|
|
|
Цессия под отлагательным условием (критический анализ спорных судебных позиций)
Братусь Д.А., к.ю.н., представитель Казахстана в Третейском суде ЕАЭС и Арбитражной комиссии Исполнительного комитета СНГ
Хороший судья может сделать много хорошего даже при дефектных законах, плохой судья будет злоупотреблять и хорошими законами[1]
1. Введение. Фабула дела Наша судебная практика дает богатую пищу для размышлений. Можно только дивиться тому, как в условиях столь разнообразных судебных подходов и позиций по классическим институтам гражданского права предпринимателям удается отстаивать свои интересы и планировать хозяйственную жизнь. Две коммерческие организации сотрудничают по договорам подряда в течение длительного периода времени (с 2009 г.). Подрядчик поддерживает в надлежащем состоянии объекты на месторождениях заказчика-недропользователя. Заказчик оплачивает результаты этих работ, периодически погашая накапливающуюся задолженность. Отношения сторон планомерно развивались до тех пор, пока хозяин компании-подрядчика не утратил оперативный контроль над действиями своего исполнительного органа: перестал интересоваться текущей деятельностью предприятия, вникать в бухгалтерию и т.п. Потеря концентрации в деловой сфере всегда чревата... В 2015 г. подрядная организация вдруг на совершенно немыслимых условиях уступила ранее никому не известной консалтинговой фирме (цессионарию) денежные требования в отношении заказчика (должника) по упомянутым договорам подряда, после чего заказчик был втянут в нескончаемую череду судебных тяжб, в которых свою роковую роль профессионально и методично продолжает играть цессионарий (новый кредитор). Подрядчик по двум искам взыскал с заказчика в СМЭС г. Алматы 154 млн. тенге (основной долг). По вступлении решений в законную силу получил деньги с прекращением исполнительного производства. Попытка цессионария заменить собой истца (подрядчика) успехом не увенчалась - итоговые акты вынесены, разбирательства завершены, долг взыскан, исполнительное производство прекращено, как следствие, в замене на стороне истца обоснованно отказано[2]. Что характерно, цессионарий не стал на основании ч. 4 ст. 401 ГПК обжаловать итоговые акты, вынесенные судами г. Алматы[3], не предъявил иск цеденту о переводе полученных с должника платежей. Вместо этого предъявил (бывшему!) должнику два новых иска в СМЭС Мангистауской области: - первый иск: о выплате неустойки (51,9 млн. тенге) за т.н. «просрочку» в погашении долга. В своих возражениях ответчик (бывший должник) сообщал об оплате долга и во встречном иске просил признать договор цессии недействительным. Суд полностью удовлетворил основной иск, а во встречном отказал. Судебное решение[4] оставлено без изменений апелляционной инстанцией[5], до кассационного рассмотрения дела по существу ответчик не допущен[6]; - второй иск: (1) о повторном (!) взыскании того же основного долга (в части 144 млн. тенге). В итоге стала очевидной истинная цель сторон цессии: дважды взыскать с должника один и тот же долг. Это требование было дополнено другими странными притязаниями: (2) о признании недействительными действий цедента по распоряжению деньгами, взысканными им с должника в г. Алматы, (3) о недействительности заявления цедента о прекращении исполнительного производства в г. Алматы; (4) о присуждении цессионарию некой «компенсации морального вреда» за якобы нарушение цедентом договора цессии. Полагаю, таким образом, истец уклонялся от пропущенного десятидневного срока на обжалование действий и решений алматинского судебного исполнителя, обходил надлежащую подсудность (акты и действия судебного исполнителя оспариваются по месту его прикрепления). Быть может, создавал видимость «борьбы» с цедентом - своим ключевым партнером в этом деле. В удовлетворении данного иска СМЭС Мангистауской области обоснованно отказал в полном объеме, а встречный иск цедента, заявленный по факту неисполнения цессионарием договора цессии оставил без рассмотрения[7]. Для полноты картины следует заметить: СМЭС Мангистауской области ранее удовлетворил иск цедента - подрядчика и первоначального кредитора к цессионарию - новому кредитору то признании договора цессии недействительным[8]. Однако, апелляционная инстанция данное решение отменила, отказав в иске[9]. В общем, полнейшая судебная эквилибристика. Пожалуй, имеет смысл проанализировать базовые моменты конфликта.
