеизъявления несовершеннолетнего (§ 107), выраженное в договоре прощение долга кредитором (§ 397), договор товарищества для возникновения обязанности содействовать достижению единой цели обусловлено (§ 705), обязательность указания в завещательном распоряжении для приобретения статуса опекуна (§ 1777), и другие соответствующие обстоятельства, предусмотренные в других статьях ГГУ. По результатам сопоставления техники АГУ, Кодекса Наполеона и ГГУ наиболее эффективным представляется объединение опыта этих трех великих юрисдикций (в контексте создания гражданско-правовых кодификаций) таким образом, чтобы гражданский кодекс включал как общие положения об основаниях возникновения, изменения и прекращения гражданских прав, так и конкретные основания в каждом предусмотренном кодексом конкретном случае. Общие положения позволят успешно решать задачу о применении закона в случаях, когда какое-то правоотношение прямо не регулируется или не предусмотрено законом, в том числе и при появлении новых (ранее не существовавших) ситуаций (хотя полностью избежать внесения изменений и дополнений изменений в законы невозможно). В конкретных же случаях такая техника позволит минимизировать риски и затраты, связанные с оспариванием или защитой соответствующего субъективного права, а также с принуждением к исполнению конкретной субъективной обязанности. Применительно к этому аспекту представляется совершенно обоснованной рекомендация Р. Книпера о том, что «закон должен представлять собой условную программу, которая устанавливает, что при существовании того или иного обстоятельства наступает то или иное правовое последствие. … факт и правовое последствие должны находиться как можно близко друг от друга».[7] 2. В свою очередь, в так и оставшееся непринятым русское Гражданское уложение предполагалось непосредственно включить положение, определяющее основания для приобретения и прекращения гражданских прав. И хотя в ст. 56 Гл. 1 Раздела III проекта упомянутого Гражданского уложения перечень этих оснований был ограничен договорами и односторонними волеизъявлениями, в комментарии к ней справедливо указывалось на то, что «факты, с которыми закон соединяет возникновение и прекращение гражданских прав, настолько разнообразны, что всякая попытка дать исчерпывающую классификацию должна была бы оказаться безуспешной».[8] Пояснения разработчиков русского Гражданского уложения представляются очень важными для понимания юридического значения юридических фактов и их принципиальных критериев, а также имеют значимость в качестве некоего указания о наиболее приемлемой юридической технике, применяемой для формирования соответствующих законодательных положений. В частности, в комментариях к проекту Уложения его разработчики недвусмысленно указали, что юридический факт должен быть предусмотрен законом в качестве основания для возникновения конкретного правоотношения. Представляется, что АГУ и Кодекс Наполеона являются достаточно показательными примерами применения юридической техники для воплощения такого подхода. В то же время, внимание привлекает и другое замечание разработчиков проекта Уложения: о том, что в виду практической (объективной в силу самой природы гражданских отношений) невозможности закрепить в законе исчерпывающий перечень всех возможных юридических фактов для каждого отдельного вида правоотношений, наиболее целесообразным решением предлагается «достаточно подробное указание в соответствующих местах системы тех законных оснований и условий, которые необходимы для возникновения и прекращения отдельных гражданских прав». Свою ценность также имеет выраженная мысль о целесообразности указания в законе не столько перечня юридических фактов, сколько их классификации, а также установления, по возможности, «общих правил для отдельных видов юридических фактов», но с учетом того, что «какие-то общие положения могут быть установлены только в отношении юридических сделок, которые являются лишь одной из категорий юридических фактов». В то же время, принимая обоснованность этих выводов, все же представляется, что с развитием общественных отношений и гражданского права, может стать возможным формирование каких-то разумных общих правил и в отношении других категорий юридических фактов. Во всяком случае за прошедшие сто лет с момента создания проекта русского Гражданского уложения в законодательстве России, советского союзного государства и Республики Казахстан мы можем проследить как усложнение (расширение) классификации юридических фактов, так и корректировку их понятия (от обязательной предусмотренности соответствующих оснований законом до допущения признания юридическим фактом не предусмотренных законом «действий граждан и юридических лиц, которые в силу общих начал и смысла гражданского законодательства» могут породить гражданские права и обязанности). 3. Примечательно, что вышеупомянутые рекомендации разработчиков русского Гражданского уложения не была учтена (по абсолютно понятным причинам, связанным с особенностями соответствующего исторического периода) в Гражданском кодексе РСФСР 1922 г. (в том числе и в его редакции 1952 г.).