|
|
|
09.07.2007 Основания недопустимости уступки права требования
Гражданский кодекс Республики Казахстан (далее - ГК РК) содержит 19 главу, посвященную перемене лиц в обязательстве. В частности, в п. 1 ст. 339 ГК РК установлено, что право требования, принадлежащее кредитору (цеденту), может быть передано им по сделке (уступке прав требования, цессии) другому лицу (цессионарию), или перейти к другому лицу на основании законодательного акта. Однако и в наши дни существуют определенные ограничения свободного перехода прав или даже запреты указанных действий.
В данном исследовании автор соискатель кафедры гражданского права АЮА КазГЮУ Ю. Галинская остановилась на основаниях недопустимости уступки права требования, то есть невозможности передачи прав путем совершения цессии.
Права требования в соответствии с гражданским законодательством РК относятся к объектам гражданских прав, а именно к имущественным правам. По общему принципу объекты гражданских прав свободно отчуждаются, и ограничения свободного перехода прав в соответствии с п. 2 ст. 116 ГК РК должны быть прямо указаны в законодательных актах. Анализируя казахстанское гражданское законодательство данные ограничения можно условно разделить на три основные категории: 1) п. 1 ст. 345 ГК РК содержит запрет уступки права в случаях, если она противоречит законодательству; 2) из п. 1 ст. 345 ГК РК также вытекает запрет уступки права, если она противоречит договору, то есть договор содержит положение, ограничивающее переход прав; 3) также без согласия должника в соответствии с п. 2 ст. 345 ГК РК не допускается переход прав, если личность кредитора в обязательстве имеет существенное значение для должника. Указанные ограничения не являются новшеством и присущи не только ГК РК. Еще в ГК КазССР в ст. 197 содержалась норма, согласно которой уступка требований кредитора другому лицу допускалась и производилась по соглашению между ними, поскольку она не противоречила закону или договору или поскольку требование не связано с личностью кредитора. А также указывалось, что не допускается уступка требования о возмещении имущественного вреда, вызванного повреждением здоровья или причинением смерти. ГК РФ в ст. 388 также содержит данные ограничения, а ст. 383 ГК РФ указывает на запрет перехода к другому лицу прав, неразрывно связанных с личностью кредитора. Научный анализ данных ограничений в РК не проводился. В РФ изучением данных категорий занимались такие ученые, как Л.А. Новоселова, В.А. Белов, В.В. Почуйкин, А. Эрделевский и др. Однако в целях совершенствования правоприменительной практики в рамках цивилистической науки Казахстана необходимо, на наш взгляд, исследование казахстанского законодательства в данной области. Названные российские авторы не рассматривают все категории рассматриваемого явления, а останавливаются либо на перечислении последних, либо выявляют их некоторые элементы. С выводами указанных авторов мы не всегда можем согласиться. Например, В.В. Почуйкин придерживается точки зрения, что ограничения и запреты перехода прав следует считать исключениями из общего правила передаваемости прав. Он также отмечает, что «всякое обязательственное право требования может быть уступлено кредитором другому лицу - это общее правило, недопустимость уступки права требования в силу своей природы (характера, сущности) данного права требования либо в силу прямого запрещения законом - это исключение»[1]. Целью своего исследования автор ставит доказывание общего принципа передаваемости прав. Мы считаем, что главное заключается не в том, чтобы доказать, что запрет - это исключение, а в том, чтобы проследить логическую цепь установления данных ограничений, выявить их соответствие или противоречие принципам гражданского права РК, а также обосновать или подвергнуть критике наличие отдельных запретов в законодательстве РК. Мы согласны с В.А. Беловым, что «отыскать все законодательные предписания, которые могут послужить основаниями для ограничения или запрещения цедирования тех или иных требований, невозможно. Но можно вывести общее правило…»[2]. Рассмотрим данные категории. 