Роль и значение нормативных постановлений Верховного суда РК (Сулейменова Г.Ж, кандидат юридических наук, профессор кафедры уголовного процесса и криминалистики Алматинской юридической академии)

Роль и значение нормативных постановлений Верховного суда РК 

Сулейменова Г.Ж, кандидат юридических наук, профессор

кафедры уголовного процесса и криминалистики

Алматинской юридической академии

//Судебная власть в Республике Казахстан: история и перспективы. Сб. научных статей. Караганда: КарГУ, 2003. С. 68-86.//

В соответствии с п. 1 ст. 4 Конституции Республики Казахстан (далее - РК) нормативные постановления Верховного Суда РК относятся к действующему праву в республике. Конкретизируя эту норму, ст. 81 Конституции РК признает за этими постановлениями роль особенного источника, указывая, что Верховный Суд РК «дает разъяснения по вопросам судебной практики». Это право суда является разновидностью делегированного вида официального нормативного (а, следовательно, обязательного) толкования права^[1], которое оказывает несомненное влияние не только на осуществление правосудия, но и на деятельность других правоприменительных органов.

Потребность в нормативном разъяснении Верховным Судом правовых предписаний обусловлена объективной необходимостью, вызванной тем, что статьи закона «формулируются в качестве общих типичных правил поведения (норм) и в силу этого не могут предусмотреть всех конкретных обстоятельств их реализации»^[2]. Вследствие этого правоприменителями не во всех случаях однозначно и правильно понимаются смысл и содержание правовых предписаний, содержащихся в некоторых законах и иных нормативных правовых актах, ввиду облечения их в различное формулирование, либо несовершенства юридической техники, а также противоречивости и пробельности законодательства, нечеткости и расплывчатости правовых дефиниций, формулировок, терминологической неясности и недостаточной урегулированности отдельных положений, затруднений в истолковании оценочных понятий, и т.п., что негативно отражается на процессе правоприменения. В результате этого посредством обобщения судебной практики по определенной категории дел либо по определенным правовым институтам выявляются связанные с применением правовых норм нарушения законности и судебные ошибки, имеющие типичность в деятельности многих правоприменителей. Поэтому и возникает необходимость в разъяснении некоторых правовых норм, их содержания и значения, которое направлено уяснение действительной воли законодателя с тем, чтобы обеспечить единообразное и правильное понимание норм права. Такое обеспечение является также важнейшей гарантией законности и правопорядка. Дача Верховным Судом разъяснений по вопросам судебной практики позволяет более оперативно, чем законодательным органам, реагировать на нужды судебной практики, выявлять расхождения в применении законодательства судами, что позволяет обеспечить единство судебной практики, одинаковое применение законов всеми судами. «Становление судебной практики как компонента и результата судебной деятельности, - указывают С.Н. Братусь и А.Б. Венгеров, - начинается с того момента, когда суду, для того, чтобы применить закон к спорному случаю и вынести по делу правосудное решение, необходимо истолковать закон, уяснить его смысл и содержание путем конкретизации тех понятий, которые выражены в словесной формуле закона»^[3].

Вместе с тем, по поводу объема судебного нормативного толкования среди ученых нет единства взглядов. Одна группа исследователей признают за актами судебной власти правотворческое значение, другая же - отрицает это.

Так, представитель первой группы, Р.З. Лившиц полагает, что «…суды проверяют обоснованность закона и вправе его отменить»^[4], а также «принимая правовые нормы, восполняют пробелы в правовом регулировании. …Суд в этих случаях доделывает работу законодательной и исполнительной власти»^[5]. По мнению А.И Дихтяра и Н.А Рогожина в тех случаях, «когда суд действует в условиях пробельности права и отсутствия действенных механизмов защиты прав граждан и юридических лиц (помимо судебных), он вынужден заполнять юридический вакуум путем создания правовых норм», а потому «имеются определенные правовые основания для правотворческой роли высших судов…»^[6]. А. Барак, указывая на то, что «судья творит право» ^[7], вместе с тем, оговаривает, что судебное правотворчество не самостоятельно, поскольку всегда представляет побочный продукт правосудия^[8]. В.М. Лебедев, разделяя его мнение, уточняет, что «найти правильное решение при отсутствии четко сформулированной нормы закона или в случае пробела (при ее отсутствии), когда нужно искать и формулировать законную норму, которая «кроется» (скрыта) в системе права, руководствуясь при этом общим смыслом законодательства, а также требованиями разумности и справедливости, - крайне непросто. Судья в этих случаях действует точно так же, как должен был бы действовать законодатель, устраняя пробелы или неопределенности в законе. Поэтому судья в таких случаях творит право»^[9]. Подобную точку зрения выражают и некоторые другие авторы^[10].

