|
|
|
Вернёмся к свободе выражения мнения о казахстанском суде
Е. Жовтис, директор Казахстанского международного бюро по правам человека и соблюдению законности
С интересом прочитал опубликованную 4 июля 2017 г. на сайте «Zakon.kz» статью доктора юридических наук, профессора Е.АБДРАСУЛОВА «Некоторые аспекты правовой регламентации и правильной реализации свободы публичного выражения мнения о судебной системе», в которой ряд абзацев посвящен моей скромной персоне, дискуссии вокруг статьи А.КЕНЖЕБАЕВОЙ «Адвокатура несется в пропасть: способно ли что-нибудь это остановить?» и моей реакции на неё под названием «Судебная система не жена Цезаря», опубликованной на сайте «Ratel.kz». Жаль, что автор, видимо, не ознакомился с моей следующей статьёй на эту тему «О предмете и стиле полемики о казахстанском суде», опубликованной на том же сайте 3 июля но, возможно, его статья была подготовлена до этого. Так вот значительная часть утверждений автора как раз связана со стилем полемики, а не с её предметом. И именно стиль полемики дал основания Европейскому суду по правам человека (ЕСПЧ) принять в 1995 году соответствующее решение по делу «ПРАГЕР и ОБЕРШЛИК против АВСТРИИ». Автор, указав, что ЕСПЧ не признал нарушения права господ Прагера и Обершлика на свободу выражения, обвинил меня в невнимательном прочтении этого решения и вообще в неправильном понимании решений международных органов. Позволю себе с этим не согласиться и обратить внимание на цитату из моей статьи и на само цитируемое решение. Итак, я написал: «По мнению этого органа [Европейского суда по правам человека - Е.Ж.], предметом критики могут быть судебные решения, даже когда такие решения «выносят независимые суды» (решение ЕСПЧ от 26 апреля 1995 г. по делу «ПРАГЕР и ОБЕРШЛИК против Австрии»). Как можно заметить из этого отрывка, я ничего не писал о сути решения, я написал о том, что указывал в своем решении ЕСПЧ. Полагаю необходимым в этой связи подробнее остановиться на этом решении. Напомню, что Земельный суд г.Эйзенштадт признал г-на Прагера виновным в диффамации судьи Й. на основании следующих мест в оспариваемой статье: «(1) «С самого начала они обращаются с каждым обвиняемым так, как будто тот уже был осужден». (2) «Некоторые судьи австрийских уголовных судов способны на всё». (3) «Ничто не может сравниться с …необузданной заносчивостью судьи Й.». (4) «Тип: неистовый… [Й.].» (5) «Несмотря на всё это, он чуть было не стал прокурором. Но пресса раскрыла историю, в которой имя его снова вышло на поверхность, на этот раз в связи с разбирательством уголовного дела и подозрениями, что он дал юридическую консультацию без надлежащего на то разрешения. Двое, г-н Л. и его сын, обвинялись в получении денег от людей, желавших купить квартиры в старых зданиях с помощью мошеннических договоров. Когда стало ясно, что договоры были составлены [Й.], сторона обвинения поменяла тактику: внезапно мошенническими стали не сами договоры, а намерения, стоявшие за их использованием. [Й.] не стал прокурором, но остался судьей. Редакторы «Курьера» [австрийской ежедневной газеты] сожалеют теперь об этом, потому что должность прокурора менее опасна». Суд первой инстанции указал, что «из оспариваемых мест статьи, в отрывках № 2 и 4 истцу прямо приписывается достойное презрения качество или отношение (eine verachtliche Eigenschaft oder Gesinnung), а в отрывках № 1, 3 и 5 он обвиняется в бесчестном и позорящем поведении, объективно способном унизить или опорочить его в глазах общественности». То есть, в решении суда первой инстанции, ещё до рассмотрения дела в ЕСПЧ, речь идёт об том, что у нас называется «клевета», если возбуждается уголовное дело в порядке частного обвинения, или возмещение морального вреда в связи с защитой личных неимущественных прав в гражданском порядке. За клевету, оскорбление чести и достоинства, причём не только судей, нужно отвечать, но это не имеет отношения к возможности критиковать судебную систему, судебные решения и отдельных судей. Именно поэтому я сослался на это решение ЕСПЧ, из которого позволю себе привести ещё несколько выдержек: «34. Суд еще раз напоминает, что пресса играет особую роль в правовом государстве. Хотя она и не должна преступать определенных границ, установленных, в том числе, и для предотвращения беспорядков и защиты репутации других лиц, тем