1. Как нами уже было сказано выше, в соответствии с п. 1 ст. 345 ГК РК не допускается уступка права требования, если она противоречит законодательству. Например, императивная норма ст. 340 ГК РК устанавливает, что переход к другому лицу прав, неразрывно связанных с личностью кредитора, в частности требований об алиментах и возмещении вреда, причиненного жизни и здоровью, не допускается. Основной характерной чертой данной группы ограничений является тот факт, что сделки нарушающие данный запрет, являются недействительными. И в отличие от следующих групп, данный запрет нельзя обойти, получив согласие должника. Также перечень прав, неразрывно связанных с личностью, содержит ст. 1040 ГК РК. В п. 2 данной статьи указан перечь прав, которые не входят в состав наследства, то есть не переходят в порядке универсального правопреемства, что также характерно и для сингулярного. Помимо указанных в ст. 340 ГК РК, сюда также относятся такие права, как право членства в организациях, являющихся юридическими лицами, если иное не установлено законодательными актами или договором; личные неимущественные права, не связанные с имущественными, запрет на отчуждение и передачу которых также содержится в п. 4 ст. 116 ГК РК; права на пенсионные выплаты, пособия и другие выплаты на основании законодательных актов о труде и социальном обеспечении. Казалось бы, в судебной практике вряд ли могут существовать примеры передачи прав на получение, например, пособий. Однако, тем не менее, такая практика встречается. В качестве иллюстрации может послужить постановление коллегии по гражданским делам Верховного Суда РК от 21 февраля 2001 г. № 3н-49-01. Из материалов данного дела следует, что гражданин Веремейчик обратился в суд с иском к Булаевскому районному финансовому управлению и Булаевскому районному отделу труда и социальной защиты населения о взыскании пособия, неустойки и компенсации вреда семьям работников фирмы «Леся», имеющим детей. Свое исковое заявление он мотивировал тем, что в соответствии с договорами кредиторы (работники указанной фирмы) уступили ему право требования начисленных, но не выплаченных пособий. Интерес вызывает то, что решением Булаевского районного суда иск был удовлетворен с явным противоречием, на наш взгляд, законодательству РК. Определением судебной коллегии по гражданским делам Северо-Казахстанского областного суда данное решение не было отменено, а только изменено в части снижения суммы. И только постановлением коллегии по гражданским делам Верховного Суда РК оно было отменено, и в удовлетворении иска отказано. Суд мотивировал данное решение следующим. Согласно п.п. 1, 2 и 9 Положения об оказании социальной помощи семьям, имеющим детей, утвержденного постановлением Правительства РК от 21 марта 1997 г. социальная помощь в виде единого пособия предоставляется семьям, имеющим детей в возрасте до 18 лет и среднемесячный среднедушевой совокупный доход, не превышающий двух размеров МРП. Из содержания названного Положения следует, что право на получение единого пособия семьям, имеющим детей, неразрывно связано с личностью детей. При этом суд также ссылался на указанный нами выше п. 4 ст. 1040 ГК РК, согласно которому право на пособие неразрывно связано с личностью лица, имеющего право на получение такого пособия. В силу ст. 340 ГК РК переход к другому лицу прав, неразрывно связанных с личностью кредитора, не допускается. Следовательно, работники фирмы «Леся» не вправе были передавать данные права, и заключенные ими с гражданином Веремейчиком договоры на уступку права недействительны. С данными аргументами мы полностью согласны. В качестве примера запрета передачи права, неразрывно связанного с личностью, следует привести, на наш взгляд, одно из положений Закона РК «Об акционерных обществах» от 13 мая 2003 г. В частности, запрет передачи права наложения вето, удостоверенного «золотой акцией». Владелец последней обладает правом наложения вето на решения общего собрания акционеров, совета директоров и исполнительного органа по вопросам, определенным уставом АО. Можно сделать вывод, что учреждая единственную «золотую акцию», которая не участвует в формировании уставного капитала и не влияет на получение дивидендов, акционеры доверяют влияние на решение определенных вопросов одному лицу, наделенному такими личными неимущественными правами, как, деловая репутация, определенные интеллектуальные способности, опыт работы, либо данное право является гарантией каких-то имущественных интересов именно данного лица. В связи с этим право владельца «золотой акции» является неразрывно связанным с его личностью и не подлежит передаче. Таким образом, наличие прав, неразрывно связанных с личностью, характерно также и для предпринимательских отношений. И данную категорию прав, вопреки мнению некоторых авторов, нельзя рассматривать только как обеспечивающую сохранение или восстановление прежнего жизненного уровня[3]. С данным выводом можно согласиться, когда речь идет, например, об алиментных правах, которые также относятся к данной категории. В соответствии с Законом РК «О браке и семье» от 17 декабря 1998 г. алиментные обязательства устанавливаются в основном в отношении несовершеннолетних детей. Различаются также алиментные обязательства совершеннолетних детей по содержанию родителей, бывших супругов по взаимному содержанию, братьев и сестер по содержанию несовершеннолетних братьев и сестер, дедушек и бабушек по содержанию внуков и т.