Иное мнение выражает вторая группа исследователей. Так, Д.А Керимов категорически утверждает: «Толкователь не должен дополнять, изменять или произвольно корректировать текст правового установления…»^[11]. Аналогична точка зрения и Г.С. Сапаргалиева, который указывает на то, что «Верховный Суд, давая разъяснения, не вправе восполнять пробелы нормативных правовых актов»^[12], т.е. не полномочен создавать новые нормы и, тем самым, осуществлять правотворческую деятельность. Разъяснение, даваемое Верховным Судом, по его определению, «есть интеллектуальный процесс интерпретации правовой нормы, в результате которого создается акт толкования в виде постановления Верховного Суда. Такое постановление, хотя и называется Конституцией нормативным, не содержит правовую норму, а лишь раскрывает смысл правовой нормы»^[13]. Акты судебного толкования являются актами нормативными в силу того, что формулируемые в них разъяснения даются в виде общих правил и которые обязательны для субъектов правоприменения. Эти два свойства сближают их с нормативными правовыми актами, являющиеся результатом правотворческой деятельности. Но в отличие от актов правотворчества, по справедливому замечанию А.С. Пиголкина, «акт нормативного разъяснения носит строго подчиненный характер и не может содержать новых, самостоятельных норм, а лишь объясняет смысл существующих, не может применяться отдельно от основного акта»^[14]. Выражая подобное мнение, Е.Б Абдрасулов, указывает, что «…акты официального толкования не могут применяться самостоятельно без разъясняемых ими правовых норм. Они имеют силу и значение только в течение срока действия толкуемых норм и в случае их отмены прекращают свое действие. Следовательно, содержание актов официального толкования характеризуется в отличие от нормативных актов вспомогательным значением»^[15]. Следует согласиться и с мнением А.Ф. Черданцева о том, что разъяснения, даваемые Верховным Судом, «не должны иметь нормативной новизны, не должны содержать ничего, чего бы не было в толкуемых законах. … Сами по себе они не действуют и не могут быть положены в основу приговоров и решений судов. Они служат лишь аргументом, основанием в пользу того или иного понимания и применения нормы права»^[16].

Поэтому, содержанием нормативных постановлений Верховного Суда должно быть разъяснение правовых норм уже существующих, а не создание новых. При этом указанные постановления должны быть реализованы не самостоятельно, а только наряду с разъясняемой нормой, и в этой связи они не могут обладать такой же юридической силой, как и сам акт, в отношении которого (или же его отдельных норм) дано разъяснение. Вследствие этого отмена или изменение нормативного правового акта, в отношении норм (нормы) которого дается разъяснение, влечет отмену или изменение нормативного постановления либо той его части, в которой дано разъяснение.

Таким образом, Верховный Суд, принимая нормативные постановления, имеющие, безусловно, юридическое значение, тем не менее, не вправе создавать, изменять и дополнять действующие правовые нормы, а также не вправе формулировать и интерпретировать по-иному тексты законов и иных нормативных правовых актов, поскольку законодатель не наделяет его такими полномочиями. При этом, как представляется, Верховный Суд не вправе также давать иные дефиниции тем понятиям, определение которым дано в законодательстве. Уместно в этой связи вспомнить известную римскую юридическую максиму, которая гласит: «Judicus est jus dicere non dare» (обязанность судьи отправлять правосудие, а не издавать законы).

