В этой связи я хотел бы поставить вопрос о том, возможно ли обсуждение этого вопроса в рамках Пленума Верховного Суда Республики Казахстан. Если различные судебные органы РК присуждают совершенно разные суммы компенсации за моральный вред по искам о защите чести и достоинства, то возможно на уровне Пленума можно было бы принять какую-либо инструкцию по поводу того, как судам следует оценивать моральный вред и какой размер компенсации присуждать. В Болгарии, прежде чем возбуждать гражданское дело, истец оплачивает госпошлину, исходя из общей заявленной суммы компенсации за моральный вред (10 лет назад это было 4 процента от суммы иска). Таким образом, это своего рода сдерживающий фактор для заявления огромных сумм компенсации за моральный вред.
Однажды в Болгарии мне пришлось защищать одного журналиста по делу о гражданской диффамации, и я предложил суду изучить информацию о том, в каком размере выплачивалась компенсация морального вреда родственникам жертв, погибших в результате преступлений. Я хотел, чтобы суд просто сравнил суммы компенсаций морального вреда в случае причинения вреда жизни и здоровью и в случае причинения вреда репутации. Я заявлял в суде, что компенсация за причинение вреда репутации должна быть намного ниже, нежели компенсация за более тяжкие последствия, возникшие, например, в результате ДТП и гибели человека, так как на самом деле человеческая жизнь намного важнее, нежели чья-либо репутация.
Не знаю, будет ли такой подход работать в Казахстане, но я просто хотел поделиться с вами своим опытом.
Монахов Виктор,
старший научный сотрудник сектора информационного права ИГП РАН,
советник юстиции 1-го класса (Москва, Россия)
Взгляд из России
Я попробую сократить время этого своего выступления в пользу Украины. При рассмотрении диффамационных дел среди иных позиций необходимо представить доказательства распространения диффамационного материала. Современное глобальное информационное общество, в котором мы все с вами живем, иногда в этом смысле способно сыграть с нами злую шутку. В наших с вами странах общим правилом считается, что данная информация распространена, если кто-то сообщил её «хотя бы одному» другому лицу.
По этому поводу у нас было одно громкое дело, которое дошло до Европейского суда. Фабула вкратце такова. Один саратовский журналист подготовил статью, которая стала предметом анализа и даже преследования наших силовых структур. Обнаружена была эта статья случайно, в ходе обыска (совсем по другому делу) служебного помещения, где находился компьютер этого журналиста. Именно там и была обнаружена эта статья.
И вот в этой подготовленной, но еще не опубликованной статье было несколько строчек об одном из руководителей силовых структур. Журналист передавал эту статью редактору и редактор посчитал, что эти строчки про начальника силовых структур не доказаны. Будучи опытным редактором, он предупредил журналиста о возможных последствиях и предложил эти строчки убрать. Что и было сделано. В газете эта статья появилась без этих строчек, но в компьютере журналиста эта статья осталась в первоначальном виде. И, обнаружив именно первоначальный вариант статьи, следователи расценили ее как клевету, и это стало основой уголовного дела по клевете, в силу чего журналист провел за решеткой более полугода. Ведь данная информация была распространена. С нею знакомился редактор, машинистка, верстальщик. Уже трое. А пленумы наших Верховных судов в своих постановлениях говорят «если кто-то сообщил её «хотя бы одному» другому лицу».
Вот поэтому, применительно к современным реалиям информационного общества, категория «распространение информации» требует уточнения.
Вторая позиция мне также представляется важной и касается она правового режима информации, распространяемой при помощи сайтов. В последние годы у нас была активная судебная практика, когда суды отдельных северных регионов России применяли административную ответственность к тем владельцам сайтов, которые не захотели регистрировать их как СМИ. В то же время в центре России с 1998 года у нас по этому поводу существует некое джентльменское соглашение с властью о том, что желающие зарегистрировать такие сетевые ресурсы могут их регистрировать, а те, кто не желает, могут этого не делать. Поэтому административная ответственность за это, с нашей точки зрения, неправомерна. По этому вопросу мы, члены кафедры ЮНЕСКО по интеллектуальной собственности, даже подготовили специальное юридическое заключение «По вопросу о правовой природе сайтов в сети Интернет»6, которое принимают во внимание и судебные органы.