д. Основанием для установления алиментных обязательств является наличие одного или нескольких таких юридических фактов, как несовершеннолетие, нетрудоспособность, наличие исключительных обстоятельств (тяжелая болезнь и т.п.). И в данном случае, безусловно, алиментные права являются необходимым поддержанием материального положения. К. Победоносцев, характеризуя правоотношения, относящиеся к данной категории, указывал, что «если оказывается, что содержание требования, обязательства так неразрывно связано с личностью, что с переменой ее само изменяется, в таком случае передача нарушает значение обязательства» [4]. И он также давал перечень прав, которые, по его мнению, не могут передаваться: «Не подлежащими передаче признаются иски за обиду, (поскольку с ними не соединяется материальное возмездие или вознаграждение - вимуществе); отношения, возникающие из доверенности и поручения (ex mandato), из товарищества, из личного найма, - иногда (как, напр., прусское зак.) из арендного договора, права на алименты»[5]. Л.А. Новоселова называет такие права «высокоперсонифицированными требованиями», в которых личный характер отношений перевешивает, приводя к исключению права в отношении должника из имущественного оборота[6]. Она совершенно верно, на наш взгляд, поднимает вопрос об отсутствии в российском законодательстве критериев, согласно которым права могут быть отнесены к непередаваемым. Л.А. Новоселова отмечает тот факт, что в законодательстве они определены самым общим образом - указанием на строго личный характер обязательства[7]. Эта же проблема характерна и для казахстанского законодательства, так как перечень данных прав в ГК РК также не является исчерпывающим, и нет общего правила, «критерия», с помощью которого можно было бы данные права отнести к исключенным из гражданского оборота. Данное понятие относится к так называемым оценочным понятиям[8]. Л.А. Новоселова считает, что основным критерием является «связь цели установления обязательств с его субъектным составом»[9]. На наш взгляд, необходимо рассматривать юридические факты (а иногда и сложные юридические составы), лежащие в основе данного правоотношения. Очевидным, на наш взгляд, является тот факт, что рассмотренные нами выше права нельзя выделять в отдельную группу от прав, передача которых противоречит закону, как это делает В.В. Почуйкин[10], так как норма, запрещающая передачу прав, неразрывно связанных с личностью кредитора, носит императивный характер и представляет собой ничто иное, то есть один из законодательных запретов передачи права. Перечень прав, которые не могут передаваться в соответствии с ГК РК перечисляет А.Г. Диденко[11]. По его мнению, к подобным запретам так же относится п. 4 ст. 216 ГК РК, исключающий уступку преимущественного права покупки доли участниками долевой собственности (данное право неотделимо от вещного права собственника и возможность передачи его исключена, также как не допускается передача акцессорных прав без передачи прав по основному обязательству в соответствии с п. 2 ст. 325 ГК РК. - Ю.Г.); п. 1 ст. 523 ГК ограничивает круг лиц, которым могут передаваться права получателя ренты по договору постоянной ренты (данные права Новоселова Л.А. называет ограниченно оборотоспособными[12], и в РК и в РФ данное ограничение установлено для коммерческих юридических лиц. По мнению некоторых авторов, это связано с тем, что получение последними рентных платежей противоречило бы основной цели их создания, а именно извлечению прибыли[13]. - Ю.