2. Аналитическая часть
2.1. Иск цессионария о взыскании неустойки разрешен с грубым нарушением подсудности Базовый принцип гражданского процессуального права - осуществление производства по делу уполномоченным судом (пп. 3 п. 3 ст. 77 Конституции, ч. 4 ст. 7 ГПК). Данное начало является традиционным в отечественном гражданском процессе, стабильным по содержанию и процессуальным последствиям нарушения[10], императивным - применяется в обязательном порядке, независимо от оснований иска (жалобы, ходатайства) и доводов участников процесса. Нарушение этого принципа влечет безусловную отмену судебного акта, вынесенного неуполномоченным судом или ненадлежащим судебным составом (пп. 1 ч. 4 ст. 427, ч. 5 ст. 438 ГПК). Ни при взыскании неустойки (51,9 млн. тенге), ни при последующей попытке повторно (!) взыскать основной долг (144 млн. тенге), ранее напрямую полученный цедентом[11], цессионарий не пожелал предъявлять иски по месту нахождения основного и изначально единственного ответчика (ч. 2 ст. 29 ГПК). При взыскании неустойки цессионарий некорректно применил норму ч. 6 ст. 30 ГПК: «Полагаем, что данный иск будет подсуден СМЭ суду Мангистауской области, т.к. местом исполнения всех трех договоров подряда как и договора цессии являются соответственно месторождения на территории Мангистауской области и г. Актау. Следовательно... данный иск может быть предъявлен в указанный суд области» (стр. 2 искового заявления от 01.11.2017 г.). «Бог - в мелочах, а дьявол - в крайностях» (И.Ф. ф. Гёте). В соответствии с договорами подряда (п. 3.1.) все акты выполненных работ высылались подрядчиком заказчику в г. Алматы и окончательно подписывались последним в своем офисе. До итогового оформления заказчиком актов приемки-передачи результатов строительных работ натуральное обязательство не может считаться «исполненным» (см. п. 1 ст. 239 ГК в нормативном единстве с п. 4 ст. 663 ГК). Отсюда вытекает значимость каждого такого акта как документа, фиксирующего, во-первых, согласие сторон по достигнутому результату; во-вторых, трансформацию этого результата в согласованный сторонами объект гражданских прав. Данное событие происходит в месте (и в момент) принятия объекта заказчиком, т.е. в месте (и в момент) подписания последним акта выполненных работ. Момент подписания акта заказчиком является моментом исполнения натурального обязательства, а место такого подписания (г. Алматы) - тем самым «местом исполнения договора». Такова буква договоров (п. 3.1. - п. 3.7.). Таков закон (п. 1 ст. 239, пп. 5 ст. 281, п. 4 ст. 663 ГК). Акты выполненных работ цессионарий к иску почему-то не приложил. Они не упоминались в описи прилагаемых к иску документов, отсутствуют в материалах дела. Суд эти важнейшие документы не затребовал ни у истца (цессионария), ни у третьего лица (цедента), а у ответчика (бывшего должника) для приобщения к материалам дела не принял, впрочем, как и почтовые документы о пересылке актов. О каком «исполнении» в принципе можно говорить, если в материалах отсутствуют акты выполненных работ? Эти документы даже не исследовались в судебных заседаниях. «Матерые практики» (наши судьи традиционно причисляются к этой категории юристов) могут в ответ предложить не заниматься «юридической казуистикой». Мол, результат работ виден на месте. Мол, известно же, где они выполнялись. Простите, где же они «выполнялись», учитывая изложенное выше правовое (не умозрительное, не вульгарно-бытовое) обоснование? Упрощенный подход в данном случае равносилен попытке доказать, что это Солнце вращается вокруг Земли, а не наоборот. Видно же как оно «вращается»! За гелиоцентризм сожгли Дж. Бруно. Н. Коперник и Г. Галилей едва избежали аналогичного вердикта инквизиции. Или другая ирония: Земля - плоская. Ведь тоже «видно»! «Практика» не означает уклонение от буквы закона («Нормы гражданского законодательства