В силу принципа разделения властей, недопустимо наделение суда полномочиями по правотворчеству, поскольку это нарушило бы основу этого принципа - недопустимость вмешательства одной власти в функции другой. Иначе говоря, такое положение привело бы к присвоению судебной властью в лице Верховного Суда функции законодательной, нарушило бы, по меткому замечанию А.Д. Бойкова, «ту самую едва уловимую грань гармонического сочетания функций разных ветвей власти, за которой возможны конфликты и противостояние»^[17]. Поэтому заслуживает мнение А.И Дихтяра и Н.А. Рогожина о том, что реализация принципа разделения властей диктует необходимость правовой регламентации нормотворчества и «установления пределов субъектов власти, участвующих в нем, в том числе судебной власти»^[18]. Основная же функция судебной власти заключается в осуществлении правосудия. И хотя содержание нормативных постановлений Верховного Суда содержат нормы, являющиеся обязательными для субъектов правоприменения, тем не менее, в них не должны содержаться новые нормы, которых нет в толкуемых нормативных правовых актах. Предусмотренные п. 1 ст. 4 и ст. 81 Конституции РК положения, не дают Верховному суду права ни изменять, ни дополнять законодательство и иные нормативные правовые акты новыми нормами (даже в тех случаях, когда они являются производными от толкуемых норм), ни давать оценку толкуемым нормам при даче им разъяснений в форме нормативных постановлений. Верховный Суд вправе только разъяснять содержание толкуемых норм права в целях правильного и единообразного их понимания и применения, но не в целях их поправок и дополнений. Потому-то нормативные постановления Верховного Суда и относятся к актам совершенно иного вида^[19]. Данное положение закреплено в действующем законодательстве республики - в ч. 4 ст. 4 Закона РК «О нормативных правовых актах» указано, что постановления Верховного Суда РК находятся вне иерархии нормативных правовых актов^[20], т.е. они выделены в особую группу и являются актами, обладающими свойствами нормативности. Указанным свойством, как было указано выше, они обладают в силу того, что являются формально обязательными при рассмотрении всех дел, разрешаемых на основе интерпретированной нормы; результат толкования, выраженный в виде интерпретационных норм, является обязательным для других субъектов правоприменения. В них предписывается, как следует понимать и применять другие правовые нормы^[21].

Поэтому представляется, что Верховный Суд вправе давать разъяснения содержания толкуемых им норм только с точки зрения реализации права -соблюдения, исполнения, применения, использования. В этой связи важно обратить внимание на то, что п/п. 3 п. 1 ст. 22 Конституционного закона РК «О судебной системе и статусе судей в Республике Казахстан» от 25 декабря 2000 г. № 132-II ЗРК входит в противоречие со ст. 81 Конституции РК, выражающееся в том, что ограничивает реализацию этой конституционной нормы, предписывая Верховному суду в лице его пленарного заседания принимать нормативные постановления, дающие разъяснения по вопросам только одной формы реализации права - применения в судебной практике и только законодательства^[22]. Однако, как верно указывает Г.С. Сапаргалиев, «если Верховный Суд в соответствии с Конституционным законом «О судебной системе и статусе судей РК» в дальнейшем начнет выносить нормативные постановления лишь «по вопросам применения в судебной практике законодательства», он встанет на путь ограничения своих полномочий и грубейшего нарушения Конституции»^[23]. Поэтому представляется необходимым п./п. 3 п. 1 ст. 22 Конституционного закона РК «О судебной системе и статусе судей в Республике Казахстан» привести в соответствие со ст. 81 Конституции РК и изложить ее в следующей редакции: «принимает нормативные постановления, дающие разъяснения по вопросам судебной практики». Следует заметить, что в этом вопросе ошибочную позицию занимает и Конституционный Совет РК, также определяя, что «в качестве нормативного может рассматриваться такое постановление Верховного суда, в котором содержатся разъяснения судам по вопросам применения законодательства (его норм)» (выделено мной - Г.С.) и, указывая, что в этом постановлении «формулируются определенные правила поведения субъектов в сфере судопроизводства»^[24]. Однако, Верховный Суд не вправе формулировать правила поведения субъектов судопроизводства, поскольку в соответствии с п./п. 6 п. 3 ст. 61 Конституции РК это прерогатива только законодателя, которая нашла свое закрепление в соответствующих нормах законодательства (ГПК РК, КоАП, УПК РК).

Однако, как показывает анализ нормативных постановлений Верховного Суда РК, содержащиеся в них разъяснения даются по всем формам реализации права, и по своим целевым установкам осуществляются по нескольким направлениям, которые можно объединить в следующие группы:

1) разъяснения, направленные на единообразное понимание содержания и смысла норм закона, на его точное исполнение. Так, например, в нормативном постановлении № 19 Верховного Суда РК от 13 декабря 2001 г. «О возвращении судами уголовных дел для дополнительного расследования» указано, что установленный «в ст. 303 УПК перечень оснований для возвращения дела для дополнительного расследования является исчерпывающим, право суда возвращать дело для дополнительного расследования по своей инициативе ограничено» (п.1)^[25]. В данном случае разъяснение направлено на исключение случаев распространительного толкования ст. 303 УПК РК.