Г.); п. 2 ст. 573 ГК РК устанавливает, что права арендодателя предприятия, полученные им на основании лицензии на занятие соответствующей деятельности, не подлежат передаче арендатору, если иное не предусмотрено законодательными актами (здесь надо отметить, что в п. 4 ст. 3 Закона РК «О лицензировании» от 17 апреля 1995 г. закреплено, что лицензии являются неотчуждаемыми, то есть не передаваемыми лицензиатом другим физическим или юридическим лицам. Исключение составляют случаи, предусмотренные законодательными актами. В данном запрете законодатель придерживается общего принципа неотчуждаемости лицензионных прав, что, на наш взгляд, является правильным. - Ю.Г.). А.Г. Диденко также указывает, что не допускается передача нанимателем своих прав по договору проката (п. 2 ст. 600 ГК РК) (товар по договору проката передается в соответствии с частью 2 п. 1 ст. 595 ГК РК, по общему правилу, для потребительских целей, следовательно, нарушение указанного п. 2 ст. 600 ГК РК правила повлечет за собой нарушение законных интересов наймодателя. - Ю.Г.); не допускается последующая уступка денежного требования финансовым агентом, если договором финансирования под уступку денежного требования не предусмотрено иное (ст. 734 ГК) (на наш взгляд, это несколько облегчает участь должника и защищает его от неблагоприятных последствий, связанных с частой сменой кредиторов. Данный момент так же связан с нарушением договорного запрета уступки, который не учитывается при факторинге (на этом мы остановимся ниже). - Ю.Г.)[14]. Кроме того, А.Г. Диденко указывает на случаи запрета или ограничения цессии в ряде специальных нормативных актов, например, в соответствии со ст. 68 Закона РК «О банкротстве» с момента принятия судом решения о признании должника банкротом и его ликвидации ему запрещается отчуждение и временная передача имущества. Ст. 74 этого закона указывает, что конкурсную массу составляет имущество должника, включая и права требования (дебиторская задолженность). Последняя норма, как правило, учитывается судьями при вынесении решений. Так, по одному из дел, коллегия по гражданским делам Верховного Суда оставила без изменения решение Рудненского городского суда о признании недействительным соглашения об уступке права требования между конкурсным управляющим ТОО «МИД» и ОАО «ССГПО» от бюджетных организаций г. Рудного 39 152 000 тг. В обоснование данного решения в постановлении было указано, что «заключая 24 октября 2000 г. с ОАО «ССГПО», не являющимся кредитором, договор об уступке права требования… конкурсный управляющий преследовал цель уклонения банкрота от ответственности перед другими кредиторами…»[15]. Хотелось бы остановиться на еще одном законодательном ограничении. В соответствии с ч. 2 п. 1 ст. 339 ГК РК «правила о переходе прав кредитора к другому лицу не применяются к регрессным требованиям». На наш взгляд, формулировка данной нормы не корректна. Так как в первой части данного пункта указывается, что право (требование) может быть передано по сделке или перейти на основании законодательного акта, то из указанной выше части второй можно сделать вывод, что регрессные требования не переходят и на основании законодательного акта. А к переходу прав на основании законодательного акта в соответствии со ст. 344 ГК РК, в первую очередь, относится универсальное правопреемство, например, наследство. И, безусловно, регрессные требования должны и могут в соответствии с казахстанским гражданским законодательством передаваться путем универсального правопреемства. К тому же, п. 2 ст. 1040 ГК РК, содержащий перечень прав, которые не входят в состав наследственной массы, не исключает из состава наследства регрессные требования. Следовательно, последние не могут переходить только по сделке. И ч. 2 п. 1 ст. 339 ГК РК, на наш взгляд, необходимо сформулировать следующим образом: правила о переходе прав кредитора к другому лицу по сделке (уступке требования) не применяются к регрессным требованиям. Таким образом, в гражданском законодательстве РК можно выделить 3 основных группы законодательного запрета уступки права (в РФ, например, В.А. Белов указывает, что «законодательные ограничения на совершение сделок уступки права требования устанавливаются исходя из нескольких различных критериев - субъектного, объектного, содержательного и временного»[16].). В первом случае мы говорим о правоотношении, в котором не допускается замена субъектов. То есть правоотношение строго личное и характеризуется не только имущественным интересом, но и некой морально-нравственной связью между сторонами (например, возмещение морального вреда, алиментные обязательства и т.