|
|
|
Готовится к выпуску 60-й сборник «Гражданское законодательство. Статьи. Комментарии. Практика»
Выходит 60-й выпуск сборника «Гражданское законодательство. Статьи. Комментарии. Практика» под ред. проф. А. Диденко, Г. Койайдаровой, Р. Джусангалиева. Как и предыдущий 59 выпуск он посвящён 75-летию Великой Победы советского народа в Отечественной войне. Казахстанские авторы и ученые зарубежных стран своими публикациями внесли свой вклад в дань памяти фронтовикам, за что мы выражаем всем авторам глубокую признательность. В обоих выпусках помещены статьи о выдающихся ученых цивилистах-фронтовиках, чьи судьбы были переплетены с казахстанской правовой наукой. Вечная слава Героям! Сегодня мы предлагаем две публикации из раздела «Персоналии» о двух выдающихся ученых -фронтовиках С.С. Алексееве и М.И. Брагинском.
ОТ РЕДАКТОРА
В настоящем сборнике представлены рассказы о крупнейших юристах-фронтовиках: О. Иоффе, С. Алексееве, М.Брагинском, А. Пушкине, В. Маслове, судьбы которых плотно переплелись с творческими и жизненными путями казахстанских ученых. Мне выпало счастье встречаться и общаться с каждым из них. Пусть это общение в силу разности поколений, жизненного и интеллектуального опыта часто носило фрагментарный характер, но их личности оставили неизгладимый след. О крупнейших российских ученых О. Иоффе, С. Алексееве, М.Брагинском нужны большие и специальные очерки, с некоторыми из зарисовок читатель познакомится на страницах сборника. У цивилистов Казахстана сохраняются самые тёплые чувства к Харьковской юридической школе. В своё время, когда в Алма-Ате отсутствовал специализированный Совет по защите диссертаций, Харьковский юридический институт отозвался на просьбу казахстанских ученых провести защиты у них. В результате в Харькове в разные годы были защищены докторские работы М. Сулейменова, А. Диденко, М. Сахипова, кандидатские - Н. Весельской, К. Мауленова. Добро на защиты дал ректор института крупный цивилист проф. В. Маслов. Заведующий кафедрой гражданского права проф. А. Пушкин обеспечивал лично и силами замечательных членов своей кафедры всяческую поддержку как по деловым, так и чисто бытовым вопросам. До сего времени память хранит как содержательные профессиональные беседы, так и застольные посиделки с умными и остроумными собеседниками. Вспоминая героев настоящих статей, я готов вновь и вновь повторять библейскую притчу о сеятеле. «Когда он разбрасывал семена, некоторые из них упали у дороги. Прилетели птицы и склевали их. Другие упали в каменистые места, где было мало плодородной почвы. Они быстро проросли, потому что почва была неглубокой. Но когда взошло солнце, оно опалило ростки, и те засохли, так как у них не было глубоких корней. Другие семена попали в терновник, который разросся так, что заглушил ростки. Семена же, которые упали на хорошую почву, принесли урожай, одни во сто, другие в шестьдесят, третьи в тридцать раз больше того, что было посеяно» (Евангелие от Матфея, гл. 13, 1-23). Я хочу сделать акцент на одну из сторон нравственного императива, заложенного, по моему разумению, в притче. Немало людей, которые в силу самомнения и гордыни, основанных часто на материальном благополучии, или из-за неразвитости ума и совести, не могут взрастить брошенные в них семена добра и знаний, и, по словам поэта, «не ведают святыни и не помнят благостыни». Но не об этих душевно искалеченных и несчастных людях сейчас речь, а о благородных сеятелях - Учителях, сеятелях добра и знаний. Не в их воле было распоряжаться судьбой посевов. Однако время показало, что семена упали в хорошую добрую почву, они взросли и принесли обильные плоды, чему свидетельство существование крупных научных школ и ярких ученых. Низкий поклон Героям Великой Победы! А. ДИДЕНКО
Н. ТАРАСОВ
Сергей Сергеевич АЛЕКСЕЕВ (жизнь как восхождение к праву)[1]
