| ||||||||||||||||||||
|
|
|
06.02.2014 Классификация субъективных прав по признаку Синицын С.А. кандидат юридических наук, ведущий научный сотрудник отдела гражданского законодательства и процесса Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации
Автор рассматриваются методологические проблемы использования современными авторами сложившихся в философии представлений об абсолютных и относительных; вещных и обязательственных правах для решения вопросов систематизации субъективных гражданских прав в юридической науке. Он также придерживается точки зрения о недопустимости использования философских конструкций для решения проблем современной науки гражданского права.
Актуальность и сложность рассмотрения обозначенной в заглавии статьи проблематики вытекает из «популярности» обращения современной юридической науки к трудам выдающихся философов прошлого и настоящего, главным образом И. Канта и Г.В.Ф. Гегеля в качестве безапелляционного эталона научной мысли и подспорья в цивилистических исследованиях. Разумеется, мы не намерены огульно отрицать их огромное значение. Тем более, что сама проблематика абсолютных и относительных прав предопределена именно философскими воззрениями и их интерполяцией на правовую почву задолго до современных авторов. Впервые такой подход получил отражение в работах Г. Хюфеланда[1]. В поисках всеобъемлющей классификации субъективных прав в начале ХIХ века под влиянием философских идей И. Канта, Р. Декарта, И. Фихте немецкая юриспруденция практически адаптировала философские конструкции абсолютности и относительности для собственного научного аппарата. Именно адаптировала, но не «списала» и не скопировала! Таков генезис, но нас более интересует корректность, допустимость и целесообразность использования современными юристами философского учения для аргументации специфики собственных выводов в науке гражданского права. Повышенного внимания требует прогнозирование ожидаемых от этой операции результатов. Необходимо помнить, что изначально перед юристами и философами стоят разные задачи, которые не стоит ни смешивать, ни взаимозаменять. А потому, научные результаты, получаемые от творческой деятельности тех и других, не могут подлежать какому-либо сравнению особенно в тех случаях, когда речь идет о решении фундаментальных проблем гражданского права, имеющих высокое прикладное значение. Нет сомнений, что вопросы определения принципов и критериев систематизации субъективных прав, их индивидуальных признаков, и в частности, проблемы построения системы абсолютных и относительных прав, образуют не только краегульные камни теории гражданского права, но и имеют высочайшее прикладное значение. Вместе с тем весьма непросто отрицать влияние философских подходов на развитие юридической науки. Указанный процесс адаптации наполнил характеристики абсолютности и относительности специфическим содержанием, отличным от категорий философии. Подчеркнем, что Г.В.Ф. Гегель считал абсолютным то право, которое может быть признано в отношении другого субъекта, подчеркивал его формальный характер ввиду зависимости от воззрений и воль иных субъектов[2], а И. Кант характеристики абсолютности использовал для описания явления в тех случаях, когда требовалось показать его неограниченность. Приведенные позиции философов как основы определения абсолютности того или иного субъективного гражданского права страдают неопределенностью и отсутствием четких идентифицирующих признаков, хотя бы потому, что существование прав, свободных от ограничений, в правовой действительности предположить достаточно сложно, а степень зависимости права от отношения третьих лиц едва ли может влиять на его универсальные свойства как вида: любое право заслуживает и может требовать всеобщего признания и неприкосновенности, но этим не должна обосновываться его абсолютность. В таком случае, каким видится внутренне единство, система и содержание абсолютных прав; и при чем здесь философия? Этот вопрос уже не одну сотню лет остается без специального освещения. Проблема эффективности взаимодействия философского и цивилистического подходов к понятию права и определению его вида заключается в адаптации и совместимости понятий философии и гражданского права, поскольку последнее безоговорочно связано с решением практически значимых проблем. В свете рассмотрения вопросов абсолютности, относительности, вещности и обязательственности субъективных гражданских прав это предопределено проблемами классификации и систематизации прав, выявления их квалифицирующих признаков. Философские основы познания активно используются в контексте методологии исследования, но не нет никаких оснований для прямого заимствования цивилистами