д.). Ко второй группе относятся права, в которых не допускается передача права как объекта гражданского правоотношения из-за ограничения его оборотоспособности. Третья группа запретов относится к отношениям, связанным с предпринимательской деятельностью, где запрет перехода прав преследует, на наш взгляд, защиту интересов третьих лиц, права которых могут быть существенно нарушены в случае цессии. 2. Следующей категорией ограничений является установление в договоре запрета перехода прав или условия, ограничивающего уступку права необходимостью получения согласия должника на передачу права[17]. Последнее, как правило, наиболее часто связано с категорией существенности личности кредитора для должника, о чем будет сказано ниже. В соответствии с п. 1 ст. 345 ГК РК уступка требования кредитором другому лицу допускается, поскольку она не противоречит законодательству или договору. В п. 2 ст. 2 ГК РК указывается, что стороны договора вправе определять любые, не противоречащие законодательству условия договора. Договорной запрет перехода прав не только не противоречит законодательству, но и в соответствии с п. 1 ст. 345 ГК РК является условием недействительности цессии. Следовательно, при включении в договор данного условия, стороны обязаны его соблюдать. Causa sine qua non[18]. В связи с чем, нельзя согласиться с Л.А. Новоселовой в части ее вывода о «спорности недействительности сделок, заключенных в обход данного условия»[19]. На наш взгляд, они в обязательном порядке должны признаваться недействительными. Как писал Ю.Г. Басин, «свобода договора не есть свобода от договора»[20]. В судебной практике, связанной с цессией, довольно часто поднимается вопрос о недействительности сделок цессии, заключенных в обход данного условия. И, надо отметить, что в большинстве случаев, судьи соблюдают вышеуказанную норму п. 1 ст. 345 ГК РК, а именно признают договоры недействительными. Так, в постановлении Президиума Верховного Суда РК от 9 февраля 1998 № 4х-4-98[21] по иску Концерна «Сит» и АСК «Коммеск-омир» к Алматинскому городскому производственному объединению пассажирского автотранспорта и Алматинскому автопарку о выделении доли, было указано, что Алматинский городской суд на основании анализа имеющихся в деле договоров и отзыва ответчика сделал обоснованный вывод о неправомерности передачи концерном «Сит» уступки требования страховой компании по договору от 16 мая 1996 г., поскольку действия противоречат ст. 345 ГК РК и договору концерна с Объединением пассажирского автотранспорта, в соответствии с п. 4.2 которого ни одна из сторон не вправе передавать свои права или часть прав и обязанностей по договору третьей стороне без письменного согласия другой стороны. Исходя из этого, договор противоречит требованиям закона, не порождает юридических последствий и обоснованно признан судом недействительным. О важности наличия в ГК данной нормы и необходимости ее соблюдения должен говорить, на наш взгляд, и тот факт, что данный запрет характерен для законодательства большинства зарубежных стран. Например, Г. Ласк также указывает на обязательный характер соблюдения этого запрета американскими судами. Он пишет, что если в договоре содержится условие, в прямо выраженной форме запрещающее передачу договора, то суды будут считать такой договор не передаваемым. Однако, если должник дает свое согласие на уступку, то могут цедироваться и такие права, которые при иных условиях не могли бы быть переданы[22]. Договорной запрет уступки права требования содержится и в ст. 11:301 Европейских принципов договорного права[23], где в частности закреплено, что уступка требования, которая запрещена договором или иным образом противоречит договору, который является основанием возникновения данного требования, не обязывает должника. И далее указываются три исключения из этого правила: (а) когда должник дал согласие на уступку требования; или (b) цессионарий не знал и не должен был знать о таком противоречии; или (с) уступка осуществляется по договору об уступке будущих денежных требований. Однако с цедента согласно п. 2 данной статьи эти исключения не снимают ответственности за противоречие уступки требования договору. Безусловно, ограничение или запрет уступки права требования в договоре должны носить обязательный характер, хотя в нашем законодательстве можно найти противоречие, помогающее обойти данный запрет. Речь идет о норме ст. 733 ГК РК, в которой указано, что уступка финансовому агенту денежного требования является действительной, даже если между клиентом