Теперь относительно размера морального вреда. Здесь, как мне кажется, важно учесть тот опыт, который здесь уже был озвучен. Была также озвучена идея о необходимости установления определенных критериев разумности и необходимости в отношении размеров компенсации морального вреда. Наличие таких критериев в данном случае достаточно, так как понятно, что конкретный размер в нормах закона не пропишешь.
В отношении исковой давности у меня нет конкретных предложений, а вот в отношении размера государственной пошлины, я думаю, очень полезная и интересная информация имеется у нашего украинского коллеги Т. Шевченко. Этот украинский опыт мы пытаемся внедрить и в сознание наших российских законотворцев.
___________________________________
6 Доступно на сайте нашей кафедры - www.unescochair.ru
Шевченко Тарас,
директор Института медиа права (Киев, Украина)
Опыт Украины
Я был удивлен тому, что Бойко поведал нам об аналогичном опыте в Болгарии, так как был уверен, что мы в этой области пока остаемся пионерами.
Самый большой иск, который был удовлетворен в Украине, был иск на сумму 2 млн. долларов США (5 млн. украинских гривень). Футбольный клуб «Динамо Киев» судился с газетой «Вечерние ведомости». На самом деле иск был между двумя политическими партиями. По результатам выборов объединенная социал-демократическая партия была очень недовольна тем, как газета «Вечерние ведомости», принадлежащая Юлии Тимошенко, освещала их деятельность. Иск был абсолютно надуманным. Поводом послужила информация о том, что футболиста Андрея Шевченко собираются продать в Милан. Поскольку газета «Вечерние ведомости» не смогла этого доказать, то она проиграла. Тем не менее, как известно, Шевченко все же был продан за ту сумму, которая была указана в газете.
Проигравшая сторона впоследствии не стала обжаловать это решение, так как легче закрыться и открыть новую редакцию. Это было гораздо дешевле, чем стоимость адвоката на подачу апелляции.
1999 год был пиковым по большим искам, и до 2003 года очень активно проводились вот такие «круглые столы», как здесь. Журналистская общественность понимала, что нужно добиться установления какого-то «потолка» в этом вопросе. Я также встречал немало международных документов, в которых находил мнения о том, что желательно законодательно устанавливать «потолок», пределы размеров компенсации морального вреда в гражданско-правовом порядке.
Мы не смогли найти какие-либо варианты, как установить такой «потолок». Если установить слишком малую предельную сумму, то она будет нарушать право человека на защиту своей репутации. Если ставить проценты от прибыли, то мы слышали, как может выглядеть дело и в этом случае, когда редакция может доказать отсутствие у нее какой-либо собственности и прибыли. Таким образом, мы не нашли какой-либо способ, чтобы он удовлетворял обе стороны. Если, к примеру, он будет удовлетворять большие телеканалы, то это не будет удобно для меньших телеканалов. Более того, здесь будет присутствовать принцип «обратной монеты». Если мы, к примеру, укажем, что верхний предел суммы не может быть выше 10 тыс. долларов, то для крупной компании это будет абсолютно приемлемая сумма, они будут продолжать распространять даже самый «грязный» материал и информацию.
В связи с этим в 2003 году мы прописали не только пропорциональную госпошлину, но и предусмотрели прогрессивную шкалу. Именно эта шкала отбила желание у 95 % людей и организаций требовать большие суммы. Остались просто уникальные случаи, когда люди готовы заплатить госпошлину в 1000 долларов или в 2000 долларов для того, чтобы потребовать 100 тыс. долларов. Именно такой подход, таким образом, помог Украине решить проблему с большими исками.
Буквально за последние 2-3 года я припоминаю 3-4 случая, когда истцами были крупные бизнес-компании, для которых, соответственно, указанная выше сумма госпошлины не столь обременительна и не страшна.
По нашей статистике, сумма исковых требований резко упала на 80%. И другой момент - проигравшая сторона должна будет вернуть госпошлину выигравшей стороне. Второе, что мы не учли, - по нашим правилам, в суде второй инстанции нужно будет заплатить половину от той госпошлины, которая была бы уплачена в суде первой инстанции. То есть были случаи, когда журналисту нужно было найти 1000 долларов, чтобы подать апелляцию. Это тоже проблема, но не настолько серьезная, как она была прежде.