не менее, на нее возлагается обязанность передавать информацию и идеи по политическим вопросам и иным темам, представляющим общественный интерес (см. mutatis mutandis, постановление Суда по делу Кастеллс против Испании от 23 апреля 1992 г., Серия A, т. 236, стр. 23, п. 43). Безусловно, это относится и к вопросам, касающимся функционирования системы правосудия — учреждения, жизненно важного для любого демократического общества. Пресса является одним из инструментов, с помощью которого политики и общественное мнение могут удостовериться, что судьи исполняют свои нелегкие обязанности в полном соответствии с той целью, которая лежит в основе возложенной на них задачи». Именно поэтому я написал в своей статье: «…аргументированная критика суда относится к сфере законного общественного интереса, поскольку суд - это институт, наделённый обществом своими полномочиями. И общество заинтересовано в контроле над этим институтом, в том числе и путём его критики». Кстати, не очень понятно, каким образом автор мои слова «аргументированная критика суда» интерпретировал следующим образом: «Оппонент же А.Кенжебаевой [Евгений Жовтис - Е.Ж.], неправильно поняв, по нашему мнению, смысл решения международного суда, опыт других демократических государств, практически выступил за безграничную и нередко безосновательную критику и уничижение судебной системы и судебных решений, несущих, по сути, угрозу «обеспечению авторитета и беспристрастности правосудия». Оставлю это без комментариев, позволив читателям самим судить об обоснованности такой интерпретации. Вернёмся к решению «ПРАГЕР и ОБЕРШЛИК против АВСТРИИ» и чуть более подробно рассмотрим следующие выдержки из вышеупомянутого решения. «Однако следует учитывать и ту особую роль, которую играет в обществе судейский корпус. В качестве гаранта правосудия, основополагающей ценности в правовом государстве, он должен пользоваться общественным доверием, если намерен и далее успешно выполнять свои обязанности. Поэтому может оказаться нужным защитить такое доверие от ничем не обоснованных нападок, особенно имея в виду то обстоятельство, что на судьях лежит долг сдержанности, не позволяющий им отвечать на критику. 35. Оценка этих факторов принадлежит прежде всего национальным властям, которые пользуются определенной сферой усмотрения при определении наличия оснований и степени необходимости вмешательства в осуществление свободы слова. Однако это усмотрение подлежит контролю со стороны институтов Совета Европы, который охватывает как закон, лежащий в основе решения, так и само решение, в том числе и вынесенное независимым судом (см., в числе прочих, постановление Суда по делу Барфод против Дании от 22 февраля 1989 г., Серия A, т. 149, стр. 12, п. 28). ЕСПЧ далее указал: «37. Причина, по которой г-н Прагер не смог доказать истинность своих утверждений, или то, что его оценочные суждения были добросовестным комментарием, кроется не столько в том, как суд применял законодательство, сколько в их общем характере; действительно, всё указывает на то, что именно это соображение лежало в основе наложенных наказаний. Как указала Комиссия, свидетельства показывают, что соответствующие решения были направлены вовсе не против использования заявителем его свободы выражения как таковой в отношении системы правосудия и даже не против того факта, что он выступил с критикой конкретных лиц, которых он назвал поименно, а против чрезмерного размаха обвинений, которые, не имея под собой достаточной фактической основы, отличаются высокой степенью предвзятости… С точки зрения Суда, не удалось г-ну Прагеру продемонстрировать и свою добросовестность, и соблюдение им норм журналистской этики. Проводившееся им исследование не представляется достаточно адекватным, чтобы дать основания для выдвижения столь серьезных обвинений. В этой связи достаточно отметить, что, по его собственному признанию, заявитель не присутствовал ни на одном уголовном заседании, на котором председательствовал судья Й. Более того, он не дал этому судье ни единой возможности прокомментировать выдвинутые против него обвинения». То есть, ЕСПЧ, признавая право журналистов, и не только их, на критику системы правосудия и отдельных судей, и, соответственно, судебных решений, указал лишь на чрезмерность обвинений в отношении конкретного судьи и предвзятость. И на то, что Прагер, например, не присутствовал ни на одном заседании, проводимом этим судьёй, и не дал тому возможность прокомментировать эти обвинения. И далее ЕЧСПЧ указывает: «38. Верно, что при условии соблюдения требований п. 2 статьи 10 [Европейской конвенции основных прав и свобод человека - Е.