Сергей Сергеевич Алексеев - это имя стало и продолжает оставаться знаковым для отечественной юриспруденции. Ученый, область исследований которого практически совпадает с предметом науки, теоретические модели получили самое широкое применение как в общей теории права, так и в отраслевых исследованиях, а авторские разработки сформировали признанную научную традицию. И сегодня монографии Сергея Сергеевича являются настольными книгами исследователей права всех юридических специальностей, идеи неизменно находятся в современном пространстве научного поиска, а большинство концепций стали «каноном» нашего теоретического мышления. Педагог, учебники которого заложили фундамент профессионального образования нескольких поколений российских юристов, а научное руководство сформировало плеяду известных теоретиков права, гордящихся принадлежностью к Алексеевской школе. Юрист, внесший признанный вклад в формирование правовой системы новой России: участие в подготовке Конституции РФ, создание основ конституционного правосудия в России, руководство разработкой первой части Гражданского кодекса РФ и как, наверное, никто много сделавший для утверждения господства права и законности в нашем обществе. Сделанное Сергеем Сергеевичем Алексеевым для нашей страны, права и юридической науки еще ждет своих исследователей. Эта же статья - лишь личные впечатления от общения с выдающимся ученым и настоящим Человеком, в котором автору посчастливилось обрести Учителя. *** В юридический институт Сергей Сергеевич Алексеев пришел в составе вернувшегося с фронта поколения двадцатилетних, поколения великого и трагического. Представления о будущем - романтические мечты, хранящие юношеское мироощущение и воспоминания о средней школе, а в опыте взрослой жизни - только война. Наверное, для каждого, прошедшего ее, война сохранилась в своем облике. Для Сергея Сергеевича это был, прежде всего, упорный и смертельно опасный, каждодневный труд, требовавший неимоверного напряжения душевных сил и воли, ратный труд сапера, когда не просто каждый день, и даже не каждый час, а каждое движение могло стать последним, труд на пределе человеческих возможностей, а иногда и за их гранью. Не эти ли условия выявили и выковали такие качества личности Сергея Сергеевича, как стремление жить на пределе и, невзирая ни на что, честно и ответственно делать свое дело? И не эти ли отточенные в условиях войны черты характера, так органичные настоящей науке, стали неколебимым фундаментом отношения ученого Алексеева к своей работе? Во всяком случае, сама возможность того невероятного объема работы, который выполнялся Сергеем Сергеевичем в науке при предельной тщательности исследований и ответственности выводов, так и остались загадкой для его друзей и коллег. Как большинство фронтовиков, Сергей Сергеевич был скуп на рассказы о войне. На вопросы отвечал коротко и точно, без особых подробностей и сопутствующих воспоминаний. Сегодня, мне кажется, я понимаю причину такой сдержанности, понимаю благодаря одному замечанию, которым Сергей Сергеевич отреагировал на мои расспросы. «Представь, - сказал он, - в руках у тебя палка с куском заточенной на конце проволоки - щуп, которым ты протыкаешь землю, чтобы обнаружить мины. Каждый раз у тебя три варианта: не попадешь в мину, попадешь в корпус, попадешь во взрыватель, - и так, иногда, много часов и много дней, думая при каждом движении щупом - взрыв или повезет… Представил?» И глядя на мое, видимо, потерявшее осмысленность лицо как-то грустно-насмешливо улыбнулся и перевел разговор. Сергей Сергеевич тяжело говорил о войне, но охотно говорил о победе. Все друзья, коллеги, ученики знали, что помимо дня рождения есть два праздника, которые он действительно отмечает: новый год и день Победы. Причем если не прийти в новый год еще было можно, правда, «по уважительным причинам», то отсутствие 9 мая не допускалось. Хозяин варил «фирменный глинтвейн», садился за стол в чудом сохранившейся выцветшей пилотке и произносил первый тост «за Победу!». А потом были разговоры и рассказы, как встретили Победу, как не могли сдержать ликования и слез, как чувствовали себя «одним целым», как представляли жизнь без войны и строили планы на будущее, как выбирали профессию и вуз. Как ни странно, но выбор вуза будущей звездой юриспруденции не был связан с практическими целями или тягой к профессии - еще со старших классов школы Сергей Алексеев грезил о писательской стезе. Однако успешная литературная карьера, как он думал в ту пору, невозможна без всестороннего знания жизни во всех ее проявлениях, понимания всей палитры человеческих коллизий и страстей. А вчерашний сапер по-настоящему знал только войну, умел обезвреживать мины (хорошо умел, раз остался жив), наверное, мог много написать о смерти, с которой сталкивался каждый день, и почти ничего - о жизни. По автобиографическим свидетельствам, все определил случай - беседа со студентами юридического института, вызвавшая ощущение, что именно профессия юриста дает возможность познать жизнь в ее наиболее драматических проявлениях и многообразии ситуаций, а уж с таким багажом литературный успех гарантирован. Вполне наивные, почти мальчишеские представления. Однако именно они и определили ближайшие жизненные планы демобилизованного солдата. «Учиться в юридическом вузе оказалось до удивления просто»[2]. Многие предметы воспринимались как более высокий уровень привычного по школе и армии политического воспитания. Содержание фундаментальных дисциплин, излагаемое в однозначных интерпретациях постулатов базисной теории, принципа экономического детерминизма, теории классовой борьбы и т.