Подход по срокам исковой давности у нас не идеален: установлен один год для требований об опровержении, но для компенсации морального вреда и исков по диффамации сроков вообще нет, поскольку это личное неимущественное право и существует общая практика, что для личных неимущественных прав исковая давность не ограничена. Это, на мой взгляд, неправильно.
В целом международный опыт показывает, и я его поддерживаю, что исковая давность по диффамации должна быть достаточно короткой. То есть если человек хочет защищать свою репутацию, то он должен защищать ее тогда, когда она была ущемлена, а не тогда, когда прошло уже достаточное время, и он только задумался о защите своей репутации. Поэтому полгода или год - это максимальный срок исковой давности для диффамации.
Реплики участников «круглого стола» в процессе обсуждения
Луговской В. (журналист ТРК «Алау ТВ», Костанай): Почему все же сохраняется негативное отношение власти к вопросу о диффамации?
Монахов В.Н. (эксперт из России): Прежде, наверное, нужно всегда знать, кому выгодно наличие этих статей в Уголовном кодексе государства. К примеру, все 4 дела в Европейском суде по правам человека с моим участием, о которых я говорил сегодня, связаны именно с диффамацией чиновников и географически исходят из российской глубинки. В наших столицах такие случаи достаточно редки. Вывод: выгоду в сохранении этих статей в УК, по крайней мере у нас в России, видят региональные, местные князьки, не желающие , говоря модным компьютерным языком, «перезагружаться» и работать и жить в соответствии со временем.
Кациев О. (глава Представительства «Интерньюс Нетуорк» в Казахстане): Вы говорите, «мы добиваемся», «мы что-то делаем». Я так понимаю, что в России и странах ЦА количество тех людей, кого эти проблемы особенно беспокоят, очень ограничено. Мы сталкиваемся с пассивностью не только обывателей, основной массы населения, которую эти проблемы не интересуют, но и с пассивностью и инертностью журналистской среды. Как в таких условиях, когда большинство живут по принципу «Моя хата - с краю, ничего не знаю» (включая и журналистов, которые могут быть озабочены этими проблемами, только когда они коснутся их самих), добиваться эффективности наших усилий?
Монахов В.Н.: Вопрос, скорее всего, философский. В-первую очередь, думать надо. Искать не лобовые ходы, а может быть, обходные. Сам я по натуре - оптимист и вижу определенные изменения сознания россиян. За все время, что мы занимаемся этой проблемой, определенные подвижки все же есть. У нас даже в этой связи есть такое модное выражение - «России надо жить долго». Только тогда можно увидеть какие-то результаты медленно идущих изменений жизни к лучшему.
Красильникова Г. (юрист Международного фонда защиты свободы слова «Адиль соз»): Спасибо за предоставленную возможность высказать сегодня свое мнение по весьма актуальной для наших стран теме. Прежде мне хотелось бы сделать небольшой исторический экскурс в недалекое прошлое, а именно в тот период развития наших стран, когда они еще были союзными в составе единого Советского государства. С обретением независимости вследствие распада Союза поменялась политическая система. Если вы помните, при коммунизме журналистов вызывали на ковер, делали внушения и, в общем-то, дело этим и заканчивалось. Как только мы стали суверенными государствами, начались достаточно жесткие преследования журналистов в уголовном и гражданском порядке.
Первооткрывателем гонений на журналистов и СМИ, конечно же, можно назвать Кыргызстан, так как именно в Кыргызстане впервые стали применять диффамационное уголовное законодательство. К чести кыргызских журналистов, они не стали от этого меньше писать или острее.
Немного времени спустя, активно к этому присоединился и Казахстан. И буквально несколько лет назад эту инициативу подхватил Таджикистан. И, таким образом, сегодня мы имеем приблизительно одинаковую картину во всех странах.