и его должником существует соглашение о ее запрете или ограничении. Договор финансирования под уступку денежного требования (факторинга) в соответствии с п. 3 ст. 30 Закона РК «О банках и банковской деятельности» от 31 августа 1995 г. относится не к банковской деятельности, а к видам деятельности, которые банки вправе осуществлять при наличии лицензии. В соответствии с Законом РК «О лицензировании» от 17 апреля 1995 г. нет необходимости в наличии лицензии для осуществлении факторинговых операций юридическими лицами, не являющимися банками или организациями, осуществляющими отдельные виды банковских операций. Следовательно, можно предположить, что если два юридических лица назовут себя в договоре не цедент и цессионарий (или новый и старый кредитор), а финансовый агент и клиент, а сам договор будет назван не уступкой права требования (цессией), а факторингом (финансированием под уступку денежного требования), то данный запрет можно обойти. Тем более, что согласно п. 3 ст. 729 ГК РК положения об уступке требования применяются к факторингу только в части не противоречащей главе 37 ГК РК, посвященной факторингу[24]. Не нарушает ли сам факт того, что глава 37 ГК РК, содержит данную норму, интересов должника? На наш взгляд это неправильно, и требуется устранение данного противоречия в законодательстве. В данном случае надо говорить о нарушении основополагающих принципов гражданского законодательства, таких как равенство сторон договора, когда изначально у кредитора заложено больше прав, а также принципа добросовестности и свободы договора. В российской цивилистической литературе также рассматривался данный момент. Так, В.В. Почуйкин указывает на п. 1 ст. 828 ГК РФ, в которой установлено, что уступка финансовому агенту денежного требования является действительной, даже если между клиентом и его должником существует соглашение о ее запрете или ограничении. Однако В.В. Почуйкин относит данную норму к исключению из правила[25], а не к противоречию, хотя последнее, на наш взгляд, является более правильным. Но нужно отметить тот факт, что регулирование договора факторинга в ГК РФ несколько отличается от казахстанского. Это проявляется в следующем: во-первых, в ст. 825 ГК РФ содержится норма устанавливающая, что в качестве финансового агента могут выступать банки и иные кредитные организации, а также другие коммерческие организации, имеющие разрешение (лицензию) на осуществление деятельности такого вида. Таким образом, индивидуальный предприниматель или юридическое лицо без наличия лицензии, например, в разовом порядке, не может заключить данный договор. В казахстанском ГК не содержится ограничений по субъектному составу финансового агента. Вторым отличием является наличие в ГК РФ п. 2 ст. 825, который указывает, что положение, установленное п. 1 настоящей статьи не освобождает клиента от обязательств или ответственности перед должником в связи с уступкой требования и нарушения существующего между ними соглашения о ее запрете или ограничении. В ГК РК это норма отсутствует, хотя, на наш взгляд, именно она устанавливает определенные гарантии защиты прав должника при подобном нарушении договора. В заключение рассмотрения данной категории ограничений цессии, нужно сказать, что договорной запрет уступки может быть отменен письменным соглашением сторон. 3. На практике договорное ограничение цессии часто связано со следующей группой ограничений, а именно с п. 2 ст. 345 ГК, согласно которого не допускается без согласия должника переход прав, если личность кредитора имеет существенное значение для должника. Наличие данной нормы в ГК РК, безусловно, оправдано. Существенное значение личности кредитора для должника - это исторический отголосок той первоначальной связи между ними. Factum notorim[26], что именно римскому праву мы обязаны разработкой концепции фидуциарных договоров. Сделаем оговорку, что fiducia (фидуциарный договор) «основывалась на личной связи между сторонами - fides»[27]. Традиционно данный термин переводится с латыни как «доверие», «вера». Д.