|
|
|
13.10.2007 Виктор ГЛОТОВ:
Завтра день уголовного розыска, а он отдал этому самому розыску ровно двадцать лет. Виктор Глотов - подполковник, начальник отделения отдела по борьбе с преступлениями против личности криминальной полиции ДВД, в народе - убойного отдела. Не так часто встретишь человека, который абсолютно убежден: то, чем он занимается, ЕГО дело. И как бы трудно ни складывалась жизнь, была бы возможность начать заново, построил бы ее так же. - Мы договаривались встретиться утром, но мне сказали, что Вы, Виктор Евгеньевич, срочно уехали «на серьезный труп». - Да, пришлось срочно уехать. В вагончике около свалки возле поселка Амангельды нашли обгоревший труп. Но, как оказалось, не криминальный. В вагончике было несколько человек, пили, потом, видимо, окурок бросили или что там еще... Когда загорелось, один выскочить не успел. - И что же, никто не пытался его спасти? - А кто спасать-то будет? Общество известно какое. Тот, кто погиб, 79 года рождения, совсем молодой. Вот ведь люди - могли бы работать, сколько сегодня рабочих везде требуется, но они предпочитают на свалках жить! Вы бы видели эту картину: мусор, грязь… - Скажите, Виктор Евгеньевич, а сердце от всего этого не ожесточается? - Если у тебя есть внутренний стержень, есть нормальное представление о жизни, то нет. Просто привыкаешь и к этой грязи, и к крови. Точнее, не привыкаешь, а начинаешь смотреть на все это как на работу. Хотя со многим трудно свыкнуться. Вот, например, это убийство семилетнего мальчика на прошлой неделе. Смотреть было страшно. И ведь убивал-то кто, подросток, за какой-то системный блок. Точнее, за одну-единственную деталь в нем, которая вышла из строя в его собственном компьютере. Убил, а потом на Тоболе этот блок разбирал. Когда мы этого Диму задержали, он еще минут сорок ни в чем не сознавался: меня самого, говорит, избили. Он же, когда мальчишку ножами бил, себе палец поранил. У него на кроссовках кровь, и на одежде тоже. Долго все вместе уговаривали сознаться, рассказать, как на самом деле было. Мать присутствовала, адвокат. - А как можно убедить человека сознаться? Это же надо его на чем-то поймать, сломать… - У каждого свои методы. Я и про Бога напоминаю. Покаяться, говорю, надо, если совершил убийство, пусть хоть Бог грехи отпустит. Я, например, совершенно убежден: все человеку возвращается: и плохое, и хорошее. - Виктор Евгеньевич, как Вы вообще попали в уголовный розыск? - У меня отец всю жизнь работал в милиции. Был начальником Костанайского горотдела. А я, если честно, мечтал поступить в Омский автодорожный институт, но пошел вместе с друзьями в Рудненский индустриальный. Мы ведь тогда не как сейчас поступали, не за деньги. Проучился почти год, понял, что это не мое. И пошел сам в военкомат. Отслужил два года, вернулся и решил идти в милицию. Стал работать простым опером в уголовном розыске в первом отделе, на кражах, по карманникам. С удовольствием вспоминаю то время. Настоящее оно было. Выслеживаешь карманника, берешь его, одежда в грязи, а ты доволен. И гордость такая - одним гадом будет меньше. А главное, это справедливо. Чувство справедливости у оперов очень сильно развито. - А какое чувство возникает, когда видишь: да, перед тобой преступник - а доказать не можешь? - Чувство стыда. Сейчас с доказательством вины очень строго. Даже если человек признается, расскажет, как все было, этого мало. На суде он может изменить показания, и все дело рассыплется. Ни один судья, хотя тоже будет абсолютно убежден, что именно подсудимый убил или изнасиловал, не возьмет на себя ответственность вынести приговор без достаточных доказательств. Значит, их надо искать. Но бывает, что преступник так хорошо подготовится, что никаких следов не оставит. Улики или свидетели могут появиться через месяцы, через годы. Вот мы недавно несколько таких убийств раскрыли - 2003, 1997 года… - Скажите, в Вашей профессии много геройского? Когда читаешь книги, смотришь фильмы - такое чувство возникает. А по собственному ощущению? - Геройского? Ну да, в молодости мы чувствовали себя почти героями. А вообще это - работа. Настоящая мужская работа. Когда не спишь сутками, месяцами сидишь в командировках. У нас в отделении восемь человек, так мы с ребятами иногда очень долго не видимся. Я вот, например, только что из Тарановки. Месяц там просидел. Раскрывали убийство таксиста из Рудного. Уехал человек из дома и пропал. Через какое-то время нашли его сожженную машину. А еще через неделю, совершенно в другом месте - его труп. Подозреваемый есть, осталось задержать. - Если есть оперативники по особо важным делам, то есть и эти самые важные дела, как правило, неочевидные убийства. Вы не работали по так называемому белорусскому делу? Помните, убийства, исчезновение людей. Они потом еще в Белоруссии следы оставили, их там задержали, а в Казахстан, кажется, так и не экстрадировали. - Дело ленинградских киллеров… Убийства были на моей территории, я в то