Мы получили в наследие совершенно одинаковые законы и статьи, с немного измененными диспозициями и санкциями. Так, в Кыргызстане в диффамационном законодательстве больше штрафных санкций. Казахстан на сегодняшний день обладает самым широким спектром наказаний - начиная со штрафов, исправительных, общественных работ, заканчивая ограничением и лишением свободы. То же самое мы наблюдаем и в Таджикистане, но там такого рода дела непосредственно контролируются прокуратурой. К чему это приводит? Если, к примеру, в таджикскую прокуратуру обращается чиновник с заявлением на журналиста по поводу клеветы или оскорбления, то прокуратура уже априори занимает позицию этого чиновника.
Также следует подчеркнуть важность и значимость возможности возбуждения в рамках уголовного процесса и гражданского производства, связанного с заявлением гражданского иска.
Красильникова Г.: В нашей организации «Адил соз» мы проводим мониторинг и знаем поименно тех журналистов, которые сами сообщают о том, что они преследовались или преследуются за клевету и оскорбление. Сегодня мы имеем совершенно печальные цифры - за 2009 год 21 только сообщенный случай преследования журналистов за клевету и оскорбление. Есть также дела о защите чести и достоинства Президента. Было время, когда у нас было не менее пяти таких случаев в год, но ни один журналист по этой статье лишен свободы не был - все были амнистированы. Только один журналист Е. Бапи не согласился с амнистией и отстаивал свое право, что он не виновен. Однако обвинительный приговор в отношении него остался в силе.
На сегодняшний день по июль месяц мы зафиксировали 70 сообщений о заявленных исках и претензиях журналиста и СМИ о защите чести и достоинства, которые реально либо находятся в судах, либо рассматриваются на досудебной стадии. Удручающе выглядит и картина по компенсации морального вреда. Всем известно, что моральный вред у нас в Казахстане не ограничен никакими пределами, мы имеем миллионы, триллионы заявленных сумм. Причем несмотря на наличие в законодательстве принципов разумности и достаточности, судами удовлетворяются большие суммы, о чем мы подробно поговорим в рамках следующей сессии. Нередко удовлетворение такого иска и его размер зависят напрямую от статуса истца. И такая картина имеет место во всех наших странах, к нашему большому сожалению.
Красильникова Г.: По поводу того, что в Кыргызстане журналистов не лишают свободы и не сажают в тюрьму - это очень хорошо. В Казахстане были приговорены к лишению свободы три человека за клевету. Один из журналистов будет амнистирован буквально на днях и две женщины, которые посмели выразить свое мнение на страницах газет. И здесь сработала статья за клевету в отношении простых граждан, и очень жестко.
Насколько мне известно, когда в Таджикистане потерпевший обращается в прокуратуру, естественно, журналиста вызывают в прокуратуру и начинается установление так называемой следственной истины. Нередки случаи, когда сведения, изложенные в публикации, соответствуют действительности. То есть факт нарушения устанавливается и, как ни странно, сама прокуратура предлагает примирение. О чем это говорит? Прокуратура как государственный орган не заинтересована возбуждать уголовное дело против обвинителя, который на самом деле допустил нарушение закона и который сам является государственным служащим.
Красильникова Г.: Можно еще дополнить, что буквально в прошлом году и в этом году проводилась очень крупная кампания по декриминализации статей о клевете и оскорблении. Создавались рабочие группы из журналистской и иной общественности, но пока еще ничего не изменилось в правовом поле, тем не менее определенные подвижки все же имеются.
Проанализирована практика журналистскими НПО и есть о чем говорить.
И. Симонова (юрист ОО «Хома», Таджикистан): К сожалению, в Республике Таджикистан все поправки и новые разработки заканчиваются на уровне только обсуждений. Принятие поправок Президентом, Парламентом, создание специальных рабочих групп для этих целей не имеют место. Наши чиновники настаивают на том, чтобы статьи о клевете и оскорблении оставались именно в УК Таджикистана. Вот такая картина, если честно, имеет место в нашей стране.
Красильникова Г.: Аналогичная ситуация не только в Таджикистане, но и в Казахстане. Такая ситуация и положение очень удобны для укрощения властями свободы слова. В этой же связи наличие судимости по этим статьям в наших странах не есть положительный фактор. Человек, столкнувшийся лицом к лицу с этой ситуацией, становится в каком-то смысле отвергаемым обществом. Мало кто и из работодателей пожелает принимать на работу журналиста с судимостью или с большими долговыми обязательствами.