Ж.], свобода выражения применима не только по отношению к «информации» или «идеям», которые благоприятно воспринимаются в обществе либо рассматриваются как безобидные или не достойные внимания, но также и по отношению к тем, которые шокируют, обижают или вызывают обеспокоенность у государства или части населения (см., mutatis mutandis, вышеуказанное постановление по делу Кастеллс против Испании, стр. 22, п. 42, и вышеуказанное постановление по делу «Ферайнигунг демократишер золдатен остеррайхс» и Губи против Австрии, стр. 17, п. 36). Суд напоминает также, что журналистская свобода включает и возможность прибегнуть к некоторой степени преувеличения или даже провокации. Однако, принимая во внимание все вышеуказанные обстоятельства дела и свободу усмотрения, которая должна быть оставлена государствам-участникам, оспариваемое вмешательство не представляется Суду несоразмерным преследуемой правомерной цели. Поэтому его можно признать «необходимым в демократическом обществе». Таким образом, ЕСПЧ в данном решении очень чётко указал на гарантии свободы слова и выражения мнения, в том числе на критику судебной системы и конкретных судей, однако, не признал, что в данном конкретном случае Прагера и Обершлика не было злоупотребления этой свободой в связи с чрезмерным размахом обвинений, предвзятостью необоснованностью и отсутствием аргументов. И приведу выдержки ещё из одного решения ЕСПЧ, на которое я сослался в своей статье на сайте «Ratel.kz». В решении по делу «ДЕ ХАЭС и ГИЙСЕЛС против БЕЛЬГИИ» 1997 года ЕСПЧ указал, что «36. Правительство утверждало, что оспариваемые публикации в прессе были далеки от того, чтобы стимулировать дискуссию о функционировании судебной системы в Бельгии, и содержали лишь личные оскорбления, направленные против магистратов Антверпена, а потому не заслуживали повышенной защиты, действующей, когда речь идет о политических взглядах. Журналисты не могут претендовать на неприкосновенность только на том основании, что достоверность их высказываний не может быть проверена. В данном случае авторы статей понесли наказание за то, что преступили грань допустимой критики. Было вполне возможным возражать против того, как суд рассмотрел дело против г-на Х, не прибегая в то же время к нападкам личностного характера на магистратов и не обвиняя их в предвзятости и «отсутствии независимости». В этой связи следует также иметь в виду, что возлагаемая на служителей правосудия обязанность проявлять сдержанность не позволяет им реагировать и защищать себя так, как это делают, например, политики». Я специально выделил выше те аргументы, которые приводили власти. На это ЕСПЧ ответил следующим образом. «37. Суд подчеркнул, что пресса играет важнейшую роль в демократическом обществе. Хотя она и не должна преступать определенных границ, в частности, в отношении репутации и прав других лиц, тем не менее, ее долг состоит в том, чтобы сообщать - любым способом, который не противоречит ее обязанностям и ответственности, - информацию и идеи по всем вопросам, представляющим общественный интерес, включая и те, которые относятся к функционированию судебных органов. Суды - гаранты правосудия, их роль является ключевой в государстве, основанном на верховенстве закона. Поэтому они должны пользоваться доверием общественности и соответственно быть защищены от ничем не обоснованных нападок, особенно имея в виду то обстоятельство, что на судьях лежит долг сдержанности, не позволяющий им отвечать на критику. В этом вопросе, как и в других, в первую очередь национальным властям надлежит определять необходимость вмешательства в осуществление свободы слова. Однако то, что они могут делать в этой связи, находится под европейским контролем, касающимся как самого законодательства, так и решений правоприменительных органов, включая даже те, что вынесены независимыми судами (см. mutatis mutandis постановление по делу Прагер и Обершлик против Австрии от 26 апреля 1995 г. Серия А, т. 313, стр. 17-18, п. 34-35)». «…заявителей нельзя упрекнуть в том, что они проявили