|
|
|
ПРИЛОЖЕНИЕ К ВЫПУСКАМ «ГРАЖДАНСКОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО. СТАТЬИ. КОММЕНТАРИИ. ПРАКТИКА»
Оценочные понятия в гражданском законодательстве Категория договора, ее место и значение в постсоветстком праве К вопросу о понятии вещного права Ульге - один из путей укрепления судебной власти
Статьи настоящего сборника посвящены теоретическим вопросам гражданского права, диктуемым вызовами сегодняшнего времени. Подлинно научная задача находится на грани познанного и непознанного, знания и незнания, она как бы подводит итог полученному знанию и намечает прорыв в еще неизведанную область. Но если под «требованием времени» подразумеваются достаточно очевидные задачи, требующие незамедлительного решения, то понятие «вызов времени» имеет качественно иное содержание, чем просто «требование времени». Вызов времени предполагает прорыв в будущее. Любой вопрос, если он не носит явно схоластического характера, имеет неисчерпаемую глубину для научного анализа. Однако задачи, определяемые вызовами времени, расположены на самых передовых рубежах теории и отражают глобальные общественные потребности. Изменчивость форм социальной жизни более динамична по сравнению с явлениями природы. Ее довольно частые трансформации заставляют не только идти вглубь явления, что выражает естественную закономерность процесса познания, связанную с эволюционностью развития, но и рассматривать совершенно новые формы и сущности. Сравним, к примеру, такие объекты исследования, как фикции и презумпции, вероятность и причинную связь как условия ответственности, формы вины, с одной стороны, и оценочные понятия, ульге, целевые ветви права - с другой. Я привожу эти примеры, поскольку уделял им внимание в своих публикациях. Первые, как и вторые, доставляют исполнителю творческое удовлетворение и приводят к определенным новым результатам, но первые «не тянут» на вызовы времени, идет лишь углубление достигнутого знания, в то время как вторые являются существенно новыми объектами изучения, либо имеют наполненность новым содержанием, о чем будет сказано в статьях сборника. К теоретическим проблемам, диктуемым вызовами времени, я отношу как качественно новые для данного исторического этапа данного общества вопросы (возможность внедрения прецедента, ульге, корпоративные отношения), так и наполненные новым содержанием существующие понятия (оценочные понятия, комплексные образования в праве, интеллектуальная собственность). Проблемы этого рода требуют вовлечения в исследование более широкого круга обобщающих категорий, понятий из смежных научных дисциплин, использования общеправовых и философских категорий в большем объеме, чем в гражданско-правовых исследованиях, задаваемых текущими требованиями времени, где удельный вес цивилистического инструментария преобладает. Конечно, граница между вызовами и требованиями времени носит зыбкий характер. То, что было в свое время вызовом времени, превращается в текущую научную задачу. Если, к примеру, разработка учения об организационных формах юридических лиц на стадии формирования рыночных отношений диктовалась вызовом времени, то в настоящий период задачи изучения юридических лиц сместились на решение текущей правоприменительной практики норм о различных видах юридических лиц. Моя задача ограничивается рамками теории гражданского права. Глобальные проблемы нового времени не менее качественно специфичны, чем те, которые возникли на заре зарождения социалистического строя, когда потребовалось пронизать судебную власть неизвестными прежней истории идеями так называемой социалистической законности и правосознания, когда ее следовало поставить на службу коммунистической партии и обеспечить практически интересы исключительно государственной собственности. Цивилистические исследования, как и общеправовые, проводимые в социалистический период, были направлены на решения задач, которые с полным правом могли быть отнесены к вызовам времени в силу их принципиальной новизны. В тот период понятия требования времени и вызовы времени были практически тождественны. Все было новым: понятие социалистического права, социалистическая законность и демократический централизм, критерии деления права на отрасли, принципы гражданского права, сущность юридических лиц, право оперативного управления, хозрасчет, роль государственной собственности, плановые договоры и многое-многое другое. Все это ушло в прошлое. Но продолжалось также углубленное изучение традиционных гражданско-правовых понятий: вины, причинной связи, обязательства и др., научное значение которых сохраняется и сегодня. Сегодня перед гражданско-правовой теорией стоят иные требующие радикальных решений задачи: утвердить новое понимание справедливости в условиях равенства государственной и частной собственности, четко очертить границы гражданско-правового регулирования, найти оптимум соотношения частного и публичного. Из сказанного вытекает требование постановки и решения теоретических задач. В научном плане следует попытаться найти способы, которые объективно бы способствовали уменьшению зависимости суда от исполнительной власти, от вышестоящих судебных звеньев, снижению коррупционных проявлений. Речь при этом должна идти не только об организационных мерах, не о совершенствовании кадровой политики и т.