должны толковаться в соответствии с буквальным значением их словесного выражения» - п. 1 ст. 6 ГК) и буквы договора (суд обязан принимать во внимание «буквальное значение содержащихся в нем [в договоре] слов и выражений» - п. 1 ст. 392 ГК). Если говорить приземленно, без так называемой казуистики, на языке «практиков» (иногда еще говорят: «по понятиям»), если этот язык предлагается для общения, то следует уточнить ряд дополнительных юридически значимых нюансов (apies iures). В исполнении договоров подряда (возникших по ним натуральных и денежных обязательств) цессионарий не участвовал ни в малейшей степени, т.е. имеет самое поверхностное (произвольное, субъективное) представление о месте, сроке и прочих критериях надлежащего исполнения. В заключении договора цессии не участвовал должник - он не является стороной данной сделки и, следовательно, не может нести связанные с ней неблагоприятные последствия (процессуальные и материально-правовые). Обязанности возникают у сторон договора (п. 3 ст. 269 ГК). У должника в рамках цессии могут возникать только права - возможности, но не обязанности (п. 3 ст. 270 ГК). Теперь - о месте исполнения денежных обязательств по договорам подряда. Основной долг - около 154 млн. тенге - полностью погашен в г. Алматы. Это преюдициальный факт! Данное обстоятельство подтверждается актами алматинских судов, постановлениями местного (г. Алматы) судебного исполнителя, банковскими документами и т.д. Т.е. денежные обязательства, как собственно и натуральные, по каждому договору подряда тоже исполнены в г. Алматы. Если все обязательства (натуральные и денежные) по договорам подряда исполнены в алматинском регионе, какие могли быть сомнения в надлежащей подсудности этого дела СМЭС г. Алматы - по месту нахождения единственного ответчика (ч. 2 ст. 29 ГПК), указанного в иске о взыскании неустойки? Суд первой инстанции, анализируя исковое требование цессионария о взыскании с бывшего должника неустойки, и вышестоящие суды, изучавшие апелляционную жалобу и кассационное ходатайство ответчика, элементарно проигнорировали вопрос о надлежащей подсудности данного дела. Хотя все факты и вместе с ними все материалы разбирательства «взывали» к исследованию столь принципиального аспекта. Поскольку истец: - уклонился от общего правила о предъявлении иска по месту нахождения ответчика (ч. 2 ст. 29 ГПК), что в связи с ч. 4 ст. 7 и пп. 1 ч. 4 ст. 427 ГПК само по себе должно было насторожить суд; - изложил в иске «какое-то» - банальное, явно формальное, в семь строк (из которых три строки - цитата ч. 6 ст. 30 ГПК) - обоснование иной (альтернативной) подсудности; - в подтверждение выбранного места разрешения спора не приложил к иску принципиально значимые документы - акты выполненных работ; - никакого иного основания альтернативной подсудности, кроме ч. 6 ст. 30 ГПК, в иске не избрал (ст. 30 ГПК называется «Подсудность по выбору истца» [12]); суд обязан был максимально внимательно изучить вопрос о подсудности при принятии иска или в процессе подготовки дела. Суд обязан был на любой стадии процесса максимально жестко отреагировать определением о возврате неподсудного иска или передать дело уполномоченному суду - СМЭС г. Алматы (пп. 3 ч. 2 ст. 34 ГПК). Нарушение в первой инстанции императивной нормы о надлежащей подсудности (ч. 4 ст. 7 ГПК) не освобождает вышестоящие суды от ее безусловного соблюдения, не умаляет конституционное значение (пп. 3 п. 3 ст. 77 Конституции) соответствующего процессуального принципа и не снижает актуальность оснований для отмены неправосудных (в т.