недобросовестность при исполнении своих профессиональных обязанностей, опубликовав то, что они узнали по делу. На прессе лежит долг сообщать информацию и идеи, представляющие общественный интерес. Ее задача сообщать такую информацию и идеи соответствует право общественности получать их (см., среди других источников, постановление по делу Йерсилд против Дании от 23 сентября 1994 г. Серия А, т. 298, стр. 23, п. 31, и судебное постановление по делу Гудвин против Соединенного Королевства от 27 марта 1996 г. Reports of Judgments and Decisions, 1996-II, стр. 500, п. 39). Это особенно справедливо в отношении настоящего дела, учитывая серьезность обвинений, которые касаются как судьбы малолетних детей, так и функционирования системы правосудия в Антверпене. Более того, заявители высказались на этот счет совершенно ясно в своей статье от 18 сентября 1986 г.: «Прессе не подобает брать на себя роль суда, но в этом вопиющем случае хранить молчание невозможно и немыслимо»…. 41. По сути дела, судьи и генеральный адвокат жаловались главным образом на нападки личного характера, которым, как они считали, их подвергли в журналистских комментариях по поводу перипетий процедуры, в итоге которой дети остались при г-не Х. Обвинив их в явной предвзятости и трусости, журналисты, по мнению магистратов, позволили себе замечания диффамационного характера, оскорбительные для их достоинства. … 42. Суд подчеркивает, что следует проводить четкое различие между фактами и оценочными суждениями. Существование фактов можно продемонстрировать, тогда как справедливость оценочных суждений доказать нельзя (см. постановление по делу Лингенс против Австрии от 8 июля 1986 г. Серия А, т. 103, стр. 28, п. 46). … 47. Если взглянуть на вещи в контексте данного дела, то обвинения, о которых идет речь, представляют собой не более чем мнения, истинность которых нельзя доказать по определению. Такие мнения могут быть преувеличенными и чрезмерными, в особенности при отсутствии какой-либо фактической основы, однако в данном случае дело обстоит иначе; в этом отношении настоящее дело отличается от дела Прагера и Обершлика (см. вышеупомянутое постановление, стр. 18, п. 37). 48. Хотя комментарии г-на Де Хаэса и г-на Гийселса, несомненно, были резко критическими, они, тем не менее, представляются соразмерными тому беспокойству и негодованию, которые были вызваны приведенными в статьях фактами. Относительно полемичного и даже агрессивного тона статей - чего Суд не одобрил, - следует помнить, что статья 10 [Европейской конвенции основных прав и свобод - Е.Ж.]защищает не только содержание идей и информации, но также и форму, в которой они выражены (см. вышеупомянутое постановление по делу Йерсилда, стр. 23, п. 31). 49. В заключение, Суд считает, что с учетом серьезности обстоятельств дела необходимость вмешательства в осуществление заявителями их свободы слова не была доказана, за исключением того, что касается утверждений относительно прошлого отца одного из судей …. Таким образом, нарушение статьи 10 имело место». Мне представляется, что эти выдержки из решений ЕСПЧ сами за себя говорят и вполне достаточны, чтобы продемонстрировать обоснованность моих ссылок на них в своей статье и сделанных в ней выводов. И небольшое замечание в конце. Мне как-то резануло слух и глаз выражение «правильная реализация свободы публичного выражения мнений о судебной системе», используемое автором статьи. Свобода либо есть, либо её нет, и она не реализуется, а ею пользуются. Это «негативное право», запрещающее любое вмешательство в неё, как со стороны государства, так и других лиц. Она может быть ограничена в интересах национальной или общественной безопасности, общественного порядка, здоровья, морали и нравственности, прав и свобод других лиц. При этом такие ограничения должны быть установлены законом, необходимыми в демократическом обществе и пропорциональными той угрозе, на отражение которой они направлены, с учётом презумпции в пользу обеспечения того или иного права или свободы. Если эти ограничения соответствуют этим критериям, то они законно установлены, как того требуют международные стандарты. А всё остальное - свобода, в том числе выражения мнения, к которой неприменимы слова «правильно» или «неправильно» она «реализуется».
Доступ к документам и консультации
от ведущих специалистов |