п., что само по себе, безусловно, является важнейшими факторами улучшения судебной системы, а именно о вызовах нового времени, предполагающих нахождение неизвестных, но адекватных духу времени реформ. Решение теоретических задач, определяемых вызовами времени, во многих случаях являются основой для исследования вытекающих из нее вопросов прикладного характера. Я не ставлю задачей дать перечень проблем теории гражданского права, масштабность которых позволяет поставить их на передовые позиции цивилистики, а рассмотрю лишь некоторые из них, относимые, по моему мнению, именно к этому разряду, и которые находятся в сфере моих научных интересов. Статьи, представленные в настоящем сборнике, публиковались ранее, но здесь они даны в обновленном виде, уточнены и развиты многие позиции, обновлен эмпирический материал, проведена дополнительная редакционная работа.
Гражданское право как источник формирования понятия права и его структуры. Ядром всех феноменов правовой действительности является понятие права. Это понятие не вызывает такой общественной рефлексии как, скажем, меры уголовно-правовой ответственности, порядок вступления в брак, основания увольнения и т.п., поскольку лишено чувственно-воспринимаемой оболочки. Оно лежит в научной сфере, в области абстракций. Однако правовая наука такая же часть правовой действительности как и другие элементы. Она является основой для раскрытия более зримых элементов правовой действительности. От общего понимания права зависит все. Гражданское право всегда предоставляло обширный материал для формирования взглядов на право. Обозначим чисто схематически узловые пункты, где сказалось решающее воздействие гражданского права на общее понимание права. Деление на право частное и публичное. Отказ от этого деления. Возврат к делению права на частное и публичное. Деление права на частное и публичное исторически восходит к юриспруденции Древнего Рима. Это деление прошло испытание временем, и для стран континентальной системы права является общепризнанным. В истории нашей страны был период, когда от этого деления отказались. На заре советской власти Ленин провозгласил, что «мы ничего частного не признаем». В условиях сведения к минимуму товарного производства советская цивилистическая доктрина о частном праве не задумывалась. Подлинное возрождение частного права начинается приблизительно в середине 80-х годов ХХ столетия, с начала проведения экономических реформ, связанных с проведением приватизации, юридического признания частной собственности и объявления ее равноправной с иными формами собственности, утверждения свободы договора. Отказ от нормативной теории права. Возврат к нормативной теории права. После октябрьской революции нормативная теория права была отвергнута советской юриспруденцией как классово чуждая социалистическому обществу. Но с конца 30-х годов прошлого столетия нормативное понимание прочно утвердилось в теории права. Преодоление ограниченностей нормативной теории, появление разработок, в которых учитываются новые явления в праве. В настоящее время появились работы, в которых ставится вопрос либо об отказе от взглядов на право как на совокупность норм, либо вносятся весьма заметные коррективы в соотношение правовых норм с иными компонентами в составе права[1]. Я не определяю истинность теорий, констатируя лишь факт, что во всех этих поисках, находках и упущениях во взглядах на право, заметное, если не определяющее место, принадлежит цивилистической доктрине. Тем не менее, хотелось бы обратить внимание на некоторые взгляды на понимание права, его структуры, науку гражданского права, которые, как я думаю, нуждаются в серьезных коррективах. На конференции, посвященной проблемам науки гражданского права, М.Сулейменов посвятил часть доклада соотношению гражданского права как науки и отрасли права. Непонятно, правда, как можно сопоставлять науку с предметом и явлениями, исследуемыми этой наукой, но дело в другом. М.