Закирова Н. (директор Бюро по правам человека и соблюдению законности, Таджикистан): Я представляю Таджикское Бюро по правам человека и соблюдению законности, между тем я не являюсь юристом, а являюсь практикующим журналистом. Я вкратце хотела бы рассказать о практике. Очевидно, что проблемы диффамации очень актуальны для Таджикистана. Во время гражданского противостояния и в послевоенный период с неугодными журналистами расправлялись путем избиений или убийств. Всего за тот период было убито примерно 74 журналиста.
Сейчас же, в мирное время, с журналистами расправляются более цивилизованным способом - путем подачи исков против журналистов. Мы знаем много дел, связанных с уголовным преследованием журналистов.
Наличие этих статей, конечно же, ограничивает свободу слова в Таджикистане. И в нашей прессе, к сожалению, очень мало появляется критических статей. Практически нет ни одной статьи с критикой деятельности Президента нашей страны. Наш Президент имеет иммунитет и защищен отдельными статьями в Уголовном кодексе.
Многие госчиновники опасаются декриминализации диффамации, так как полагают, что она способна привести к злоупотреблениям со стороны журналистов и появлению в прессе негативных и критических статей в отношении представителей государственных структур.
Равенство всех перед законом должно выражаться и в равном отношении закона к Президенту и госчиновникам. Все должны, на мой взгляд, пользоваться равными правами и находится в равном правовом положении.
В 2005 году Таджикистан отчитывался в Комитете ООН о выполнении Таджикистаном пактов о правах человека, после чего Комитетом был сделан ряд рекомендаций Таджикистану, в том числе одна из рекомендаций касалась исключения из действующего УК Таджикистана статей о клевете и оскорблении. Но, к сожалению, в нашей стране не все рекомендации Комитета ООН исполняются. Наоборот, власти Таджикистана внесли поправки в законодательство РТ, которые установили уголовную ответственность за диффамацию в Интернете. Вот такая в нашей стране практика.
Красильникова Г.: Самое удивительное в наших странах то, что каждая из наших стран полагает, что у каждого должен быть свой отдельный путь. И, к сожалению, рекомендации ООН, которые учитываются многими цивилизованными странами Запада, в наших странах в должной мере не воспринимаются. Понятно, что причина в их неудобстве и невыгодности по некоторым позициям для официальной власти наших стран.
Выборнова Г. (собственный корреспондент газеты «Время», Тараз): Проблемы, поднимаемые и обсуждаемые сегодня, - супер-острые, если можно так выразиться, с середины 90-годов. С тех пор, как на меня был подан первый иск в гражданском порядке, я продолжаю судиться. В принципе, практически во всех процессах я выхожу победителем, но если бы вы знали, сколько это занимает времени и нервов и отвлекает от основной работы. Приходилось также принимать много раз участие в различных «круглых столах», конференциях по этому поводу. Было уже большое количество таких обсуждений и встреч, и все это больше похоже на какую-то возню, так как все предлагаемые нужные поправки успешно властями отвергаются, вместо них появляются какие-то косметические поправки, спускаемые сверху, и которые ничего не меняют.
Пока мы пытались гражданское законодательство усовершенствовать, пошла уже уголовная практика, которая с каждым годом набирает обороты. Чиновникам понравилось подавать в суд, возбуждать уголовные дела в отношении журналистов.
В казахстанском законодательстве есть такая уловка (хитрость) - Верховный Суд не рассматривает апелляционные жалобы по данной статье. Эта статья считается мелкой, так что журналисты не имеют возможности на высшем уровне обжаловать решения нижестоящих судебных органов. Получается, что журналисты отданы на растерзание местным властям, местным чиновникам.
Поэтому получается, что за эти статьи люди уже сидят, а те, кто не сидит, ходит с клеймом судимости. Для журналистов, для которых очень важна репутация, такое клеймо - просто крест на всем. В нашей редакции работает мой коллега, который уже имеет судимость, и сейчас на него собираются заводить новое уголовное дело. Дошло до черного юмора, когда этот коллега говорит о том, что он скоро станет уже рецидивистом.
Чтобы обсуждение было более продуктивным, думаю, нужно приглашать на такого рода мероприятия и депутатов, либо отдельно с ними разговаривать.