2) разъяснения, направленные на устранение из судебной практики типичных недостатков и судебных ошибок. Например, поводом принятия Нормативного постановления Верховного Суда РК от 15 августа 2002 г. № 19 «О судебном приговоре» явились случаи, когда суды при составлении приговоров не выполняли некоторые требования закона, предъявляемые к его форме и содержанию, что влекло их изменение и отмену^[26]. В этой связи в названном постановлении даются разъяснения, касающиеся смысла и содержания ряда норм УПК РК, обращается внимание на их точное исполнение (например, о необходимости соблюдения процессуальной формы и содержания приговора (п. 3), оснований постановления обвинительного приговора (п. 5), его видов (п. 6, 7), структуры (п. 13-17) и др.).

3) Разъяснения, направленные на реализацию норм закона с использованием аналогии в связи с пробелами в уголовно-процессуальном законодательстве. Так, например, п. 6 Нормативного постановления Верховного Суда РК от 20 марта 2003 г. № 1 «О судебном обжаловании санкции прокурора на арест, домашний арест подозреваемого, обвиняемого или продление срока ареста, домашнего ареста» дает следующее разъяснение: «Судья, получив жалобу на санкцию прокурора на арест, домашний арест либо продление их срока, выносит постановление о подготовке судебного заседания» и далее указывается, что должно быть указано в этом постановлении^[27]. Однако ни ст. 109, ни ст. 110 УПК РК не предусматривают обязанность вынесения указанного постановления и его реквизиты, тогда как процессуальная значимость такого судебного акта очевидна, т.е. налицо пробел в законе. Представляется, что в данном случае Верховный Суд использовал к данному случаю аналогию, применив п. 1 и 2 ст. 299 УПК РК, предусматривающие, что при поступлении уголовного дела в суд председатель суда или другой судья по его поручению разрешает вопрос о принятии дела к производству в суде и что решение по делу должно приниматься в форме постановления.

4) Формулирование имеющих принципиальное значение для правоприменительной практики дефиниций некоторых понятий, которые не имеют правовых определений. В качестве примера такого восполнения можно привести Нормативное постановление Верховного Суда РК от 13 декабря 2001 г. № 18 «О практике рассмотрения судами уголовных дел о преступлениях, связанных с коррупцией», в котором даны определения таким понятиям, как «субъекты преступлений, связанных с коррупцией» (п. 3), «преступление, связанное с коррупцией» (п. 6), «получение имущественных благ и преимуществ» (п.7) ^[28]; в указанном выше Нормативном постановлении Верховного Суда РК «О судебном обжаловании санкции прокурора на арест, домашний арест подозреваемого, обвиняемого или продление срока ареста, домашнего ареста» дано определение понятия « законность санкции прокурора на применение ареста, домашнего ареста (п. 12) и др.

5) Конкретизация норм закона. Например, в Нормативном постановлении Верховного Суда РК от 11 апреля 2002 г. № 6 «О судебной практике по делам о преступлениях несовершеннолетних и о вовлечении их в преступную и иную антиобщественную деятельность» разъяснено, что «орган, ведущий уголовный процесс, должен разъяснять участвующим в деле педагогам и психологам права и обязанности специалиста, предусмотренные ст. 84 УПК, поскольку они в этом случае также являются специалистами»^[29], тем самым конкретизировано процессуальное положение лиц, указанных в ст. 488 УПК РК. Пункт 2 Нормативного постановления «О судебном обжаловании санкции прокурора на арест, домашний арест подозреваемого, обвиняемого или продление срока ареста, домашнего ареста» конкретизирует положения ч. 1 ст. 150 УПК РК указанием на то, что «основания для применения ареста к лицам, совершившим преступление, за которое законом предусмотрено наказание в виде лишения свободы на срок не свыше двух лет, являются исчерпывающими и не подлежат расширительному толкованию»