Сулейменов задается рядом вопросов, которые ему представляются риторическими. Он вопрошает, каким образом определение права как системы норм может помешать исследованию таких чисто правовых явлений, как реализация права, применение права, правоотношение, правосознание и правовые явления? Затем поставлен еще один вопрос, имеющий отношение к нашей теме. Докладчик утверждает, что если налицо совокупность норм, то такая совокупность должна занимать какое-то место в системе права[2]. Что касается первого вопроса, то в качестве основания для, якобы бесспорности ответа на него, он использует ссылку на взгляды Р.О.Халфиной из ее статьи 1984 года. Действительно, М.Сулейменов прав в том, что нормативное понимание права не мешает исследованию перечисленных правовых явлений. Но все дело в том, что это понимание не позволяет рассматривать новые правовые явления, которые входят в состав права, но нормами права не являются. Мнение Р.О.Халфиной было верно для периода, когда оно было высказано. Однако обратимся ко взглядам другого известного юриста - О.С.Иоффе, который размышлял над сущностью права более 50 лет, захватив как советский период, так и перестроечную эпоху. О.С.Иоффе написал по этим проблемам несколько работ, которые, к сожалению, пока не нашли достаточно широкого использования[3]. В статье «Понятие права и его типы»[4] он подверг пересмотру традиционные компоненты права и дал такое определение права: «Право есть классовый или всеобщий регулятор отношений, исходящий от государства, выражающий волю государства и господствующие или всеобщие интересы, охраняемый реальными мерами государственной защиты или возможностью их применения».[5] Преимуществом данного определения является отказ от упора на нормативную составляющую права. В условиях рыночных процессов изменилось значение нормативной составляющей права: расширилось применение аналогии права и закона, усилилось влияние сложившейся судебной практики на принятие судебных решений, серьезные масштабы приобрело использование правоприменителями оценочных понятий - все эти факты выходят за пределы нормативной структуры права, но являются частью права, хотя доминанта правовых норм в их традиционном понимании в структуре права сохраняется. На мой взгляд, приведенное определение могло бы быть дополнено включением в состав права правоприменительной практики, когда она допускается государством в качестве регулятора отношений. Несмотря на разрешенность государством, этот регулятор непосредственно исходит не от государства, а от практики. Второй вопрос - представляет ли любая совокупность норм определенное логическое звено в правовой системе - также не столь риторически безобидный как может показаться на первый взгляд. Совокупность явлений и фактов может представлять определенную систему, но может быть простым конгломератом, или же собирательной группой. Если мысль исследователя заранее нацелена на то, что имеющаяся совокупность есть определенная система или ее часть, то это предполагает искусственное притягивание к данной совокупности каких-то, якобы, системных признаков. На мой взгляд, это одна из причин ортодоксальной защиты существования комплексных правовых отраслей права и институтов, когда комплексность (совокупность) заранее предполагается системой с органическим единством составляющих ее элементов. Мнение о наличии комплексных отраслей права объективно зиждется на ошибочном постулате об общности свойств их структурных элементов, что должно с неизбежностью вести к признанию возможности создания однородного кодекса типа Предпринимательского со всеми вытекающими негативными последствиями. Парадокс состоит в том, что при резко отрицательном отношении к созданию Предпринимательского кодекса, те цивилисты, которые поддерживают концепцию комплексных отраслей, объективно стоят на общей почве со сторонниками такого или однородного с ним кодекса. Сами сторонники комплексных отраслей права от своих взглядов вряд ли станут отказываться, тем более, что они нередко связаны как заклинаниями ссылками на то, что они об этом писали еще 20 или 30 лет назад, как будто возраст утверждения превращает его в истину. Поэтому было бы интересно получить от адептов этой концепции ответ на вопрос, как скоординированы так называемые комплексные отрасли права с отраслями правовой науки. Так, наука гражданского права поглощает учение о сделках, собственности, обязательствах и т.