[9] Концепция этого кодекса, в целом, основывалась на том, что права граждан могут быть реализованы, если в законе нет соответствующих запретов и ограничений. Например, советскому гражданину предоставлялось право избирать не воспрещенные законом занятия и профессии, свобода его передвижений ограничивалась только территорией РСФСР (даже не всего СССР!), приобретать и отчуждать имущество можно было только с учетом указанных в законе ограничений и т.п. (ст. *5). Гражданский кодекс 1922 г. не содержал специальных положений, из содержания которых можно было бы увидеть классификацию юридических фактов, служивших основаниями для возникновения, изменения и прекращения гражданских прав, по каждому виду правоотношений предусматривались отдельные основания. В некоторых случаях из содержания норм кодекса можно было понять, что такими основаниями (отдельными или в рамках фактического состава) могли быть действия граждан и юридических лиц (статьи *7 и *26), утверждение устава или государственная регистрация юридического лица (ст.*14), разрешение соответствующего органа власти (статьи *15 и *18), истечение срока давности (статьи *44 - *51), договор или фактическая передача вещи (ст. *66), реквизиция и конфискация (статьи *69 и *70) и другие обстоятельства. В других случаях основания прямо назывались: к примеру, по ст.*106 обязательства возникали «из договоров и других указанных в законе оснований, в частности, вследствие неосновательного обогащения и вследствие причинения другому лицу вреда». Однако, после введения в действие Основ гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик от 8 декабря 1962 г.[10] традиционным стало включение в состав гражданских кодексов отдельной статьи об основаниях возникновения гражданских прав и обязанностей. В ст.4 указанных Основ была включена формулировка, остающаяся, по сути, неименной по сей день, уже будучи отраженной в законодательстве Республики Казахстан. В соответствии с ней «гражданские права и обязанности возникают из оснований, предусмотренных законодательством …, а также из действий граждан и организаций, которые, хотя и не предусмотрены законом, но в силу общих начал и смысла гражданского законодательства порождаю гражданские права и обязанности». В дополнение к этому ст. 4 Основ содержала перечень юридических фактов, которые могли выступать в качестве таких оснований, включая предусмотренные и не предусмотренные законом (но не противоречащие ему) сделки, административные акты, открытия, изобретения, рационализаторские предложения, создание произведений науки, литературы и искусства, причинение вреда другому лицу, приобретение или сбережение имущества за счет средств другого лица без достаточных оснований, иные действия граждан и организаций, а также события, с которыми закон связывает наступление гражданско-правовых последствий. Содержание ст. 4 Основ 1962 г. было точно такой же формулировкой воспроизведено в ст. 4 Гражданского кодекса Казахской ССР от 28 декабря 1963 г.,[11] а также с практически незаметными терминологическими корректировками в указании некоторых фактов - и в ст. 3 новых Основ гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик от 31 мая 1991 г.[12] С принятием 27 декабря 1994 г. Общей части действующего Гражданского кодекса Республики Казахстан («ГК») эта традиция была соблюдена. Отношение законодателя к пониманию того, какие обстоятельства служат основаниями возникновения гражданских прав и обязанностей, осталось неизменным. Лишь в перечень оснований были дополнены судебные решения, а также создание или приобретение имущества по основаниям, не запрещенным законодательными актами. Такое дополнение обусловлено ориентацией казахстанского народа на создание правового государства и формирование рыночной экономики, основанной на инициативе и ответственности предпринимателей и производителей разнообразных благ. При этом такое дополнение не сделало (и, как отмечается выше, объективно не могло сделать) данный перечень исчерпывающим: он так и остается примерным. 4. Таким образом, мы видим, что проверенное временем теоретическое учение о юридических фактах служит основой для конкретных законодательных положений об основаниях возникновения, изменения и прекращения гражданских прав, наступления и реализации гражданско-правовой ответственности. При этом в данной ситуации имеет место взаимная обусловленность теоретической основы, определенных законодательных положений и конкретных жизненных ситуаций. Например, не только содержание закона основывается на гражданско-правовой теории о понятии и классификации юридических фактов, но сами соответствующие правовые нормы «оживают», подтверждая обоснованность их законодательного закрепления, и могут применяться только в случае, когда имеет место соответствующий юридический факт. Как отмечал С.С. Алексеев, несмотря на то, что наступление какого-то факта иногда может казаться незаметным, именно юридические факты - это «та область действия права, где юридические нормы непосредственно соприкасаются с жизнью, с конкретными фактами нашей действительности».