Вместе с тем, как показывает анализ нормативных постановлений Верховного Суда РК, в некоторых из них осуществляется не только толкование права в форме разъяснений судебной практики, но имеются и такие положения, которые представляют собой не что иное, как новые нормы права, т.е. по своей сути такие разъяснения являются правотворческими. Помимо этого отдельные дефиниции, даваемые в ряде нормативных постановлениях Верховного Суда РК, не отвечают правилам, которые должны быть обязательно соблюдены при определении понятий, а именно: используемые определяющие слова (термины) и понятия должны иметь общеизвестный, четкий однозначный смысл, исключающий их разъяснение. Причем, в некоторых нормативных постановлениях содержатся оценочные понятия и такие положения, которые требуют, в свою очередь, разъяснения, или же не нашли своего единообразного разрешения в теории права и носят спорный характер. Сошлюсь на конкретные примеры.

I. 6 декабря 2002 г. Верховным Судом РК было принято Нормативное постановление № 26 «О практике применения уголовно-процессуального законодательства, регулирующего право на защиту»^[30]. Его анализ позволяет сделать вывод, что при толковании ряда норм УПК РК Верховный Суд вышел за пределы, предоставленных ему Конституцией РК полномочий в части разъяснения судебной практики, которые заключаются в следующем.

1) В п. 4 названного постановления разъяснено, что «в качестве защитника могут быть допущены адвокат либо лица, указанные в ч. 2 ст. 70 УПК, если они обладают специальными юридическими знаниями и способны оказать квалифицированную юридическую помощь…»^[31]. По сути, это - новая норма, поскольку ст. 70 УПК РК не содержит положения, о том, чтобы лица, указанные в ч. 2 ст. 70 УПК обладали специальными юридическими знаниями и способностью оказывать квалифицированную юридическую помощь. В данном разъяснении определяющие слова «способны оказать квалифицированную юридическую помощь», в свою очередь требуют разъяснения: как, кем и по каким критериям определяется эта способность? Разъяснение этого положения имеет принципиальное значение, поскольку в зависимости от определения такой «способности» зависит, сможет ли лицо участвовать в деле в качестве защитника. Кроме того, использование разделительного союза «или» меняет смысл ч. 2 ст. 70 УПК РК, согласно которой защиту могут осуществлять одновременно и адвокат, и другие лица, указанные в этой норме, т.к. в соответствии с ч. 1 ст. 72 УПК РК подозреваемый или обвиняемый вправе пригласить для защиты нескольких защитников. Толкование, данное в п. 4 этого постановления, ограничивает такое право, поскольку из его смысла следует, что в случае допуска в качестве защитника адвоката, лица, указанные в ч. 2 ст. 70 УПК РК, в качестве защитника допущены быть не могут. Таким образом, Верховный Суд применил ограничительное толкование ч. 2 ст. 70 УПК РК, тогда как такой вид толкования в теории права признается недопустимым к законченным перечням в статье закона^[32].

2) Пункт 11 Нормативного постановления «О практике применения уголовно-процессуального законодательства, регулирующего право на защиту» существенно ограничивает право подозреваемого иметь защитника, указывая на неукоснительность соблюдения требований закона о предоставления защитника только при наличии двух оснований - либо с момента задержания лица в качестве подозреваемого, либо с момента применения к нему меры пресечения до предъявления обвинения. Однако ч. 3 ст. 70 УПК РК предусматривает, что защитник допускается к участию в деле не только при наличии указанных двух оснований, но и с момента возбуждения в отношении лица уголовного дела, поскольку в соответствии с ч. 1 ст. 68 УПК РК подозреваемым признается лицо при наличии одного из трех оснований: 1) в отношении него возбуждено уголовное дело в связи с подозрением его в совершении преступления 2) осуществлено его задержание, 3) применена мера пресечения до предъявления обвинения. Таким образом, из смысла п. 11 Нормативного постановления логически вытекает, что соблюдение требований закона о предоставлении защитника при наличии первого основания является необязательным, что в корне противоречит ч. 3 ст. 70 УПК РК. Таким образом, Верховный Суд применил вновь ограничительное толкование.