д., но как быть с непоглощаемыми этой наукой учениями о предпринимательском, инвестиционном, социальном и другими комплексными отраслями? Существуют ли для них свои собственные правовые науки и каково их соотношение с наукой гражданского права? Если такие науки существуют, то в чем особенности их методологии? Если же части комплексных отраслей исследуются соответствующими правовыми науками: гражданской, административной, финансовой, то на какой науке лежит ответственность за познание закономерностей комплекса в целом? Говоря о комплексных правовых образованиях, я исхожу из того, что они представляют определенные области правовых знаний. Но практические знания и научные знания, при всей их связанности, вещи, философски отличающиеся друг от друга. Опытный путешественник поделится своими знаниями об опасностях походов по горам Тянь- Шаня, подскажет, что надо делать в критических ситуациях. Полезность таких знаний очевидна, и в конкретном случае может оказаться более высокой, чем научное знание. Но эти знания не относятся к сфере знаний о закономерностях, то есть к научному знанию. То же можно сказать о комплексных образованиях. Когда мы такие комплексы как предпринимательское, жилищное, корпоративное, инвестиционное право и др. называем целевыми ветвями права, то предполагаем, что они не дорастают до уровня правовой науки, являются важными областями правовых знаний, массив которых предопределяется практической целесообразностью, а не научными закономерностями. Иное дело, когда сторонники комплексных отраслей права утверждают, что такие комплексы представляют определенную систему, пытаются их классифицировать, найти общие правила, то тогда такой подход предполагает поднятие знаний о подобных комплексах на уровень науки. Ответа на вопрос, какой науки, не предлагается. Комплексные правовые образования в контексте формирования правовой действительности следует рассматривать по целевому практическому предназначению, а не как образования, наполненные особым научным содержанием.
Комплексность права и ее природа. В цивилистических и общетеоретических исследованиях заметное место занимают работы в области изучения структуры права. Праву вообще и гражданскому праву, в частности, свойственны разнообразные комбинации его составных частей, в нем постоянно возникают какие-то новые блоки, не вписывающиеся в традиционное деление на отрасли и институты. Это приводит к возникновению теорий вторичных структур, комплексных отраслей права и комплексных институтов. Комплексные явления в праве и законодательстве вещь очевидная и не требующая доказательств своего существования. Вопрос в том, представляет ли та или иная комплексность некоторое органическое единство, и если оно имеется, то какова его природа, или же такая комплексность есть искусственное смешение разнородных явлений. Советская действительность, в свое время исторически совершенно новая, направила творческую мысль правоведов (применительно к предмету нашего рассмотрения) на нахождение первичных классификационных признаков для градации правовых комплексов: предмет и метод правового регулирования, равноправие или подчиненность субъектов, имущественный или неимущественный характер отношений, наличие или отсутствие Общей части в правовом подразделении и т.д. Все это исследовалось на базе внерыночных отношений. Думается, что и впредь эти признаки будут шлифоваться, но, в целом, они принадлежат прошлому. Тем не менее, не следует впадать в крайность и отбрасывать накопленные в этой области идеи как отработанный и ненужный материал, подобный, скажем, теориям о принципах управления социалистическим народным хозяйством. Здесь более уместен гегелевский подход к преодолению существующих взглядов путем их «снятия» и возвышения теории на основе закона отрицания отрицания. Дело в том, что витает идея о схоластичности деления права на отрасли, ведь без такого деления обходятся другие правовые системы. Вопросы комплексности права были одним из предметов цивилистической конференции (Алматы, май, 2010)[6]. Общую научную линию выступлений основных ораторов можно определить как подкрепление новыми формулировками воззрений, сложившихся в советские времена. Думается, что главная полезность такой линии состоит лишь в реализации дидактического принципа repetitio est mater studiorum, но научных шагов вперед, как мне кажется, она собой не представляет. Нелишне будет сказать также о логической стороне существующих теорий. Любая из них, по нашему мнению, при ее достаточно длительном развитии обычно хорошо формально-логически разработана, и дискуссии продолжают вестись по сущностным, а не логическим моментам. Наивно надеяться найти ошибки в проверенных десятилетиями, а то и столетиями силлогизмах ученых по поводу понятия обязательства, договора и т.