разработанными философами понятий и разделения субъективных прав. По своему содержанию философские и цивилистические подходы к понятию и видам прав принципиально различаются и редко имеют общие точки пересечения. Это достаточно четко видно при изучении философских подходов к вещному и личному праву. Своеобразие философского восприятия проявляется уже в понятии вещного права, которое И. Кант призывает считать не отношением лица к вещи, но лиц по поводу нее: «мое право словно дух сопровождает вещь и охраняет ее от всякого чужого посягательства»[3]. Невозможные для юриста сравнения обнаруживаются далее, когда великий философ вводит особое понятие лично-вещного права как «права владения внешним предметом как вещью и пользования им как лицом» и заключает, что это «отношения общности свободных существ, которые благодаря взаимному влиянию …составляют целое». И. Кант оговаривает, что для возникновения этой общности (мужчина приобретает женщину; чета приобретает детей; семья прислугу) необходимо прямое указание закона, а эти приобретения неотчуждаемы. Впоследствии внимание обращается на двойственную природу отношений супругов, в котором каждый из супругов приобретает не только взаимные права на телесные взаимодействия, но и право друг на друга как на свободного индивидуума. И. Кант акцентирует внимание на том, что речь здесь идет не только о личных правах, но и о вещных, поскольку «если один из супругов ушел от другого или отдается во владение третьего, другой вправе в любое время и беспрекословно вернуть его, словно вещь, в свое распоряжение»[4]. Еще одной гражданско-правовой конструкцией пользуется И. Кант, когда говорит о внебрачном сожительстве как о «наеме какого-нибудь лица для однократного наслаждения»[5]. Полагаем, что значение терминов «вещное право», «личное право», «лично-вещное право» здесь существенно видоизменяется в сравнении с цивилистическими прототипами, которые в данном случае должны иметь первостепенное значение. Некритическое восприятие юристами этого понятийного аппарата в чуждом гражданскому праву значении создает риск наслоения на него уже имеющихся классификаций прав на абсолютные и относительные. И тогда остается только догадываться, к открытию каких «удивительных» сочетаний могут придти современные ученые-юристы, вдохновленные антологией философской мысли, рассуждая, к примеру, об относительно-абсолютной природе лично-вещного права или же вовсе об относительном характере вещных прав. Попытку критического пересмотра учения о вещном, личном праве предпринял Г.В.Ф. Гегель, который счел, что в делении прав на вещные и лично-вещные беспорядочно смешиваются права, имеющие своей предпосылкой такие субстанциональные отношения, как семья и государство, и права, относящиеся только к абстрактной личности[6]. Далее Г.В.Ф. Гегель отвлекается от критики И. Канта и называет «нелепостью и бессмысленностью, лежащее в основе римского права деление на личное и вещное право (право на иски касается судопроизводства и сюда не относится)»[7]. Однако нам трудно понять о какой «основе римского права» здесь говорит проф. Г.В.Ф. Гегель. В каких памятниках римского права предлагается искать нормы, разделяющие права на личные, вещные и лично-вещные? Могут ли в источниках римского права в принципе быть обнаружены воплощенные в нормах права теоретические основы деления прав на вещные и личные? Каким образом дифференциация римских исков может образовывать самостоятельный классификационный принцип деления субъективных гражданских прав? Ответы на эти вопросы отсутствуют в цитируемых сочинениях И. Канта и Г.В.Ф. Гегеля. Также философы не утруждают себя выяснением значения деления исков на in rem; in personam, хотя и регулярно обращаются к этим проблемам. А между тем исследование и разрешение именно этих вопросов не теряет актуальности для цивилистов. Изложенное показывает, что цивилистические исследования далеко не всегда могут полагаться на достижения философской доктрины в области субъективных прав и их видов как на абсолютные истины, не требующие адаптации и проверки. Тем более представляется сомнительным избыточное цитирование и обращение современных цивилистов к фундаментальным философским произведениям и рассмотрение сквозь их постулаты ключевых проблем теории гражданского права.
[1] См.: Hufeland G. Institutionen des gesammten positiven Recht. Jena, 1803. [2] См.: Гегель Г.В.Ф. Философия права. М., 1991. С. 365. [3] См.: Кант И. Метафизика нравов // Кант И. Собрание сочинений. М., 1994. Т.6. С. 285. [4] Там же. С. 305-306. [5] Там же. С. 306. [6] См.: Гегель Г.В.Ф. Философия права. М., 1991. С. 100. [7] Там же.
Доступ к документам и консультации
от ведущих специалистов |