3) Ограничительный вид толкования применен Верховным Судом в отношении и других норм уголовно-процессуального закона. Как известно, участниками уголовного судопроизводства, имеющими право на получение квалифицированной юридической помощи защитника, являются: подозреваемый, обвиняемый, подсудимый, осужденный оправданный. Однако в данном постановлении ряд принципиальных разъяснений значительно сужают этот перечень, существенно ограничивая права некоторых из названных участников. Так, при разъяснении, какими документами должны быть подтверждены полномочия иностранного защитника, указывается, что в их числе должно быть соглашение об оказании юридической помощи, заключенное «между адвокатом и подозреваемым, обвиняемым, подсудимым, осужденным» (п. 7). Из этого следует, что правом прибегнуть к помощи иностранного адвоката не обладает оправданный, поскольку он не указан в этом перечне. В п. 17 разъяснено: «Подозреваемому, обвиняемому, подсудимому, осужденному … должны быть разъяснены право и порядок обжалования действий и решений органа, ведущего уголовный процесс…». Но таким правом обладает и оправданный.

4) Пункт 15 этого Нормативного постановления предусматривает: «Отказ от защитника может быть не принят также и в связи с определенными обстоятельствами дела (большой объем обвинения, значительное количество привлекаемых к ответственности лиц, наличие в деле материалов, исследование которых для подозреваемого, обвиняемого, подсудимого представляет сложность и т. п.)». По своей сути это тоже новая норма, поскольку в ст. 73 УПК установлен исчерпывающий перечень обстоятельств, когда отказ от защитника может быть не принят только в двух случаях: 1) в связи с отсутствием средств для оплаты юридической помощи; 2) в случаях, предусмотренных п.п. 2, 4, 6 ч.1 ст.71 УПК РК). Не принятие отказа от защитника по другим основаниям законом не предусмотрено. В этом случае Верховный суд применил распространительное толкование ст. 73 УПК РК, тогда как такой вид толкования при исчерпывающем перечне в статье закона в теории права, как и при ограничительном толковании, также считается недопустимым. В этой связи Д.А. Керимов указывает: «… распространительное и ограничительное толкования должны осуществляться intra legem (в пределах закона), но отнюдь не praeter legem (в обход закона) или contra legem (вопреки закону)»^[33].

5) Вызывает сомнение легитимность разъяснения, которое дано в п. 19 Нормативного постановления: «В случаях, когда нарушение права на защиту, допущенное органами уголовного преследования, является основанием к признанию собранных по делу доказательств недопустимыми и стороной обвинения не представлены иные доказательства виновности подсудимого, суд обязан постановить оправдательный приговор». Прежде всего, следует указать, что в соответствии с п. 2 ст. 376 УПК РК суд вправе постановить оправдательный приговор только при наличии одного из следующих оснований: отсутствие состава преступления; в деянии подсудимого нет состава преступления; недоказанность участие подсудимого в совершении преступления. Те же основания, которые указаны в п. 19 Нормативного постановления не предусмотрены законом. Далее, если по делу органами уголовного преследования допущено нарушение законности (к числу которого относится и нарушение права на защиту), то, суд, вынося по такому делу оправдательный приговор, также нарушает закон, что является недопустимым. Признание доказательств недопустимыми и не представление стороной обвинения иных доказательств виновности подсудимого отнюдь не означают, что возможности получения доказательств исчерпаны, а лицо невиновно и необходимо постановление оправдательного приговора. Если суд в подобных случаях считает, что возможности получения доказательств имеются, то в силу п.1 и 3 ст. 24, 25 УПК РК он обязан принять все предусмотренные законом меры для всестороннего, полного и объективного исследования обстоятельств, необходимых и достаточных для правильного разрешения дела, а также вправе по собственной инициативе принимать необходимые меры для установления истины по уголовному делу. В 1855 г. известный русский юрист профессор Дерптского университета А. Жиряяев в своей работе «Теория улик» писал: «Меньшее наказание должно быть назначено за меньшую вину, а не за меньшую ее известность»^[34]. Перефразировав это выражение применительно к рассматриваемому разъяснению Верховного Суда, можно сказать, что оправдательный приговор должен быть постановлен только в случае невиновности подсудимого, а не в случае ее не установления по вине органов уголовного преследования.

II. В Нормативном постановлении Верховного Суда РК от 9 июля 1999 г. № 8 «О судебной практике по применению принудительных мер медицинского характера» указано, что «законный представитель невменяемого, являющийся его близким родственником, может быть допрошен в качестве свидетеля об обстоятельствах совершения невменяемым запрещенного уголовным законом деяния лишь с его согласия давать показания и после признания законным представителем другого лица» (п. 14)^[35], тогда как ст. 512 УПК РК, регламентирующее процессуальный статус этого участника уголовного процесса, не предусматривает такого положения.