п. Это относится к дискуссиям научных предшественников об отраслях и институтах права. Стоит заметить только, что если соблюдение формально-логических законов еще не говорит об истинности теории, то их нарушение всегда свидетельствует о браке теории. Развитие существующих учений обычно происходит за счет нахождения и осмысления новых фактов реальности. Можно, конечно, уязвить противника в научной дискуссии, заметив логическую ошибку в его суждениях, но это не продвигает к истине в испытанных временем поисках. При современном взгляде на комплексную структуру права можно обнаружить не столько логические ошибки предшественников, сколько новые логические ступеньки в нахождении классификационных признаков. Таким образом, сложные течения в общественной и правовой действительности, расширившаяся дробность общественных отношений и соответствующая дифференциация правового регулирования оказывают воздействие на структуру права, взаимодействие ее внутренних звеньев и требуют новых подходов к изучению структурных подразделений права. Я думаю, что перечисленные явления позволяют сформировать новый взгляд на природу комплексных правовых образований, исходным положением которого является деление права как сложной структуры на отрасли права и целевые ветви права (ЦВП). Целевая ветвь права является объединением одинаковых по целевому предназначению и направленности норм и институтов различных отраслей права. Цель как философская категория выступает отражением объективных потребностей, она как закон определяет способ и характер действия людей. Цель в правовом регулировании не столь зримый и наглядный ориентир как светящаяся вышка для мореплавателя или маяки из стихотворения Бодлера для художника, путь к ней обозначен целым рядом оценочных понятий, сочетающих в себе субъективное усмотрение законодателя с объективными составляющими в виде таких категорий, как общественная потребность, социальная справедливость, политическая целесообразность и др. Поэтому выбор законодателем цели выделения той или иной ветви права существенно предопределен и ограничен, поскольку целеполагание не есть только дело его свободы и воли. Целевая ветвь права также как и отрасль права объективна, но объективность отрасли обусловлена объективностью и однородностью регулируемых общественных отношений, а объективность целевой ветви права предопределяется объективной потребностью решения возникших общественных потребностей, задач. Названные два вида объективности различны. Наличие определенных общественных отношений и их характер от сознания людей не зависит. Но от сознания людей также не зависит существование объективной необходимости сознательно решать потребности общества. Невозможно, как со справедливой иронией отмечалось цивилистами, создать правовую отрасль «банно-прачечного» хозяйства. Но и целевую ветвь «банно-прачечное право» создать невозможно, ибо в ней нет общественной нужды. Но сразу возникает резонный вопрос, где критерии такой нужды? Ответ, думается, должен быть следующим. Общественная нужда - оценочная категория, и в качестве таковой она содержательна, и государство, законодатели, общество способны ее определить, точно также как и разумная семья способна на основе объективных показателей своих доходов, включая потенциальные, сопоставить свои материальные нужды и затраты на них. Представим, что где-то в далекие начальные советские годы было принято развернутое законодательство о банно-прачечных отношениях, то есть было бы сформировано комплексное законодательство и соответствующая ему целевая ветвь права. Одним из негативных последствий такого законодательства возможно было бы то, что из-за временного улучшения названных отношений мог не появиться на свет чудесный рассказ М.Зощенко «Баня». А другим очевидным следствием - то, что эта ветвь права в силу ее искусственности, несоответствия объективным целям общества незаметно сошла бы на нет. Внутри целевых ветвей права существуют блоки однородных правовых норм: порядок предоставления жилья в жилищном праве, проведения торгов в приватизационном, предоставления права недропользования в недропользовательском и т.п. Но это не институты целевой ветви права, надо избегать этого названия применительно к внутренней структуре целевой ветви права, это институты отраслей права, но пока нет другого термина, обозначающего нахождение отраслевого института в целевой ветви права. Некоторую близость к предлагаемой идее о целевых ветвях права представляет мысль О.А.Красавчикова, который предлагал заменить понятие «комплексные отрасли законодательства и права» понятием «функциональные нормативные массивы», отдельным частям которых присущи различные методы правовой регламентации. Г.А.