ч. вынесенных неуполномоченными судами) актов. Рекомендуемая здесь идея имеет некоторую практическую перспективу (ч. 3 и ч. 5 ст. 434, ч. 3 ст. 436, ч. 6 ст. 438 ГПК), учитывая: - единообразную судебную практику по определению подсудности[13], авторитетные и устойчивые судебные позиции по другим анализируемым далее ключевым обстоятельствам данного спора, проигнорированным на апелляционной стадии и на этапе предварительного кассационного рассмотрения; - важный социальный фактор: трудовой коллектив - более трехсот пятидесяти работников недропользовательского предприятия, терзаемого цессионарием (перекупщиком долга, барышником[14]), серьезно обеспокоен, высказываются мотивированные опасения относительно риска рейдерского захвата. Очень заметно упорное стремление цессионария заблокировать ликвидные активы недропользователя. Вопрос об аресте имущества цедента по иску о повторном взыскании долга даже не поднимался. Мангистауский регион отличается повышенной «социальной турбулентностью». Очередные поводы для новых треволнений нежелательны; - высокую актуальность налоговой составляющей (а заплатил ли цессионарий налоги по методу начисления?) и стратегическое значение бесперебойного функционирования недропользовательского сегмента. У должника есть успешный опыт по отмене решений Мангистауского областного суда в кассационном порядке[15].
2.2. Один и тот же долг не оплачивается дважды В момент получения кредитором платежа от своего должника, этот долг погашается (п. 1 ст. 367, ст. 368 ГК). Данное правило является естественным - никто не обязан платить дважды за одно и то же. В оплаченной части прекратилось так и не возникшее у цессионария денежное требование к должнику. Долг и требование - две стороны одной медали. При таком юридическом составе договор цессии оказывается неисполнимым. И противники, и тем более сторонники теории цессии как каузальной сделки признают, что «цессия, безусловно, связана с обязательством, из которого уступаемое право возникло, - без этого... не может быть и правопреемства»[16]. Повторю, договор цессии не порождал автоматически у цессионария возникновение права (требования) к должнику, но содержал обязательство правообладателя (прежнего кредитора) передать это право в будущем: во-первых, переход права (требования) был обусловлен отлагательной оговоркой о возникновении требования в момент вынесения судебного решения о взыскании долга в пользу цедента; во-вторых, цедент гарантировал, что «не будет передавать третьему лицу... или каким-либо иным образом распоряжаться правом требования...». При включении в договор цессии такого отлагательного условия цессионарий не мог обратиться в суд с иском об истребовании долга - попросту не имел к тому моменту права (требования)! «Ничто не возникает из несуществующего» (Эпикур). При вынесении СМЭС г. Алматы решений об удовлетворении исков цедента к должнику и отказе суда заменить истца, должник не мог оплатить долг никому иному, кроме как цеденту. СМЭС г. Алматы дважды - решениями от 25.02.2016 г. и от 03.10.2016 г. - прямо обязал ответчика (заказчика) уплатить долг именно и только цеденту. Судебное решение является самостоятельным (независимым от каких бы то ни было иных обстоятельств) юридическим основанием возникновения гражданских прав и обязанностей (пп. 3 ст. 7 ГК), имеет общеобязательное значение (п. 3 ст. 76 Конституции, ч. 4 п. 3 ст. 1 Конституционного закона «О судебной системе и статусе судей...», ч. 2 ст. 21 ГПК). Исполнительные листы в порядке принудительного взыскания выдавались на имя цедента, а не цессионария. Должник не желал запутывать ситуацию, провоцируя очередное недовольство и новый иск цедента. Должник при таком положении дел никогда бы не заплатил долг цессионарию. Следовательно, любые свои имущественные претензии цессионарий должен решать с цедентом. Долг погашается платежом и повторно (в третий, четвертый раз и т.д.) бывшим (!) должником не оплачивается. Имущественные претензии цедент и цессионарий должны решать между собой. Должник - ненадлежащий ответчик по иску об уплате 144 млн. тенге. Судебные расходы, возникшие у цедента при взыскании, компенсированы ему теми же решениями СМЭС г. Алматы, расходы по исполнительному производству возмещены. Т.