Далее. Одним из оснований для возвращения прокурором дела, поступившего к нему с постановлением о применении принудительных мер медицинского характера, для производства дополнительного расследования, указано разрешение «ходатайств заинтересованных лиц об ознакомлении с делом» (п. 17). Однако ч. 2 ст. 514 УПК РК предоставляет право ознакомления с материалами такого дела только ограниченному кругу участников судопроизводства - лицу, в отношение которого велось предварительное следствие, его законному представителю и защитнику, потерпевшему. Заинтересованными же лицами может быть, кто угодно - это и родственники, и свидетели, и сослуживцы, и иные лица. Таким образом, Верховный Суд, разъясняя, положения п. 2 ч. 5 ст. 514 УПК РК, изменил смысл ч. 2 этой же статьи..

III. В Нормативном постановлении Верховного Суда РК от 6 декабря 2002 г. № 25 «О соблюдении принципа гласности судопроизводства по уголовным делам» указано: «Гласность предполагает доступность участников процесса ко всем материалам дела (выделено мной - С.Г.), в том числе полученным в ходе оперативно-розыскных мероприятий, к указаниям прокурора, данным в ходе предварительного расследования (за исключением случаев, предусмотренных законом)» (п. 6) ^[36]. Как нам представляется, здесь дано необоснованное распространительное толкование этого принципа, поскольку не все участники процесса^[37] имеют право на доступ ко всем материалам дела. Одно дело - присутствовать при рассмотрении дела в судебном разбирательстве, другое - участвовать в нем, и совершенно иное - иметь доступ к материалам уголовного дела. В соответствии с п. 29 ст. 7 УПК РК «материалы дела - это документы и предметы, являющиеся составной частью дела или представленные для приобщения к нему, сообщения, а также документы и предметы, которые могут иметь значение для установления обстоятельств дела». Правом на ознакомление с этими материалами наделены не все участники процесса, а только лишь те, перечень которых установлен ч. 2 ст. 273 УПК РК (обвиняемый, его защитник, потерпевший, гражданский истец, гражданский ответчик и их представители, те лица, имеющие уголовно-правовой или гражданско-правовой интерес в уголовном деле, т.е. стороны). Причем ознакомиться с ними они вправе только по окончании предварительного расследования. В суде возможность ознакомиться со всеми материалами дела, с которыми не были ознакомлены на досудебных стадиях, имеют только стороны после назначения главного судебного разбирательства (ст. 308 УПК РК). Право ознакомления с изготовленным протоколом главного судебного разбирательства имеют также только стороны (п. 7 ст. 328 УПК РК). Исключение составляет право допрошенного в главном судебном разбирательстве лица ознакомиться с записью в протоколе его показаний, но не со всем протоколом (п. 8 ст. 329 УПК РК).

Пунктом 3 этого же постановления предусматривается, что принцип гласности включает в свое содержание «…создание единой базы данных вступивших в законную силу приговоров и постановлений судов и свободный доступ к ним, доступность информации об исполнении судебных актов». Однако такое положение уголовно-процессуальным законодательством республики не предусмотрено.

IV. В п. 6 Нормативного постановления Верховного Суда РК «О судебном обжаловании санкции прокурора на арест, домашний арест подозреваемого, обвиняемого или продление срока ареста, домашнего ареста» дается следующее разъяснение: «Неявка в суд защитника не препятствует рассмотрению жалобы». Однако ч. 3 ст. 110 УПК РК устанавливает, что жалоба может быть рассмотрена в отсутствии защитника при наличии только двух условий: а) когда он не явился по неуважительным причинам; б) когда он был своевременно извещен о дне рассмотрения жалобы. Представляется, что такое распространительное разъяснение противоречит указанной норме УПК РК и существенно влияет на право обвиняемого, подозреваемого на защиту.

Таким образом, как видно из вышеизложенного, Верховный Суд РК в указанных выше нормативных постановлениях отошел от разъяснений, создав новые правовые нормы, используя распространительное либо ограничительное толкование там, где это недопустимо. Представляется, что Верховный Суд при работе над созданием нормативных постановлений должен избегать этого, поскольку его деятельность по разъяснению судебной практики, как было указано выше, не должна носить правотворческий характер, т.е. он не должен подменять законодателя. Создавая подобные новые нормы, Верховный суд, предлагая свое понимание тех или иных правовых норм, тем самым создает новые коллизии и неопределенности для правоприменителей, которые должны решать вопрос: руководствоваться ли им нормативными постановлениями или нормами закона.