[13] В свою очередь, развитие теории гражданского права и гражданского законодательства обусловливаются изменениями в практической области осуществления разнообразных общественных отношений. Какие-то события или действия субъектов оборота приобретают или утрачивают юридическое значение (как отмечено выше в случае с включением судебных решений и создания материальных благ в перечень основания возникновения гражданских прав с принятием действующего казахстанского ГК), либо их определенная совокупность формирует отдельный фактический состав (то есть необходимую для наступления данных юридических последствий совокупность юридических фактов), и все это требует отражения в нормах закона в качестве оснований возникновения, изменения и прекращения гражданских прав и обязанностей, изменения структуры или содержания гражданских правоотношений, либо формирования последовательной судебной практики по определению конкретного юридического факта и фактического состава на основании общих законодательных положений о таких основаниях. Так, например, обоснованной представляется потребность в регулировании казахстанским правом так называемых соседских правоотношений, которые в настоящее время довольно детально исследованы (в том числе и в историческом контексте) современными российскими цивилистами.[14] А в Гражданском кодексе Молдовы специальное регулирование получило право соседства, согласно которому собственники соседних земельных участков и иного соседствующего недвижимого имущества помимо предусмотренных законом прав и обязанностей несут обязанность взаимного уважения (ст.377).[15] Очевидно, что основанием для возникновения этой обязанности является особый фактический / юридический состав, а право на его защиту возникает из фактов его нарушения и / или причинения вреда. Во всяком случае, этот вопрос имеет основания для специального исследования в контексте казахстанского права. Обратным примером является влияние законодательных норм на формирование практики, когда законодательство Казахстана отражает потребность рынка и необходимость должного юридического обеспечения для страхования новых, прежде не предусмотренных законом страховых рисков, а прецеденты такого страхования отсутствуют, и практика не развивается во много потому, что содержание законодательных положений является неоднозначным, или участники страхового рынка еще не нашли общего понимания о том, какие юридические факты или фактические составы могут рассматриваться в качестве надлежащего страхового случая. Например, в п/п. 15) п. 3 ст. 6 и п. 12 ст.7 Закона от 18 декабря 2000 г. «О страховой деятельности» прямо предусматривается страхование гарантий и поручительств в качестве отдельного класса страхования в рамках отрасли «общее страхование». Согласно легальному определению, такое страхование «представляет собой совокупность видов страхования, предусматривающих осуществление страховых выплат в размере частичной или полной компенсации ущерба, нанесенного имущественным интересам лица, выдавшего гарантию или поручительство, в результате его обязанности исполнить выданную гарантию или поручительство». В рассматриваемом случае интересом гаранта является сохранение своего имущества, в данном случае - его стоимости, (как это требуется в п.2 ст.815 ГК) за счет компенсации ущерба, который может быть понесен гарантом при исполнении его обязанности по гарантии, если не будут исполнены обеспечиваемые такой гарантией обязательства должника перед бенефициаром по гарантии. Думается, что такой интерес гаранта является правомерным и может пользоваться страховой защитой в соответствии с законодательством. Страховым случаем (то есть юридическим фактом, являющимся основанием для возникновения у гаранта права требовать страховой выплаты), очевидно, является исполнение гаранта по договору гарантии в пользу соответствующего бенефициара, в результате чего гарант несет ущерб, компенсируемый за счет соответствующих страховых выплат. В любом случае, другого подлежащего страховой защите интереса при страховании гарантий быть не может: в такой ситуации нет оснований говорить о возникновении имущественной ответственности гаранта и риска того, что гарант не сможет удовлетворить предъявленные требования его кредиторов. Принципиально у гаранта не может быть вины в том, что заемщик не исполнит обязательство, обеспеченное гарантией гаранта, а без вины (в этом случае) не может возникнуть и имущественная ответственность гаранта. Соответственно, отсутствуют основания говорить о необходимости или целесообразности для гаранта страховать свою ответственность по договорам гарантии. Однако, такой вид страхования может не получить распространения и по формально-юридическим основаниям, поскольку ст.339 ГК запрещает применение правил о переходе прав к другому лицу по регрессным требованиям (к которым относятся и требования, возникшие вследствие исполнения по гарантиям). В частности, недопустимой является уступка регрессного