Красильникова Г.: Говорить о том, что с депутатами мы никакой работы не проводим, будет неправильно. Мы работали с ними и отдельно, и в группах. В свое время нам было обещано большинством депутатов, что голосование по закону о СМИ будет полным, но в результате было получено всего три голоса, остальные депутаты просто исчезли. Поэтому работа с депутатами - это очень долгий и сложный труд, поэтому надо использовать все возможные законные варианты взаимодействия с официальной властью.
Проблема еще и в том, что в Казахстане журналистская общественность разрознена, большая часть журналистов, когда требуется и их участие и поддержка, просто отмалчивается.
Сегодня среди нас есть люди, которые не один раз привлекались к ответственности за свою профессиональную деятельность. Поэтому именно от пострадавших журналистов мы ждем помощи и содействия, так как ваши рекомендации и предложения могут быть учтены в дальнейшем процессе совершенствования законодательства о СМИ в целом.
Мирошниченко В. (собственный корреспондент газеты «Время», Петропавловск): Даже если человек, подав жалобу о привлечении журналиста к уголовной ответственности за клевету в порядке частного обвинения, измотав ему при этом в течение трех месяцев нервы, затем отказывается от своей жалобы, это не будет являться реабилитирующим основанием. Прекращение уголовного дела в ходе отказа от обвинения не является реабилитирующим журналиста основанием. Это тоже своего рода «дырка» в законодательстве. Вот об этом мало кто говорит либо не говорит вообще.
Вельска И. (координатор проектов Казахстанской ассоциации издателей газет): У меня есть один вопрос. Согласно закону об Интернете вся информация, публикуемая в сети Интернет, приравнивается к информации, публикуемой в печатных СМИ. Комментарий к материалу, размещенному на веб-ресурсе, может рассматриваться как клевета, как оскорбление. Люди, комментирующие такие материалы, заходят в сеть под псевдонимами, никами. Получается, что привлечь их к ответственности не представляется возможным, а всю ответственность, таким образом, будет нести именно редакция этого веб-ресурса.
Красильникова Г.: Абсолютно согласна с высказыванием И. Вельска. По смыслу нашего законодательства ответственность всегда несет распространитель, а веб-сайт является распространителем информации. К сожалению, с Интернет-ресурсами ситуация складывается именно таким образом. Поэтому пока стоит надеяться на модерацию, которая не всегда возможна, и не каждый может позволить себе с утра до вечера заставлять дежурить модератора с тем, чтобы такого рода «опасная» и «чреватая» для сайта информация не попала в эфир.
Шевченко Т. (эксперт из Украины): Сфера уголовного законодательства связана с определенным консерватизмом, особенно когда речь заходит о переносе какой-либо нормы из уголовного права в другое отраслевое право. Я был приятно удивлен выступлением госпожи Юсуповой и ее либеральным взглядом на декриминализацию диффамации.
По поводу перевода клеветы в административное наказание. В рамках административного процесса маловероятно рассматривать вопрос по поводу достоверности или недостоверности информации. Если оценивать оскорбление в контексте оскорбительного высказывания - это может быть проще, если это связано, к примеру, с нецензурной бранью. Но сам вопрос достоверности либо недостоверности - очень сложный.
Шевченко Т.: В отношении Украины в связи с декриминализацией диффамации возникают вопросы относительно того, как поступают власти на факты откровенного оскорбления, к примеру, в форме использования нецензурной брани. Во-первых, в прессе такую брань никто не пишет.
При Президенте Кучме были случаи, когда отдельные публикации в СМИ расценивались, как препятствующие Президенту выполнять свои функции, и поэтому руководство таких СМИ, которые печатали эти публикации, отдельно вызывались «на ковер» с тем, чтобы таким образом хоть как-то сдержать поток информации и обезопасить официальную власть.
Далее все попытки каким-либо образом вынудить журналиста молчать были связаны с большими исками, с компенсациями больших размеров. В последние годы были иски на миллионные суммы, в большей степени такие иски были связаны не с политической деятельностью, а с деятельностью коммерческой.