В. Дождев указывает на два вида римского фидуциарного соглашения: fiducia cumamico и fiducia cum creditore. К первому относились договоры поклажи, ссуды, поручения. Второй служил установлению реальной гарантии обязательства[28]. Конечно, не вдаваясь в подробности специфики римских фидуциарных договоров, а ограничившись лишь вышесказанным, надо отметить, что данная категория договоров со временем претерпела некоторые изменения. Но и в наши дни фидуциарные договоры присутствуют в гражданском законодательстве различных стран, и ученые цивилисты обращаю на них свое внимание[29]. В соответствии с гражданским законодательством РК к фидуциарным договорам мы относим договор поручения, брачный договор, договор доверительного управления имуществом, договор простого товарищества. К требованиям по обязательствам, в которых личность кредитора имеет существенное значение, Л.А. Новоселова в соответствии с ГК РФ относит также требования о предоставлении имущества в пользование, требование об оказании личных услуг, требование комитента к комиссионеру, аналогичные требования по договору агентирования[30]. А также Л.А. Новоселова указывает, что В.А. Белов относит к ним право требования одаряемого к дарителю, а Е.А. Крашенинников - требование об исполнении завещательного отказа. И большинство ученых-цивилистов, с чем мы согласны, относит к данной категории договор простого товарищества. Однако законодательное регулирование последнего и месторасположение этого регулирования в ГК РК отличается от ГК РФ. В ГК РК договор простого товарищества (совместной деятельности) располагается в общей части, во втором разделе, который носит название «Право собственности и иные вещные права» и регулирует, в основном, совместную собственность (общее имущество) участников договора. В ст. 232 ГК РК установлено, что передача права на участие в совместной деятельности может быть осуществлена только с согласия участников договора о совместной деятельности. В ГК РФ нормы о простом товариществе помещены во второй части ГК РФ в разделе IV, содержащем отдельные виды обязательств и, в большей степени, регулирует права и обязанности участников, их взаимоотношения с третьими лицами и т.п. То есть, в данном договоре присутствует, как пишет М.И. Брагинский, «переплетение в одних и тех же конструкциях вещно-правовых и обязательственно-правовых элементов»[31]. ГК РФ не содержит нормы, аналогичной норме ст. 232 ГК РК, однако существенность участников договора вытекает из смысла главы 55 ГК РФ, посвященной простому товариществу. Хотелось бы привести примеры из судебной практики РК и РФ, посвященные данному вопросу. Например, определение коллегии по хозяйственным делам Верховного Суда РК от 17 августа 2001 г., вынесенное по кассационной жалобе истца по иску ТОО «КазЭнергоСауда» к ОАО «КЕГОК» о взыскании задолженности. В ходе судебного разбирательства было установлено, что ОАО «КЕГОК» и ТОО «KEGOC POWER TRADE LTD» (в дальнейшем «KPT Ltd») заключили договор совместной деятельности. В п. 7.2 данного договора стороны предусмотрели, что ни одна из сторон не вправе передавать свои права по настоящему договору третьим лицам без письменного согласия другой стороны. Однако, в нарушение условий указанного договора, ТОО «KPT Ltd» уступило требования долга на сумму 15 461 605 тг ТОО «КазЭнергоСауда». Подтверждающими документами права требования к истцу переданы акт сверки взаиморасчетов и письмо ОАО «КЕГОК» о признании долга. Алматинский городской суд в иске ТОО «КазЭнергоСауда» к ОАО «КЕГОК» о взыскании задолженности отказал. Свой отказ суд мотивировал тем, что акты сверок и письма, на которые ссылается истец, не содержат обязательств ОАО «КЕГОК» перед истцом и не свидетельствуют о наличии долга, поскольку согласно ст.ст. 7, 271 ГК РК обязательства возникают из договора, причинения вреда, других оснований. Акты сверок и расчетов в качестве оснований для возникновения обязательств действующим законодательством не названы. Что касается жалоб о том, что п. 7.2. договора о совместной деятельности не может распространяться на требования по договору цессии, являются несостоятельными на основании того, что суммы, указанные в акте сверки образовались в результате исполнения заключенного договора о совместной деятельности, которым предусмотрена невозможность уступки права требования без письменного согласия другой стороны, которого участниками договора цессии получено не было. Коллегия по хозяйственным делам Верховного Суда РК решение Алматинского городского суда по данному иску оставила без изменения. Пример из российской практики приводит В.