е. все затребованные в связи с просрочкой издержки оплачены. Оплаченный долг - отсутствующий долг. Отсутствующее, т.е. не действующее, погашенное требование не может быть уступлено (ст. 347 ГК). В авторитетной догматической литературе формулировки «не действующее» и «недействительное» право уверенно отождествляются применительно к цессии: «При этом под недействительным требованием понимается как право (требование), которое возникло бы из обязательства при условии действительности сделки, так и несуществующее (например, прекращенное надлежащим исполнением) право»[17]. Значит, по всем признакам анализируемая уступка требования с момента ее оформления - фикция! Договор цессии, исходя из буквального понимания комментируемых выше условий сделки, никогда не мог быть исполнен.
2.3. Иск о недействительности сделки заявляет любое заинтересованное лицо Принимая во внимание: - статус должника, являющегося стороной трех договоров подряда, правá по которым якобы были уступлены; - статус должника по договору цессии - не сторона, но участник (п. 2 и п. 3 ст. 270 ГК); - определенную (при наведении цедентом порядка в своей корпоративной структуре и уточнении взаимных перспектив дальнейших подрядных работ) заинтересованность должника в продолжении стабильного стратегического сотрудничества с цедентом (победителем конкурса); - нежелание должника становиться «объектом» алчных посягательств, возникающих из договора цессии, и жертвой, как говорил великий советский цивилист Б.С. Антимонов, «прямого юридического мошенничества»[18]; - стремление должника минимизировать твердо прогнозируемые риски рейдерского захвата недропользовательского предприятия и прочее, и прочее, должник, будучи ответчиком по иску о взыскании договорной неустойки (51,9 млн. тенге), имел все необходимые (фактические и юридические) основания лично заявлять встречный иск о недействительности цессии. Принадлежащее ему право оспаривать действительность сделки прямо гарантировано нормами материального (п. 3 ст. 157, п. 1 ст. 157-1, п. 4 ст. 158 ГК[19]) и процессуального (пп. 2 и пп. 3 ст. 154 ГПК) законодательства. Удивительно, но судебные органы, занимавшиеся рассмотрением и разрешением основного и встречного исков, не только не учли тот факт, что «Требование о признании сделки недействительной может быть предъявлено заинтересованными лицами» (ч. 1 п. 3 ст. 157 ГК, см. доп. п. 1 ст. 157-1 и п. 4 ст. 158 ГК), но, ссылаясь на отсутствие у должника статуса стороны договора цессии и непредъявление цедентом иска о недействительности, сочли незаконной столь очевидную возможность должника, общепризнанную в научной[20] и судебной[21] доктрине: «[Подрядчик], являющийся стороной оспариваемой сделки, не оспаривает, как сам договор, так и какие-либо ее условия» (стр. 6 решения СМЭС Мангистауской области от 30.11.2017 г., мотивировочная часть); «Кроме того, судебная коллегия считает, что встречный иск [заказчика] изначально является необоснованным, поскольку названное товарищество стороной по договору цессии не является» (стр. 5 апелляционного постановления Мангистауского облсуда от 24.01.2018 г., мотивировочная часть); «Кроме того, судами правильно указано, что встречный иск [заказчика] изначально является необоснованным, поскольку названное товарищество стороной по договору цессии не является» (стр. 3 кассационного постановления Верховного Суда РК от 03.09.2018 г., мотивировочная часть). Подобные извлечения из судебных актов по данному делу откровенно противоречат закону (ч. 1 и ч. 2 п. 3 ст. 157, п. 1 ст. 157-1 и п. 4 ст. 158 ГК, пп. 2 и пп. 3 ст. 154 ГПК), единообразной судебной практике (см. пп. 3 ч. 6 ст. 438 ГПК), систематизированной высшей судебной инстанцией, и являются, мягко говоря, необоснованными.