п., было вполне органично для сформированного войной схематичного миропредставления и осваивалось почти без усилий, не вызывая особого интереса и не затрагивая личных ценностных оснований. Происходящему в стране вполне соответствовало и понимание государства как машины классового господства, а права - как возведенной в закон воли господствующего класса. А уж как господствовать и как возводить - это дело партии и сталинского гения. Ситуация изменилась резко и бесповоротно с началом курса А.М. Винавера и работой в студенческом кружке по гражданскому праву у Б.Б. Черепахина. Общение с этими выдающимися юристами досоветской школы открыло для «заскучавшего» студента Свердловского юридического института другую юриспруденцию: целый мир, в котором господствовал сложный и строго организованный понятийный аппарат, «математически» выверенные конструкции и правила мышления. Эта юриспруденция произвела на него буквально ошеломляющее впечатление, по выражению самого Сергея Сергеевича, «зацепила». Начало положили лекции А.М. Винавера по теории государства и права, а особенно по римскому частному праву. Именно на курсе Александра Марковича по римскому частному праву, который он читал в лучших традициях дореволюционных университетов, состоялось первое прикосновение к изощренной, восходящей к аристотелевской аподиктике и вобравшей многовековое развитие юридической мысли, догме права. В этой резко отличающейся от уже знакомых учебных дисциплин «логике права», почти схоластике, далекой от привычной жизни и требующей для своего понимания не просто интеллектуального напряжения, но и преодоления стереотипов политизированного сознания эпохи, почувствовалось что-то истинно юридическое (не зависящее от классовой воли, установок партии и гения вождя), что-то составляющее собственное содержание и собственную ценность права. Но ясное осознание этого, как и понимание, что «зацепила» не просто красота юридических конструкций и совершенство столетиями выверенных формул, но дух подлинной юридической культуры - дух римского права, придет и будет оценено, разумеется, гораздо позже. А пока интуитивно воспринятое величие догмы права как феномена юридической культуры пробудило интерес к классической юриспруденции, который неизбежно привел к гражданскому праву. Под руководством Б.Б. Черепахина и А.М. Винавера развернулась упорная работа по овладению догмой права и цивилистической доктриной - начало научного пути, ведущего от возведенной в закон воли экономически господствующего класса к тысячелетней традиции права, возникшей раньше христианства и науки и соперничающей с ними по своему значению в истории человечества. В целом, научный путь заслуженного деятеля науки РСФСР, лауреата Государственной премии СССР, члена-корреспондента РАН, почетного доктора Парижского университета, доктора юридических наук, профессора Алексеева может рассматриваться как образец успешности. Однако это путь не только успехов и признаний, но и преодолений, которые не всегда бросались в глаза, но без которых не существует настоящей науки и невозможна высокая преданность идее, которая стала «символом веры» и ценностным фундаментом личности Сергея Сергеевича - идее служения Праву. *** В 1949 г. талантливый, небанально мыслящий выпускник был приглашен в аспирантуру Свердловского юридического института по кафедре гражданского права. Научное руководство над своим бывшим студентом взял основатель уральской школы цивилистики Б.