Использованные источники:

[1] Следует указать, что Верховный Суд и вышестоящие судебные инстанции осуществляют и казуальное толкование, которое дается по отдельным судебным делам.

[2] Керимов Д.А. Толкование законодательства // Право и образование. 2002. № 3. С. 88.

[3] Братусь С.Н., Венгеров А.Б. Понятие, содержание и формы судебной практики. // Судебная практика в советской правовой системе. М., 1975. С. 9.

[4] Лившиц Р.З. Судебная практика как источник права // Конституция и закон: стабильность и динамизм. М.: Юридическая книга, ЧеРо, 1998. С. 143.

[5] Там же.

[6] Дихтяр А.И., Рогожин Н.А. Источники права и судебная практика // Юрист. 2003. № 1. С. 2.

[7] Барак А. Судейское усмотрение. М., 1999. С. 142-143.

[8] Там же. С. 121-122.

[9] Лебедев В.М. Судебная власть в современной России: Проблемы становления и развития. СПб.: Лань, 2001. С. 209.

[10] См.: Саматов Ф.С. Юридическая природа актов Конституционного Суда: Автореф. дисс.... канд. юрид. наук. М., 1997. С. 8; Хабриева Т.Я. Толкование Конституции Российской Федерации: теория и практика. М., 1998. С. 52-53; Судебная практика как источник права. Сб. статей / Б.Н. Топорнин, Э. Серверэн, Г. Гюнтер и др. М.: Юристъ, 2000.

[11] Керимов Д.А. Толкование законодательства // Право и образование. 2002. № 3. С. 93.

[12] Сапаргалиев Г.С. Нормативные постановления Верховного суда как источник действующего права Республики Казахстан // Суды и их роль в укреплении государственной независимости (материалы междунар. научн.-практич.конф., посвященной 10-летию независимости Республики Казахстан. Астана: Изд. центр Верховного суда РК, 2001. С. 117.

[13] Сапаргалиев Г.С. Некоторые проблемы реализации Конституции Республики Казахстан // «Проблемы развития конституционализма в Казахстане». Материалы научно-практич. конференции. Алматы, 2002. С. 14.

[14] Юридическая процессуальная форма: теория и практика. М.: Юридическая литература, 1976. С. 102.

[15] Абдрасулов Е.Б. Толкование закона и норм Конституции: теория, опыт, процедура /Под общ. ред. академика С.З. Зиманова. Монография. Алматы: Оркениет, 2002. С. 143.

[16] Общая теория государства и права. Академический курс в 2-х томах. / Отв. ред. М.Н. Марченко. Том. 2. Теория права. М.: Зерцало, 1998. С. 339.

[17] Бойков А.Д. Третья власть в России. Книга вторая - продолжение реформ. М,: «Юрлитинформ», 2002. С. 134.

[18] Дихтяр А.И., Рогожин Н.А. Указ. раб. С. 2.

[19]См.: Спасов Б.П. Закон и его толкование. М., 1986. С. 163; Петрушев В.А. Юридическая природа актов судебного толкования права // Вестник Омского университета. 1997. Вып. 3. С. 100-101; Пиголкин А.С. Толкование норм права и правотворчество: проблемы соотношения // Закон: создание и толкование / Под. ред. А.С. Пиголкина. М., 1998. С. 74-75.

[20]См.: О нормативных правовых актах: Закон РК от 24 марта 1998 г. № 298-II // Ведомости Парламента РК. 1998. № 2-3. Ст.25; 2001. № 20. Ст. 258; Казахстанская правда. 2002. 8 марта

[21] См.: Общая теория государства и права. Академический курс в 2-х томах. / Отв. ред. М.Н. Марченко. Том. 2. Теория права. М.: Зерцало, 1998. С. 339.

[22] См.: Ведомости Парламента РК. 2000. № 23. Ст. 410.

[23]См.: Сапаргалиев Г.С. Некоторые проблемы реализации Конституции Республики Казахстан // «Проблемы развития конституционализма в Казахстане». Материалы научно-практич. конференции. Алматы, 2002. С. 14.