Свердлык справедливо замечает, что с введением в научный оборот понятия «функциональные нормативные массивы» не произошло открытия нового правового явления, так как не была раскрыта сущность, содержание и место таких массивов в системе права, что ведет не только к путанице понятий, но и к неясности исследуемых проблем, осталась какая-то недосказанность и незавершенность концепции «функциональных нормативных массивов»[7]. Я думаю, что основной причиной такой недосказанности и незавершенности были объективные обстоятельства. Не могла социалистическая система допустить плюрализма целей правового регулирования, не могла советская правовая наука развивать не только идей рыночных целей законодательства, но и любых иных целевых направлений, подрывающих основы централизма в народном хозяйстве. Почему нормы из разных видов законодательства: гражданского, жилищного, предпринимательского, инвестиционного, образовательного, банковского, семейного и др. в одних случаях связуются в отрасль права, в других - в целевую ветвь права, в третьих- не образуют комплексного единства? Думается, что основные причины заключаются, во-первых, в неразвитости науки, не могущей просчитать сочетание норм в отдельных отраслях законодательства, что позволяло бы заключить, что в той или иной отрасли законодательства много комбинаций разноотраслевых норм, представляющих разноотраслевые составы, во-вторых, в объективной недостаточности комбинаций норм, не дорастающих до уровня формирования ЦВП. Совокупность явно важных для общества по целевому предназначению норм не всегда может быть признана целевой ветвью права. Никто не будет отрицать общественную важность норм об образовательной деятельности или о строительстве дорог и т.п., но они не являются целевыми ветвями права. ЦВП, также как и отрасли права, не могут перекрещиваться или поглощаться другими ЦВП, поскольку у каждой из них имеются свои особые целевые предметы. Все группы норм из числа перечисленных либо перекрещиваются, либо поглощаются другими, например, предпринимательским правом. Поэтому они остаются элементами законодательства, нормы которого находятся в разных отраслях права. Внутренние связи элементов целевой ветви права носят иногда весьма сложный характер. Рассмотрим на примере права недропользования (по казахстанскому законодательству) как целевой ветви права взаимодействие ее структурных частей. Мы не будем затрагивать эффективности и целесообразности законодательных решений - это самостоятельная проблема. Несколько нормативных правовых актов в этой сфере (Законы РК «Об инвестициях», «О нефти», «О недрах и недропользовании») инкорпорированы в один Закон РК «О недрах и недропользовании». Каждый из ранее действовавших актов в качестве частей недропользовательского права регулировал отдельные группы связанных с недрами отношений порой несогласованно и противоречиво. Некоторые частно-правовые и публично-правовые элементы правового регулирования имели и имеют достаточно автономное друг по отношению к другу значение, другие теснят своих антиподов, расширяя пространство для себя. Так, нормы о стабильности договора сужают простор для публично-правового вмешательства, а нормы о приоритетном праве государства на приобретение права недропользования, условиях одностороннего прекращения контракта по решению компетентного органа- сужают частно-правовую сферу. Нормы права недропользования влияют на традиционные правовые институты, например, в гражданско-правовой договор внедрялись не свойственные ему явления - возможность в некоторых случаях договариваться о налоговых и таможенных отношениях. Гражданско-правовые институты обогащаются за счет новелл целевой недропользовательской ветви права, относящихся к прекращению договора, замене лиц в обязательстве и др. В данной целевой ветви права появляются новые оценочные понятия гражданско-правового свойства, например, о необходимости решить вопрос о балансе интересов сторон при изменении законодательства, ухудшающего положение иностранного инвестора. Действие некоторых правовых норм, находящихся в целевой ветви права, проявляется в том, что они создают почву для действия других норм, они как бы растворяются в других нормах. Так, Правительство РК утверждает перечень участков недр, выставляемых на конкурс. После того, как утвержден перечень участков недр, вступает в действие следующая норма: должна быть произведена публикация о проведении конкурса. За ней следуют некоторые другие нормы, последовательно сменяющие друг друга. По-иному выглядит ситуация, когда происходит не смена норм, а соединение нескольких норм, вызывающих к жизни на основе соответствующих юридических фактов другие нормы. Например, для того чтобы заключить контракт на недропользование нужно пройти несколько видов экспертиз проекта договора, составить рабочую программу, разработать проект поисковых работ, пройти его экспертизу, разработать проектные документы, пройти их экспертизу. Здесь качественно другой юридический состав. Все нормы и юридические факты не связаны в последовательную цепочку, а лишь в параллельной совокупности порождают возможность заключения контракта.