Б. Черепахин. После защиты в 1952 г. кандидатской диссертации начинается преподавательская работа. В эти годы Сергей Сергеевич преподает по двум кафедрам: гражданского права и теории государства и права. Это была не просто «производственная необходимость». Строгая красота и чарующая глубина классической юриспруденции не заглушили возникшую еще в студенческие годы тягу к фундаментальной науке, философским абстракциям, концептуальной теоретической работе. Сейчас невозможно сказать, приобрело бы или потеряло наше правоведение, поступи Сергей Сергеевич в аспирантуру по теории государства и права (а такое намерение существовало[3]), так как это была бы, как говорится, совсем другая история. В нашей же, в жизни героя пока преобладает традиционная цивилистика как по кругу обсуждаемых вопросов, так и по способам исследования. Однако интерес к основаниям отраслевых конструкций и стремление к широкому концептуальному осмыслению права, построению теоретических моделей проявляются все больше. Не случайно докторская диссертация (1961 г.), посвящается одной из наиболее фундаментальных проблем теоретической цивилистики - предмету гражданского права и выполняется в методологическом духе лучших образцов советской и дореволюционной теоретической юриспруденции. Не исключено, что определенную роль в последующем обращении основных исследовательских усилий Сергея Сергеевича к общей теории права сыграла и возможность ее сопоставления с цивилистикой в преподавательской работе. Преподавая теорию государства и права, прошедший школу классической юриспруденции цивилист не мог не прийти к пониманию упрощенности и недостаточности политизированных теоретических взглядов на право, его природу, историческую роль и значение. По той же причине не могло не сложиться впечатление, что уровень разработки фундаментальных юридических категорий, призванных быть фундаментом изучения отраслевых дисциплин, как минимум, не отвечает юридическим разработкам теоретической цивилистики. Это могло явиться толчком к написанию авторского курса лекций по общей теории права, вышедшего в 60-х гг., а затем и работе кафедры теории государства и права Свердловского юридического института (заведующим которой Сергей Сергеевич становится в 1962 г.) над учебником, отвечающим, насколько это было возможно в тех условиях, сути юридического образования и духу юридической профессии. Именно эта работа показала, что заведование кафедрой принял не только талантливый теоретик права (научный резонанс публикации «Механизма правового регулирования в социалистическом государстве»- лучшее тому свидетельство), но и одаренный педагог. Не случайно вышедший в 1969 г. в Свердловске кафедральный учебник по теории государства права быстро получил признание не только теоретиков, но и практиков, а это случалось нечасто. После доработки и издания в Москве (1971 г.) учебник выдержал множество переизданий и в течение как минимум 10 лет был, наверное, самым популярным в стране. Это стало убедительным свидетельством появления в Свердловском юридическом институте мощной теоретической кафедры, выходящей на уровень лидирующих в теории государства и права коллективов Москвы и Ленинграда. Создание такой кафедры было невозможно без высоких результатов в науке и формирования научной школы. Фундаментальный прорыв в теории права, состоявшийся во второй половине 60-х гг., ознаменовался монографией «Механизм правового регулирования в социалистическом государстве» (1966 г.). Причем совершен он был в стиле классической юриспруденции, того самого конструктивного юридического мышления, которое когда-то «зацепило» автора на лекциях А.М. Винавера, поскольку механизм правового регулирования это, с одной стороны, реализация на теоретическом уровне принципа юридической конструкции, а с другой - разработка теоретической модели в духе современной науки, описывающей процесс правового регулирования с позиций системного подхода и задающей методологию исследования процессов правового регулирования. Сегодня не просто понять, насколько предложенная в «Механизме» концепция явилась принципиальным поворотом в нашем теоретическом сознании, и почему всеобщее признание получила не сразу. С момента выхода и до середины 70-х гг. в литературе шли бурные дискуссии о «механизме», критиковались как отдельные положения работы, так и сама концептуальная идея. Особое неприятие вызывали методологические смыслы идеи «механизма правового регулирования», в том числе, его трактовка как общетеоретической категории. Соответствующие возражения опирались, главным образом, на существование в советской теории права категории «правовая надстройка общества», охватывающая, по мнению оппонентов, тот же круг юридических явлений, что и механизм правового регулирования. В рамках современной методологии науки несложно обосновать, что правовая надстройка общества, являясь категорией не теории права, а исторического материализма, в принципе не могла «задавать» структуры предмета научной теории. Тогда как механизм правового