требования, то есть переход такого требования по сделке. Поэтому, несмотря на то, что в соответствии со ст. 344 ГК возникшие в результате исполнения по договорам гарантии требования гаранта могут переходить к страховщику на основании законодательных актов при суброгации страховщику прав / требований гаранта к заемщику, ответственному за наступление соответствующего страхового случая, целесообразным представляется внесение законодательной ясности по этому вопросу (даже, если ГК и сейчас не запрещает переход прав по регрессным требованиям, когда он осуществляется на основании законодательных актов). Отдельным направлением развития общих положений о договоре страхования видится также совершенствование норм ГК о соотношении моментов вступления в силу и сроков действия самого договора страхования и страховой защиты по нему (в первую очередь, ст. 827 ГК). В любом случае обязанность страхователя уплатить страховую премию и право страховщика на ее получение тоже должны иметь свое основание, и это основание отличается как от основания возникновения права на получение страховой выплаты, так и от оснований прекращения договора страхования. 5. В науке советского гражданского права юридическим фактом признавалось предусмотренное правовой нормой и имеющее место фактическое обстоятельство, являющееся условием / основанием возникновения определенных юридических последствий, также предусмотренных правовыми нормами либо иными правовыми инструментами (например, в случае применения предусмотренных договором последствий его неисполнения). Такое понимание концепции юридического факта как «конкретной предпосылки правового отношения» является традиционным для казахстанской науки гражданского права и основанного на ней гражданского законодательства современного Казахстана.[16] Необходимость наличия конкретных фактических обстоятельств для того, чтобы считать возникшими определенные гражданские права и обязанности, предусмотрена в ст. 7 ГК. Эта же статья содержит и классификацию юридических фактов, порождающих гражданские права и обязанности, которая включает сделки, судебные решения, административные акты, создание объектов гражданских прав, причинение вреда, иные действия, а также события, с которыми законодательством связывается наступление гражданско-правовых последствий (например, требований, обязанностей, права на защиту). В то же время ст.7 ГК традиционно допускает признание юридическим фактом не только прямо предусмотренное законом обстоятельство (включая не только предусмотренные законодательством сделки), но также и не предусмотренные, если в силу общих начал и смысла гражданского законодательства они порождают гражданские права и обязанности (в том числе, когда какие-то не регулируемые законом сделки не противоречат законодательству). В данной ситуации полное согласие вызывает позиция о том, что понятие юридического факта сохраняет свою значимость в качестве важнейшего предмета для изучения.[17] Действительно, без четкого понимания природы и содержания этого понятия, понимания особенности различных видов юридических фактов в рамках признанных классификаций невозможны ни эффективная деятельность по совершенствованию гражданского законодательства, ни обоснованная ежедневная практика защиты прав и правоприменения, которая полностью основана на оценке обоснованности возникновения того или иного субъективного гражданского права. В то же время, думается, что концентрация научных усилий на том, чтобы придумать и обосновать какую-либо новую дефиницию понятия юридический факт или сколько-нибудь принципиально отличную от общепризнанной новую классификацию юридических фактов представляется не самым перспективным делом. В противном случае такие попытки могут привести к каким-то не очень обоснованным выводам. Например, В.А. Белов считает, что достижение 18-летнего возраста, хотя и является юридическим фактом, но не порождает никакого правоотношения, поскольку только «изменяет правовой статус лица».[18] Но ведь правовой статус лица формируется именно из прав и обязанностей, и с достижением совершеннолетия у субъекта немедленно возникают определенные гражданские права и обязанности в силу закона, которые этот субъект может реализовывать и защищать. Поэтому достижение возраста восемнадцати лет как юридический факт является именно основанием возникновения определенных гражданских прав и обязанностей. В этой связи справедливой представляется оценка М.К. Сулейменова, озвученная им на данной конференции о том, что «устойчивость этой классификации в течение многих десятилетий, несмотря на многочисленные попытки ее опровергнуть или подправить, свидетельствует о ее жизнеспособности и, в конечном счете, о ее научной истинности». 6. В то же время, понятие юридических фактов имеет значимость не только для теории гражданского права и формирования гражданско-правовых норм об основаниях возникновения и прекращения гражданских прав и обязанностей. Как и Савиньи, С.