Неразрывная связь правовых норм и институтов с одной отраслью права. Для того чтобы разобраться на новом нормативно-правовом материале с возможностью существования комплексных отраслей и институтов права, нужно начать с рассмотрения клеточки права- нормы. Возникает вопрос: в правовых отношениях по государственным закупкам, приватизации, недропользованию и др. присутствует институт купли-продажи, и разве это не подтверждает существование одних и тех же норм в разных комплексных образованиях? Начнем с того, что наличие одних и тех же норм в различных отраслях законодательства никто не оспаривает. Названные правовые отношения находятся именно в области различных отраслей законодательства. О.С.Иоффе еще более сорока лет назад отмечал, что отрасли права и корреспондирующие им одноименные отрасли законодательства не обязательно должны перекрывать друг друга своими объемами. Однако, несмотря на допустимость отдельных несовпадений, соотношение отрасли законодательства как формы с отраслью права как выраженным в этой форме содержанием характеризуется принципиальной скоординированностью и логическим соответствием. Если этого нет, то лишь вследствие просчетов при выделении отрасли законодательства или возведении какой-либо совокупности юридических норм в ранг отрасли права. Не надо смешивать институт как подразделение отрасли права с разделами кодекса или иного нормативного акта как с чисто законодательно-техническими подразделениями. В один раздел кодекса можно поместить авторское и изобретательское право, но общие нормы для того и другого создать невозможно. Единство института и отрасли права носит объективный характер и проявляет себя независимо от того, как построен кодекс или иной законодательный акт[8]. Комплексное законодательство не означает существования комплексной отрасли права, которая должна была бы строиться на каких-то общих положениях, ибо сама по себе комплексность - это уже общность, но, не говоря уже об отсутствии общих положений для частного и публичного права, такие общие положения невозможны и для институтов различных отраслей права. Правовая норма рассчитана на урегулирование конкретного общественного отношения. Одна и та же норма не может существовать в различных отраслях права. Например, предпринимательский договор, относимый некоторыми авторами к самостоятельному правовому институту либо к комплексному институту, не образует и не может образовывать особую группу в правовой структуре. Нужное и важное учение о нем основано в действительности на объединении не признаков природы правовых институтов, а на единстве практического назначения отдельных признаков, позволяющем образовать собирательное понятие, переносящем группируемые явления (в данном случае отдельные договоры и их подвиды) в область классификаций по практическому предназначению. Что же касается понятия «комплексный институт», то он вообще не может быть отнесен к правовому институту, поскольку для природы последнего характерно то, что он может объединяться с другими институтами в более высокую категорию подотрасли или отрасли права, а также способен сужаться до группы правовых норм, не достигающих уровня института, в то время как «комплексный институт» такими свойствами не располагает, соответствующие трансформации института, входящего в целевую ветвь права, могут происходить только в рамках чистой отрасли права, к которой он принадлежит. В отношении комплексных отраслей права М.Сулейменов пошел дальше общего утверждения об их существовании. Сопоставляя инвестиционное и предпринимательское право, которые, по его мнению, являются комплексными отраслями, он приходит к выводу о перекрещивании их объемов.