регулирования, являющийся не идеальным объектом философии, а идеализирующей теоретической абстракцией, редуцирующей правовое регулирование до структурно-функциональных представлений, мог и стал «несущей конструкцией» научного предмета теории права. Однако в эпоху тотального вменения материалистической диалектики как единственно верной методологии, возможности для подобной аргументации не существовало, поскольку основания развернувшейся критики лежали не в пространстве методологии или теории права, сколько в мировоззренческих началах. Для господствующего в социальных науках исторического материализма одна из опасностей генерализации понятия «механизм правового регулирования» состояла в том, что она неизбежно, невзирая на принятие первичности экономических отношений, классовой природы права и роли государства в правовом регулировании, вела к ослаблению в юридических исследованиях принципа экономического детерминизма. Дискуссии разгорались, а тем временем распространяющееся осмысление юристами правовой действительности через категорию и структуру механизма правового регулирования стало заметно влиять как на теоретические, так и отраслевые исследования права. В конечном итоге был найден «методологический» компромисс, позволивший противникам уже фактически работающей в нашем правоведении теории, не отказываясь от своих принципиальных убеждений, признать за ней право на существование как описывающей динамику правовых явлений, по сути - правовое регулирование, а за правовой надстройкой общества была оставлена статика. После этого механизм правового регулирования как теоретическая категория и методологическая схема становится важнейшей структурой нашего теоретического мышления. Сегодня можно уверенно утверждать, что за прошедшие десятилетия механизм правового регулирования «работал» в нашей науке не только как теоретическое понятие, как концептуализация правового регулирования, но и как методологическая схема, во многом определившая практику юридических исследований, в том числе в отраслевых науках. Что же касается общей теории права, то здесь механизм правового регулирования стал методологической конструкцией, задавшей основные структурные характеристики предмета общей теории права и юридические рамки теории правового регулирования. Несмотря на всю свою значимость, теоретический и методологический потенциал, для автора «Механизм правового регулирования» был только научной идеей, за утверждением которой начинается методичная разработка фундаментальных понятий и концепций теории права. В 1972-1973 гг. выходят двухтомные «Проблемы теории права», представлявшие как своеобразную авторскую карту «проблемного поля» юридической науки, так и глубокую разработку ряда базовых категорий. К этому времени авторитет профессора Алексеева в научном юридическом сообществе уже таков, что работа воспринимается практически без серьезной концептуальной критики. Далее, в середине 70-х - начале 80-х гг. следует ряд работ по широкому кругу теоретических вопросов, по сути, обозначивших предметное пространство общей теории права, которые Сергей Сергеевич пишет уже в ранге одного из мэтров отечественного правоведения. Стремительное научное продвижение лидера, как водится, повлекло быстрый рост всего коллектива кафедры. К концу 60-х гг. на кафедре уже нет преподавателей, не имеющих ученой степени, а в 70-х-80-х гг. защищает докторские диссертации и становятся профессорами кафедры целая плеяда учеников Сергея Сергеевича, воспринявших его отношение к праву и юридической науке. Таким образом, завершается формирование не только одной из самых авторитетных теоретических кафедр страны, но и становление уральской школы теории права - школы С.С. Алексеева. Сегодня, когда доминирует достаточно нигилистическое отношение к советскому периоду нашей науки, некоторые его оценки в этой статье могут показаться не вполне соответствующими действительности, особенно для молодых читателей. В принципе, этот текст и не претендует на научную объективность, а избранный жанр не предполагает предъявления теоретических оснований изложенного. Тем не менее, несколько замечаний, касающихся условий, в которых работало советское правоведение, все-таки хотелось бы сделать. Прежде всего, это касается господствующего мировоззрения и интеллектуальной атмосферы того времени. Если не касаться политического режима, поскольку для конкретного человека это только система правил, которым он должен следовать просто для сохранения