С. Анохин. ООО обратилось с иском к колхозу «Дивногорье» (далее - колхоз) о взыскании убытков, возникших в связи с неисполнением договора о совместной деятельности, и процентов за предоставленный коммерческий кредит. Требования истца возникли из договора цессии, заключенного им и ОАО «Маслоэкстракционный завод» (далее - завод). В свою очередь завод и колхоз заключили договор простого товарищества (о совместной деятельности), по условиям которого стороны договорились сотрудничать по выращиванию подсолнечника на основе имущественных вкладов. Впоследствии завод (первоначальный кредитор) и ООО (новый кредитор) заключили договор уступки требования, по которому долг колхоза в виде непереданных объемов семян подсолнечника переходил к новому кредитору. Арбитражный суд субъекта РФ пришел к выводу о недействительности договора уступки требования в силу ст. 168 ГК РФ (а именно не допустимость сделки, не соответствующей закону или иным нормативным актам. - Ю.Г.). В соответствии со ст. 1041 - 1043 ГК РФ стороны по договору простого товарищества обязуются соединить свои вклады и совместно действовать для извлечения прибыли или достижения иной цели, не противоречащей закону. По договору совместной деятельности его участники имеют взаимные права и обязанности, которые сохраняются на все время действия договора. Договор о совместной деятельности сторонами не расторгался. А в силу ст. 247 ГК РФ владение и пользование имуществом, находящимся в долевой собственности, осуществляется по соглашению всех соучастников. Предусмотренная ГК РФ уступка требования кредитором другому лицу допускается, если требование не связано с личностью кредитора. Между тем по договору о совместной деятельности личность его участника имеет существенное значение, поэтому уступка требования по нему возможна, только если согласие на уступку предусмотрено договором или последующим соглашением сторон. Названные условия отсутствовали в данном деле, и суд признал сделку цессии незаконной[32]. Как мы уже отмечали, концепция существенности личности в правоотношении, в частности существенности личности кредитора для должника, была разработана еще римскими юристами. Традиционно в трудах многих ученых-цивилистов всех времен данному вопросу уделялось внимание. Так, например, Д.И. Мейер в этой связи отмечал, что: «И экономические интересы, и нравственные соображения, даже иногда соображения приличия берутся в расчет при выборе лица, по отношению к которому другое лицо принимает на себя обязательство»[33]. Так гораздо легче, по его мнению, быть обязанным лицу, для которого «исполнение обязательства не столь необходимо и которое может… отсрочить платеж или разложить его на разные сроки»[34] и т.п. Эта норма была закреплена в русском гражданском законодательстве. Д.И. Мейер пишет, что «… по одним обязательствам наше законодательство допускает передачу права другому лицу, тогда как по другим допускает ее только с согласия должника»[35]. Он даже в этой связи делает вывод о том, что именно на основании важности для обязанного лица того, кому принадлежит право на его действие, римское право только в исключительных случаях допускало уступку права требования[36]. К. Победоносцев указывал, что в отношении некоторых договорных прав возникают немалые затруднения - решить, насколько они связаны с личностью и допускают передачу. Примером может служить право на неустойку[37], уступка которой широко распространена в современной договорной практике. Тютрюмов также указывал на норму Проекта гражданского уложения России Редакционной Комиссии 1905 г., что «не подлежат уступке требования, неразрывно связанные с личностью верителя, или такие, в которых личность верителя имеет существенное значение для должника, а также требования, на которые по закону не может быть обращено взыскание»[38]. Изучая нормы гражданского законодательства различных стран, мы можем найти данное ограничение. Например, ст. 1798 Гражданского закона Латвии указывает, что предметом цессии могут быть всякие требования, а п. 1) ст. 1799 устанавливает, что исключениями из этого правила являются все требования, использование которых или по закону связано с личностью кредитора. ГК РФ содержит ст. 388, в п. 2 которой содержится норма запрещающая без согласия должника цессию, если личность кредитора имеет для должника существенное значение. В ст. 11:302 принципов европейского договорного права также указывается на то, что уступка требования, на которую не дал согласия должник, не обязывает его в случае, если исполнение, исходя из его природы или отношений между должником и цедентом, не может быть произведено никому другому, кроме цедента.
Доступ к документам и консультации
от ведущих специалистов |