[9] Иначе говоря, признается не только принадлежность института самостоятельной отрасли права к комплексной отрасли, но и принадлежность института одной комплексной отрасли права к другой комплексной отрасли права. Я бы назвал такое явление удвоенной комплексностью. Но, не говоря уже о недоказанности выделения инвестиционного права в комплексное правовое образование (а не законодательное), даже при признании наличия в нем и предпринимательском праве одних и тех же институтов, это обстоятельство не может превратить их в логически перекрещивающиеся категории, поскольку институты комплексных правовых образований принадлежат не им, а соответствующим отраслям права. Поэтому я полагаю, что даже если признать за инвестиционным правом характер целевой ветви права, то это право будет находиться в одном ряду с предпринимательским без их пересечения. Другая крайность - объявление некоторых правовых норм лежащими вообще вне отраслей права. В.Мозолин задается вопросом, к какой отрасли права может быть отнесена норма ст. 223 ГК РФ о моменте перехода права собственности на недвижимое имущество: с одной стороны, находясь в ГК, она должна быть признана гражданско-правовой нормой, с другой- данная норма является административной, поскольку без государственной регистрации, предписанной данной статьей, право собственности у приобретателя не может возникнуть? Автор приходит к выводу, что эта норма даже не комплексная, а внеотраслевая[10]. Действительно, нахождение нормы в ГК предполагает, но не предопределяет ее гражданско-правовой характер, ГК содержит и публично-правовые нормы. Но выделение в ГК еще и «внеотраслевых» норм права поставит правоприменителя перед неразрешимыми трудностями, а именно: полном отсутствии критериев, которые делали бы норму «внеотраслевой», и полной неопределенности соотношения такой нормы с отраслевыми нормами, в частности, с нормами гражданского законодательства. Вызывает также сомнение отнесение названной формулировки к правовой норме, равнозначной другим нормам. Подобного рода нормы (их еще называют «дефинитивными») носят служебный характер: о компетенции и структуре органов управления, различного рода определения, указания на требуемые для возникновения, изменения или прекращения правоотношений юридические составы или юридические факты и т.п. Их, очевидно, следует рассматривать в привязке к основным нормам в качестве элемента диспозиции. В Гражданских кодексах постсоветских государств содержится немало диспозиций, выступающих одновременно также диспозициями норм других отраслей права. Так, Гражданские, Уголовные, Административные кодексы определяют последствия обмана потребителей, нарушений правил производства строительно-монтажных работ и т.п. Объем диспозиций норм ГК в этих случаях равен объемам диспозиций норм УК и Административного кодекса, но у диспозиций норм всех этих кодексов различные гипотезы и санкции, и поэтому они относятся к различным отраслевым правовым нормам. Или возьмем правило (в некоторых законодательных актах такое правило подразумевается, в других оно сформулировано по-разному, что не влияет на его существо) о запрете реализовывать недоброкачественный товар. Можно ли рассматривать это правило как норму различных отраслей права, поскольку с нарушением этого запрета увязаны определенные последствия в гражданском, трудовом, административном и уголовном праве? Нельзя, поскольку при единстве диспозиции во всех перечисленных отраслях совершенно иные гипотезы и санкции. И, несмотря на то, что понимание нормы права разнится у авторов, и не всегда норма выдерживает свою классическую форму, но при нормативном понимании права следует ориентироваться на типическое единство ее трех элементов: гипотезы, диспозиции и санкции. Подобные тождественные диспозиции (разница в словесной оболочке для существа правила в перечисленных случаях значения не имеет) можно встретить в структуре и других норм уголовного, административного, финансового права.
Доступ к документам и консультации
от ведущих специалистов |