своего существования и возможности деятельности, то основная критика теоретических исследований в советской юриспруденции связана с их опорой на марксистскую философию как методологию науки. А поскольку марксизм сегодня, мягко говоря, не в моде, то и все теоретические разработки, сделанные в рамках этой методологии, оцениваются весьма критически. Впрочем, такие оценки имеет и другое, неявное основание - представление, что наука не должна зависеть от социальных обстоятельств, политических условий и господствующей в обществе философии. Однако никакая наука не может существовать вне философии, поскольку даже ее объект формируется в рамках определенной философской картины мира. Например, в современной философской литературе выделяется «постнеклассическая научная рациональность», основным признаком которой является включение в состав науки ценностно-целевых структур общества. В принципе, наука во все века зависела от господствующих философских систем, от философского представления миропорядка. «Время - кожа, а не платье», - сказал поэт. Это касается не только отдельного сознания, но во многом и научного мышления. Для советского правоведения такой «кожей» был марксизм, который, кстати говоря, и сегодня, если отбросить некоторые политические спекуляции, во всем мире признается одной из самых мощных интеллектуальных систем. И если относиться к марксизму как к методологии, а не идеологии, то вряд ли стоит автоматически отметать все результаты советской теории права, особенно в части специально юридической. Тем более, что для советской юридической науки марксизм являлся не столько целостной методологической системой, сколько набором методологических формул, которые нельзя было не воспроизводить, но которым не обязательно было следовать. В реальной исследовательской практике, конкретных научных трудах того времени следование марксистской методологии ограничивалось, в основном, декларацией ряда положений марксистско-ленинского учения как методологической основы исследования, снабженных «подтверждающими» цитатами трудов классиков марксизма-ленинизма и документов партии. Профессиональное же содержание большинства работ, особенно посвященных традиционной юридической проблематике, строилось в системе классических юридических понятий и правовых категорий. Поэтому, действительное содержание работ юристов того времени не часто соответствовало методологическими «провозглашениям». В советской юридической науке можно обнаружить немало областей исследования, развивавшихся на основе многовековых традиций классической юриспруденции и вполне эмансипированных от буквального методологического диктата официальной марксистской философии. Прежде всего, это те области цивилистики, в которых сохранились принципы и юридические конструкции, сформированные в традиции частного права. Однако и в общей теории права многие разработки, опирающиеся на ценности классической традиции права, сохраняют свое значение на современном этапе развития юридической науки. К ним, бесспорно, относятся и работы Сергея Сергеевича Алексеева. Кстати говоря, следование ценностям классической юриспруденции было не таким уж легким делом не только в общей теории, но даже и в цивилистике. Достаточно вспомнить длившуюся не один десяток лет борьбу цивилистов с идеологией хозяйственного права, в которой Сергей Сергеевич принимал самое активное участие. Сложность этой борьбы заключалась в том, что идеологии нельзя было противопоставить науку как таковую, ибо в условиях тоталитарного общества наука в таких случаях, как правило, терпит поражение (достаточно вспомнить судьбу генетики). Тем более что в этой борьбе сторонники гражданского права должны были опираться на ценности догматической традиции, официальные отношения с которой у советской юриспруденции были далеко не простыми. Дело в том, что для классической юриспруденции принципиальным является требование исходить из устойчивости формальной стороны права (тех же юридических конструкций) при изменяемости его содержания. Советская же юридическая наука даже при разработке цивилистической проблематики нередко была вынуждена исходить как раз из приоритета социально-политического содержания права, целей и задач социалистического общества. С этих позиций приходилось интерпретировать классические юридические формы и конструкции, например, договор купли-продажи (применительно к социалистическим организациям). Поэтому цивилисты в своем противостоянии сторонникам хозяйственного