С. Алексеев указывал на практическое значение проблемы юридических фактов, которое вытекает из того, что «решение любого юридического дела связано с вопросом, возникли или нет данные юридические последствия?».[19] В качестве иллюстрации для этого вывода показательным является одно из дел из практики Казахстанского международного арбитража, в рамках которого истец потребовал от ответчика возвратить соответствующую часть суммы предварительной оплаты за недопоставленный товар. Ответчик, признавая обоснованность и размер требования истца, тем не менее вернул истцу только часть затребованной к возврату суммы, указав, что в отношении невозвращенной сумм требования он на основании своего одностороннего заявления осуществил зачет в счет уплаты истцом предусмотренного договором купли-продажи штрафа за несвоевременность подачи судна для отгрузки товара. В обоснование своих действий ответчик ссылался на предусмотренную в ст. 370 ГК возможность для прекращения обязательств зачетом однородных требований. В этой ситуации арбитражному составу потребовалось очень внимательно изучать фактический состав с тем, чтобы выработать позицию относительно правомерности действий ответчика по производству такого зачета. В частности, арбитражу потребовалось особо исследовать вопрос о наличии основания возникновения у ответчика права требовать от истца уплаты соответствующего штрафа. Также необходимо было исследовать, надлежащим ли образом ответчик сделал заявление об осуществлении зачета. Тот факт, что ответчик указал на осуществленный им зачет в ответе на претензию истца, потребовавшего в ней возврата суммы предварительной платы представляется ненадлежащим заявлением ответчика о зачете. Кроме того, не являясь признанным возникшим (в том числе подлежащим принудительному исполнению), требование уплаты штрафа не может рассматриваться требованием, однородным с признанным обеими сторонами требованием истца на частичный возврат суммы предварительной платы в связи с недопоставкой товара со стороны ответчика. Однородность требований нельзя понимать как «чисто материальное понятие», «неоднородность может связываться и с различиями в юридической природе обязательств».[20] В данном случае оба этих требования основаны на положениях одного и того же договора (хотя «возможность применения зачета, как правило, вытекает именно из наличия различных договоров»),[21] однако требование истца к моменту осуществленного ответчиком зачета было обосновано фактом ненадлежащего исполнения договора со стороны ответчика и было признано обеими сторонами. В свою очередь, фактического состава, необходимого для возникновения у ответчика требования по уплате истцом штрафа, по данному конкретному случаю выявлено не было, и наличие у ответчика соответствующего требования не было признано истцом. Эти обстоятельства свидетельствовали, не только об отсутствии соответствующих юридических фактов, но и о неоднородности вышеописанных требований истца и ответчика друг к другу, лишающих проведенный ответчиком зачет юридической обоснованности. Соответственно, неправомерность проведенного зачета не могла рассматриваться и как обоснованное действие ответчика, которое могло бы повлечь надлежащее прекращение его обязанности вернуть истцу соответствующую сумму предварительной платы. Вышеописанное арбитражное разбирательство и действия арбитражного состава предполагают концентрацию внимания именно на выявлении и оценке юридических фактов, имеющих существенное значение для соответствующих правоотношений сторон данного спора. В сущности, любой спор о праве или иск об удовлетворении требования предполагает от суда или арбитража именно исследование юридических фактов: совершенно справедливым представляется утверждение Савиньи о том, что в некоторых случаях конкретные фактические обстоятельства возникновения и прекращения отдельного правоотношения «являются едва ли не единственным предметом более точного изучения и изложения».[22]
Таким образом, мы можем не только констатировать соответствие содержания норм казахстанского ГК об основаниях возникновения гражданских прав и обязанностей традиционной теории гражданского права о юридических фактах. Также представляется, что эти нормы сохраняют свою значимость в качестве адекватной правовой основы и на дальнюю перспективу. В то же время, в контексте правовой теории о юридических фактах перспективным представляется такое развитие гражданского права на доктринальном и законодательном уровнях, которое позволит по наибольшему количеству предусмотренных, как и вновь возникающих, видов гражданско-правовых сделок и иных обязательств выработать согласованную и признанную позицию об том, какой юридический факт или фактический состав лежит в основе возникновения, изменения и прекращения соответствующих субъективных прав и / или обязанностей.
__________________________
22 апреля 2015 г.
Подготовлено для участия в международной научно-практической конференции в рамках ежегодных цивилистических чтений «Юридические факты как основания возникновения, изменения и прекращения гражданских правоотношений»,
Доступ к документам и консультации
от ведущих специалистов |