время еще в уголовном розыске в горотделе работал. Мы, кстати, тогда первые на этих киллеров вышли. Вы же знаете известную марку пива «Балтика»? Так вот из-за этого все и было. В Ленинграде тогда тендер провели, кто его будет выпускать. Выиграли наши костанайцы. Это кому-то не понравилось. Прислали киллеров. Двое местных наводчиками работали. Так по одному и отстреляли. «Балтику» стали выпускать в России, а могли бы у нас, в Костанае. - Сложно было раскрывать? - Ну а как вы думаете?! Труп в подъезде лежит с огнестрелом… В то время мы все ходили с оружием. Времена такие были. Государство слабое, народ ни пенсию, ни зарплату не получает. Одни опустились, стали нищими, а вторые обозлились и решили брать свое любой ценой. Рэкет пошел, банды действовали. Некоторые под вполне официальным прикрытием. Помните, кооперативы тогда создавались. А банки кредиты миллионами раздавали. Это сейчас организованная преступная группа, а раньше называлось просто - банда. Вот одна такая банда - ребята молодые, кооператив создали, кредит взяли, ну куда деньги девать? Иномарку первым делом купили и разбойничали. Когда мы их взяли, тетрадь нашли, куда их главарь информацию заносил: кто в какой операции участвовал, сколько денег ему за это выдано. Беспредельничала банда. Познакомилась с ними студентка одна, ну что, ребята богатые, в такой машине ездят. Вот однажды они посадили ее в эту машину и стали насиловать. Она, наверное, такого от них не ожидала, стала грозить: в милицию заявление напишу. Они вывезли эту девушку в район аэропорта, распяли и спрашивают: ну, какой рукой заявление писать будешь? И отрубили ей, живой, эту руку. А потом, так же, живой, сожгли на камере. После такой ночи рано утром нагрянули на Наримановский рынок. А там тогда торговцы рано места занимали. Один мужчина товар раскладывает, они подскочили, разрядили в него оружие, сумки схватили и ушли. И вокруг - народа полно. Мы их дней через десять взяли по одному. Жестко брали. Одного, помню, уложили на землю, а у него из-под пиджака пакет с марихуаной вывалился. Шли убийц брать, а тут еще наркота. А отрубленную руку девушки мы нашли на балконе у главаря. Они хотели сделать с нее гипсовую копию и поставить у себя в офисе. Вот такие времена мы пережили. - Виктор Евгеньевич, а как оперативники расслабляются после таких вот дел? Как в кино, по сто грамм… - Да нет, сто грамм - это сейчас уже не актуально. Как правило, в баню сходим, пивка попьем. Или на природу, подальше от народа. Не потому, чтобы не видели. На работе общения столько, что хочется куда-нибудь подальше. А когда отпуск, первое дело - отоспаться, потом хоть чуть-чуть у телевизора посидеть. Мы же ничем от других не отличаемся. - Были у Вас в жизни очень трудные периоды? - Были. Десять лет назад, работал я тогда в уголовном розыске в городе, возвращались мы однажды с товарищем домой глубокой ночью. Идем, одна сигарета на двоих, а спичек вообще нет. Решили к киоску подойти, было это в районе клуба «Фараон». Смотрим, а у киоска ствол. Мы - задерживать. А тот, у кого обрез был, выстрелил. Я тогда в первый раз видел, как в тебя стреляют так близко. Вспышка света прямо перед лицом. Не знаю, как увернулся. Это же обрез, дробь сразу пучком идет, только потом рассыпается в стороны. В ответ я тоже выстрелил. Один упал. Пока мы еще одного вязали, третий схватил обрез и бежать. Ну, думаю, как я потом докажу, что стрелял правомерно. Вот если бы гильза была, у обреза-то ее нет. Бросился за тем, что убегал. А он отстреливаться начал. Пришлось снова стрелять. Темно, куда пуля ляжет, разве видно? Девять месяцев уголовное дело на меня вели, в прокуратуру вызывали. Я тогда даже адвоката отказался брать. Потому что могли сказать: раз защищаюсь - значит, виноват. А я до сих пор уверен: прав был. Доказал тогда, дело закрыли. Но жена от меня ушла. Сказала: «Тебя или убьют или посадят». Взяла дочку и уехала. - И Вы не пытались снова завести семью? - А зачем? Чтобы отвечать на вопрос: «Когда приду?» А я и сам не знаю. У нас в уголовном розыске 70 процентов разведенных. - Я слышала такое выражение: нормальный мент. Для Вас важно, чтобы в чьих-то глазах вы были нормальным ментом, или чужое мнение Вас в этом плане не интересует? - Вообще-то, говорят: менты (и это нормально) и мусора. Грань очень тонкая. Объяснять - долго и трудно… - Виктор Евгеньевич, а сегодняшние молодые опера отличаются от тех, что были двадцать лет назад? - Отличаются. Нынешним надо все и сразу. Чтобы преступление можно было раскрывать, не выходя из кабинета. Так не получится. Сначала надо ногами побегать, территорию узнать, авторитет наработать. Надо лет пять отдать, чтобы нормальным опером стать, и еще пять - чтобы хорошим. Я, например, для себя давно решил: эта работа - для меня. Нормальная мужская работа. Что еще нужно? - С праздником вас и весь уголовный розыск! - Спасибо. Фото Константина ВИШНИЧЕНКО
Доступ к документам и консультации
от ведущих специалистов |