права находились в достаточно сложном положении не только в силу необходимости противодействовать понятной власти риторике об особой природе социалистической экономики. При последовательном отстаивании собственных ценностей права, принципов и форм частноправовой традиции они автоматически причислялись если не к догматикам, то, безусловно, к формалистам, что было не многим лучше, особенно учитывая установку на приоритет не юридической формы, а социально-политического содержания права. Впрочем, это была вполне достойная компания - цвет отечественной цивилистики, успешно нейтрализовавшая все атаки на гражданское право. Правда, приходилось искать адекватные политической риторике и понятные для власти способы аргументации, проявлять не только научную принципиальность, но и, как принято было говорить, гражданское мужество, но кто сказал, что наука не требует гражданской позиции? *** 1988 г. становится переломным. Сергей Сергеевич создает в Уральском отделении Академии наук Институт философии и права и становится его директором. Происходящие в стране процессы были еще не совсем понятны, а тенденции не очень отчетливы. Тем не менее было ясно, что без тщательной юридической проработки, без качественного законодательства разворачивающиеся реформы обречены на поражение со всеми неизбежными последствиями: откатом в партийно-хозяйственную организацию общества, ужесточением режима, отменой любых демократических институтов и прочими «прелестями» реакции. Поэтому сразу начинается активное участие в разработке ряда новаторских законопроектов. С 1989 г., после избрания С.С. Алексеева депутатом Верховного Совета СССР, законотворческая работа становится для него основной. Далее стремительное продвижение: председатель Комитета по вопросам законодательства, законности и правопорядка Верховного Совета СССР, председатель Комитета конституционного надзора СССР, председатель Совета Исследовательского центра частного права при Президенте РФ, член Президентского Совета. В эти годы вместились и напряженный труд в нескольких ключевых для страны должностях, и активная общественная работа, и написание ряда книг. Завидную политическую карьеру Алексеев оборвет во второй половине 90-х гг. Оборвет спокойно и сознательно, когда поймет, что сложившиеся обстоятельства не позволяют ему больше служить праву так, как он считает правильным и нужным, а другого служения он просто не признает. После возвращения в Екатеринбург в научной работе Сергея Сергеевича начнется новый этап. Наряду с теоретической юриспруденцией, являвшейся делом всей его жизни, все заметнее становятся философские размышления о праве. Вряд ли стоит искать причины внимания классика отечественной теоретической науки к философским проблемам права, кроме указанных самим автором в трудах этого периода («Философия права». М., 1997; «Уроки. Тяжкий путь России к праву». М., 1997; «Самое святое, что есть у Бога на земле. Иммануил Кант и проблемы права в современную эпоху». М., 1998; «Право на пороге нового тысячелетия. Некоторые тенденции мирового правового развития - надежда и драма современной эпохи». М., 2000; «Восхождение к праву. Поиски и решения». М., 2001-2002). Тем не менее, не могу отказаться от своего ответа на этот вопрос, основанного на моем понимании учителя и моем отношении к его личности. Известны три основные формы «мыслимости» права: догма, наука и философия, имеющие разное значение на разных этапах тысячелетнего развития юриспруденции. Я, почему-то, сразу и навсегда запомнил четверостишие Низами, которое Сергей Сергеевич процитировал нам, первокурсникам, во время лекции: «Пророк учил, что правая дорога - Познанье жизни и познанье бога. Стоят у двери этих двух побед Лишь двое в мире: врач, законовед». Запомнил сразу, но понял много позднее, когда стал заниматься методологией юридической науки, и это понимание относится не столько к праву, сколько к Учителю, которому, пользуясь случаем, хочу еще раз благодарно поклониться. Однажды, я как-то вдруг осознал, что формы «мыслимости» права были для него и «дорогами» к праву, восхождению к которому он посвятил жизнь. Когда к цели ведут разные дороги, обычно выбирается наиболее понятная или интересная, и только Сергей Сергеевич Алексеев, совершая свое восхождение к Праву, сумел пройти их все. О. ШИЛОХВОСТ К 95-ЛЕТИЮ ЗАСЛУЖЕННОГО ДЕЯТЕЛЯ НАУКИ, ПРОФЕССОРА М.И. БРАГИНСКОГО[4]