2.4. Основания ничтожности договора цессии Экономический базис и гражданско-правовой смысл договора цессии представляются туманными. Признавать данный договор недействительным суд отказался[22]. Напомню, данный договор заключили подрядчик, выступивший в роли цедента, и некая консалтинговая фирма (цессионарий). Цедент согласился уступить цессионарию свои основные денежные требования (154 млн. тенге) к должнику-недропользователю по трем подрядным договорам, а также права на вознаграждение и лукаво рассчитанную неустойку (51,9 млн. тенге). Цессионарий обещал погасить банковский кредит цедента (17,3 млн. тенге). Казалось бы, обычная факторинговая операция (ст. 339 - ст. 347, ст. 729 - ст. 738 ГК). Требование продано с двенадцатикратным дисконтом: 205,9 (154 + 51,9) млн. тенге против встречного (так и не уплаченного!) предоставления (17,3 млн. тенге). Если учесть, что увлекающийся (алчущий прибыли) цессионарий, вдохновленный успехом по делу о взыскании с бывшего должника неустойки, продолжит ее рассчитывать, да еще и в нарушение правила (п. 1 ст. 353 ГК) о примате договорной неустойки над законной рискнет сверх уже заявленной суммы предъявить расчет пени по формуле ст. 353 ГК (в договоре всерьез сказано про возможность цессионария истребовать законную неустойку вместе с договорной), исходя из ставки рефинансирования (п. 2 ст. 353 ГК), то дисконт в итоге может оказаться не двенадцатикратным, а беспредельным. Уступаемый актив «сомнительным» не являлся. В бухгалтерском учете подрядчика (цедента) и заказчика (должника) он числился актуальной дебиторской задолженностью. С балансов сторон не списывался. Заказчик отдельным письмом подтвердил свои денежные обязательства, подписал акт сверки (п. 1 ст. 183 ГК), т.е. ни прямо, ни косвенно от погашения не уклонялся. Недропользовательское предприятие заказчика стабильно функционирует. Имеет всю необходимую разрешительную документацию и бизнес-инфраструктуру, включая «рабочие» банковские счета. И аккумулированная, и обращаемая по счетам денежная масса (доказано!) многократно превышала имеющуюся у заказчика задолженность перед подрядчиком. Стороны из года в год стабильно рассчитывались по своим взаимным обязательствам. Сотрудничество к моменту возникновения конфликта развивалось седьмой (!) год подряд. Прямо скажем, очень заманчивый (лакомый) долг, да еще и с таким нескромным дисконтом. Какие конкретно нарушения убеждают в фиктивности договора цессии? Их масса. 1. Анализируемый договор лишен смысла. Цедент самостоятельно взыскал с должника всю сумму долга[23], затем должен был передать вырученные деньги цессионарию и терпеливо ждать, когда последний «в течение 10 (десяти) банковских дней после получений всей суммы задолженности» погасит банковский кредит цедента (17,3 млн. тенге). Поскольку финансирование под уступку денежного требования причислено к группе обязательств по возмездному оказанию услуг[24], сразу возникают резонные вопросы. Кто кого обслуживает? За что цедент платит цессионарию, если все выполняет сам? За что, если цессионарий ничего не делает, а только ждет (и получает!) свою огромную прибыль? Ответы на поставленные вопросы важны в контексте истинной юридической природы цессии, специальных правил о факторинге, норм ГК о мнимых сделках и недопустимости неосновательного обогащения. Какова истинная цель такой цессии, если, взыскав с должника полторы сотни миллионов, цедент сам гасит свой семнадцатимиллионный кредит? И не надо переводить (немалые!) деньги цессионарию, не надо ждать возврата их двенадцатой части, солидно теряя на банковской комиссии. Ради чего, за какую услугу цедент якобы обязан передать деньги цессионарию? Здесь вполне уместна еще одна риторическая фигура (их много по делу). А зачем козе баян? Рассказывают, Михаил Николаевич Задорнов добавлял: «...