Был также интересный случай в 2004 году: во время президентских выборов СМИ печатает предвыборную агитацию одного кандидата, а именно господина Януковича, который проиграл выборы. Текст предвыборной агитации Януковича начинался со слов: «Предвыборная программа Виктора Ющенко», а далее шла подделанная, не настоящая предвыборная программа Ющенко. Формально, СМИ по закону не несло за это ответственность, поскольку это был оплаченный материал, предвыборная агитация другого кандидата. Но по существу всем было абсолютно понятно, что СМИ чудесно отдавало себе отчет о том, что таким образом оно врет гражданам. После этого в законодательство мы ввели нормы о том, что если публикуется агитационный материал, то обязательно в этом материале нужно указать, какая партия его заказала. Анонимных агитационных материалов уже быть не может и их публиковать у нас нельзя. А когда сменилась власть, местный губернатор пытался расправиться с издателем этой газеты, было возбуждено уголовное дело, которое касалось препятствованию избирательных прав. Этот собственник издания в суде первой инстанции получил полтора года лишения свободы. Все остальные дела рассматривались исключительно в гражданском процессе, каких-то физических расправ или наездов за последнее время, по моим наблюдениям, не было. Но во времена Президента Кучмы это случалось довольно часто - были факты физической расправы с журналистами, устранение, даже случаи убийства, взять хотя бы известное всем убийство журналиста Гонгадзе.
Мирошниченко В.: По поводу клеветы и оскорбления госслужащих. В Украине и в России есть ли у государственных служащих свой Кодекс чести, который дает им возможность обращаться в суды с судебными исками о защите чести и достоинства?
Шевченко Т.: В Украине такого положения нет и это немного непонятно и глупо, если такой Кодекс чести будет вообще, который будет обязывать госчиновника обращаться в судебном порядке за защитой своей чести и достоинства.
Красильникова Г.: В Казахстане у нас такой Кодекс чести был, и впоследствии он был изменен, и там действительно было положение, которое гласило, что госслужащий обязан всячески отстаивать свою честь и достоинство, в том числе и в судебном порядке.
Шевченко Т.: В Украине раньше СМИ не особо охотно шли на выполнение требований о публикации опровержений по поводу ранее обнародованных материалов, так как считалось, что публикация опровержения и есть признание факта недостоверности. С 2003 года у нас действует новый Гражданский кодекс, который, не сильно разъясняя, говорит о том, что есть право на опровержение и есть право на ответ. И мы в свою очередь всегда советуем СМИ соглашаться, но не называть это опровержением, а называть это ответом. Если вы написали что-то плохое о чиновнике, даже оценочное, он (такой-то чиновник) может к вам обратиться для того, чтобы изложить свою версию.
В разных странах по-разному работает такое законодательство. Во Франции, например, достаточно, чтобы ваше имя прозвучало, даже позитивно, вы имеете право на ответ. Если СМИ отказывает вам в ответе, то такое СМИ даже может быть наказано.
На парламентских выборах и в выборах в местные представительные органы в Украине мы убедили всех в том, что любой кандидат, который посчитает информацию о нем, недостоверной, имеет право на ответ. То есть, когда была норма об опровержении, СМИ не шли на их опубликование. Как только заменили «опровержение» на «ответ», СМИ этому уже не противились.
Человек, которому было отказано в праве на ответ, обратившись в суд по этому поводу, не должен доказывать суду, была ли информация, касающаяся его, достоверной или недостоверной. Он доказывает, имел ли он право на ответ, задевала ли эта публикация его репутацию, но сам вопрос о достоверности не стоит.
Таким образом, право на ответ - довольно демократичный механизм, есть разные мнения по этому поводу. Например, «Артикль 19» считает, что будет лучше, если право на ответ вообще не будет подпадать под правовое регулирование. То есть право на ответ должно реализовываться в порядке саморегулирования. Мы же полагаем, что именно законные основания для права на ответ способствуют сглаживанию конфликтов между сторонами, уменьшению количества судебных исков. Если человек имеет возможность написать то, что он думал об этой ситуации, то он внутренне себя ощущает намного лучше.