В историю отечественного гражданского права и законодательства Михаил Исаакович Брагинский (1925—2009) вошел как выдающийся цивилист-теоретик, ученый, чьи научные исследования в последней трети ХХ - начале ХХI вв. предопределили развитие многих гражданско-правовых институтов, способствовали становлению современной отечественной цивилистики как живой и динамично развивающейся отрасли правовых знаний, а также как один из основных авторов нового Гражданского кодекса России, закрепившего частноправовые основы регулирования экономических отношений. Но в сердцах и памяти коллег, друзей и учеников, всех кто знал и дружил с Михаилом Исааковичем, навсегда останутся светлые моменты общения с этим ярким и незаурядным человеком. Вспоминая о профессоре Брагинском, я прежде всего думаю о его неординарной личности, трудной и одновременно счастливой человеческой и профессиональной судьбе. М.И. Брагинский был человеком огромной доброты, ярких эмоций и редкого обаяния. Его отличали прямота и цельность, чистота и порядочность, надежность и деликатность в отношениях с друзьями, коллегами и учениками. Он был человеком невероятной личной и профессиональной скромности. За 15 лет знакомства с ним я ни разу не видел на его пиджаке орденских планок с заслуженными фронтовыми наградами, мне не довелось слышать, чтобы он высокомерно поучал кого-нибудь на примерах своих профессиональных достижений и побед. Общаясь с коллегами и учениками на равных, он никогда и ничем не подчеркивал своего превосходства ни в возрасте, ни в жизненном опыте, ни в знаниях, ни в таланте. Даже в самых острых дискуссиях, отстаивая свою точку зрения, он никогда не повышал голоса, не прибегал к грубости, урезонивая своих оппонентов. При этом М.И. Брагинский всегда оказывался центром эмоционального притяжения любого профессионального собрания и умел увлечь любую аудиторию не только своими глубочайшими познаниями, но и неповторимым юмором. Он обладал безусловным талантом в нескольких ярких и образных выражениях донести до собеседника смысл самого сложного правового института и предложить бесспорный выход из любой юридической коллизии. Общение с ним всегда оставляло незабываемое впечатление. * * * М.И. Брагинский родился в г. Киеве 11 февраля 1925 г. После окончания средней школы в 1941 г. поступил на эксплуатационный факультет Харьковского института инженеров железнодорожного транспорта им. С.М. Кирова, эвакуированного вскоре в г. Ташкент, где проучился чуть больше года. В декабре 1942 г. он был призван в Красную Армию и направлен в Ташкентское стрелково-минометное училище. После окончания училища в составе действующей армии М.И. Брагинский принимал участие в Великой Отечественной войне. Помощник командира, а затем командир огневого взвода батареи 120-ти мм минометов, он в составе 1119-го Двинского стрелкового полка 332-й Ивановско-Полоцкой им. М.В. Фрунзе стрелковой дивизии освобождал Белоруссию и Прибалтику, участвовал в разгроме Курляндской группировки противника. Боевые заслуги М.И. Брагинского были в 1944 г. отмечены орденом Красной Звезды, а в 1985 г. - орденом Отечественной войны II степени. Демобилизовавшись в 1946 г., лейтенант Брагинский возвращается в родной город, где поступает на юридический факультет Киевского государственного университета им. Т.Г. Шевченко. После окончания университета в 1950 г. М.И. Брагинский был принят в аспирантуру по кафедре гражданского права и спустя три года под руководством проф. С.Н. Ландкофа защитил кандидатскую диссертацию на тему «Договор поставки предметов личного потребления в советском гражданском праве». Еще до окончания аспирантуры в «Сборнике студенческих научных работ» увидела свет первая научная работа Михаила Исааковича, и с этого времени его научная и преподавательская работа продолжалась без малого 60 лет. Первые 16 лет профессиональной деятельности М.И. Брагинского были отданы педагогической работе. Сначала в Киевском (в 1953-1955 гг.), а затем в Уфимском (1955-1964 гг.) филиалах крупнейшего юридического вуза страны - Всесоюзного юридического заочного института М.И. Брагинский последовательно прошел все ступени преподавательской карьеры - от старшего преподавателя до профессора кафедры гражданского права. В 1959 г. утвержден в ученом звании доцента. В 1956-1964 гг. он по совместительству работал государственным арбитром Госарбитража при Совете Министров Башкирской АССР. В 1964-1969 гг. он профессор кафедры советского права Белорусского института народного хозяйства им. В.В. Куйбышева (г. Минск).
Доступ к документам и консультации
от ведущих специалистов |