Боев Б. (эксперт из Великобритании): Я также хотел бы кое-что добавить, что считаю важным в ходе этой дискуссии. Здесь уже приводился пример, как госслужащие, высокопоставленные должностные лица подавали иски и указывали, что требуемые суммы денег в качестве компенсации за моральный вред будут направлены на благотворительные цели. В обычной ситуации присутствуют две стороны, которые между собой конфликтуют. Они, как правило, имеют равные права и равные шансы на то, чтобы выиграть дело при нормальном раскладе дела. И мне кажется, что обе стороны могут использовать дополнительные способы для того, чтобы выиграть дело. И, понятно, в странах, где
суды не являются фактически независимыми, чиновники могут влиять на решение суда. Но и журналисты имеют возможности и силы для недопущения подобной ситуации посредством взаимной поддержки. Поэтому, когда возбуждается диффамационный процесс против одного журналиста, совершенно посторонний журналист должен не оставаться в стороне и осветить этот случай в своем СМИ. И когда все журналисты не только пишут, но и присутствуют на таких процессах, то суду в любом случае сложно будет оставаться не прозрачным и не справедливым в оценке фактов, так как журналистская общественность обязательно доведет правду до народа. Тогда как разрозненность журналистов наоборот способствует усилению и увеличению шансов проигрыша для журналистов.
Я лишь приведу один пример с Руандой - африканским государством, серьезно пострадавшим от геноцида. Было очень много фактов насилия (включая сексуальное насилие) в отношении женщин в период политики геноцида Временного правительства Руанды. И знаете, как женщины защищали друг друга? В Руанде существует обычай - когда насилуют одну женщину, она должна громко кричать, чтобы ее услышали, и ее крик подхватили другие женщины и так до того момента, пока все находящиеся вблизи женщины не станут одновременно кричать. Также должны вести себя и журналисты.
Бейсембаев Н. (руководитель Юридического проекта Представительства Интерньюс Нетуорк в Казахстане): Имеет место большая зависимость редакторов и, тем более, собственников от местных властей, но вы, как люди, которые им близки и которым они доверяют, можете своими методами влиять на свое начальство. Конечно, революции никакой вы не совершите, но вы все же имеете больше возможностей убедить ваше начальство, обосновать вашу позицию и добиться ее обнародования. То есть журналист должен научиться и не бояться отстаивать свою точку зрения и перед своим непосредственным руководством.
Рыбалко М. (редактор газеты «Курс», Кокчетав): Вопросы о привлечении журналистов к уголовной ответственности за диффамацию нужно рассматривать не только в формате «Чиновник - журналист», но и в формате «Граждане - журналисты». На меня 4 года подряд подавала в суд некая гражданка Плотникова, за которой, как мне известно, стоял местный отдел образования. Ситуация заключалась в том, что у этой гражданки на воспитании находился ребенок из детского дома, которого она избивала, а в холод, в качестве наказания, выгоняла ребенка на мороз на улицу. Кроме того, она снимала деньги с личного счета ребенка. Только после вмешательства нашей газеты Департамент образования принудил ее восстановить денежные средства, а она отказалась от ребенка, которого затем отправили обратно в детский дом.
Понятно, что в такой ситуации был виноват и отдел образования, который должен был контролировать и справляться о том, что происходит с ребенком. В целом, потом начались судебные процессы, так как гражданка Плотникова обвинила меня в клевете. Изначально процессы проходили с явными нарушениями законодательства, так как о том, что в отношении меня возбуждено уголовное дело, я узнавала через третьих лиц. Меня, к тому же, на эти процессы не приглашали. О результатах процессов я также узнавала несвоевременно.
Лишь мои дополнительные доказательства, предоставляемые уже после возбужденного в суде производства, способствовали приостановлению дела или тому, что заявительница забрала свое заявление.
Также в 2007 году в отношении меня ДВД области возбуждает уголовное дело из-за ряда критических статей по деятельности представителей правопорядка. Стали поступать частые звонки в редакцию, требования явиться для выяснения обстоятельств дела и т.д. В ответ я им предлагаю прислать мне официальную повестку. Они повестку не присылают и вместо этого начинают давление на моих родственников в форме звонков, угроз и т.д. После в ближайшем номере газеты я расписала, какие конкретно нормы гражданского и уголовного законодательства нарушили следователи ДВД, после чего как законопослушный гражданин я явилась к следователю с требованием ознакомить меня с материалами дела, возбужденного в отношении меня. На что мне с честным взглядом следователь пояснил, что никакого дела нет и никто меня не вызывал на допрос.