если ей и так весело». Какова подлинная роль цессионария-«услугодателя», если никакие услуги (ни по факту, ни по схеме, предусмотренной договором) он в действительности не оказывает? Банально претендует на огромные деньги (205,9 млн. тенге) и заполучает их частями (взыскано 53,5 млн. тенге, повторно предъявлены к оплате 144 млн. тенге). Какие знаковые издержки нашего переходного (европейцы говорят «трансформационного») жизненного цикла остались «за кадром» текста анализируемого документа? В трезвом ли уме и добром ли здравии уполномоченный представитель (единоличный исполнительный орган) подрядчика подписывал договор цессии? Нюанс значимый, поскольку сделка нотариально не оформлялась. Если психофизиологическое состояние подписанта подрядчика не вызывало сомнений, применимыми способами защиты являются не только цивилистические (п. 1 ст. 9 ГК), но также этические (в меньшей степени в плане эффективности), дисциплинарные (первый руководитель, главный бухгалтер, другие ответственные должностные лица цедента уволены), корпоративные и прочие специфические средства, хорошо известные профильным специалистам. Опасаясь, видимо, не только за свою репутацию, но и за перспективу надолго потерять свободу раскаявшийся первый руководитель цедента рассказал пикантные обстоятельства заключения договора. Суд первой инстанции учел их при вынесении решения[25] о недействительности цессии, а суд апелляционной - отклонил[26]. Существо оспариваемого договора не отвечает юридической природе цессии (п. 3 ст. 339, ст. 342, ст. 343, ст. 345 ГК) и особенностям факторинга (ст. 729 - ст. 738 ГК). Подобная, с позволения сказать, «юридическая конструкция» в принципе не может называться цессией (факторингом). К сожалению, отказывая в иске о недействительности, судьи не учли столь очевидные обстоятельства. 2. Согласно п. 2 ст. 345 ГК «Не допускается без согласия должника [в данном случае - заказчика] уступка требования по обязательству, в котором личность кредитора имеет существенное значение для должника». Должник - недропользователь. Привлечение контрагентов он осуществляет на конкурсной основе. Таково базовое требование действовавшего в тот период[27] и действующего сейчас[28] законодательства о недрах и недропользовании. Организатор конкурса «обязуется... заключить с ним [победителем конкурса] договор, соответствующий содержанию конкурсного обязательства» (п. 2 ст. 910, п. 1 ст. 915 ГК). В договорах подряда говорилось о том, что «Подрядчик [цедент] имеет право полностью или частично передать свои права и обязанности по Договору третьей стороне». Однако, во-первых, это условие, как видим, не содержит характерной оговорки: «без согласия заказчика» - нет такой формулы ни в одном из трех подрядных договоров. Уступка права требования возможна по общему правилу (п. 1 ст. 339 ГК). Не имеет смысла дублировать ее (как в рассматриваемом случае) в договорах подряда. Во-вторых, даже если бы договоры подряда прямо допускали возможность подрядчика «передать свои права и обязанности» без согласия заказчика (если бы!), то такое допущение не превалировало бы над императивными нормами законодательства о недрах и недропользовании - любой контрагент недропользователя становится таковым по итогам конкурса! Личность подрядчика имела для заказчика существенное значение, договор цессии не мог заключаться без письменного согласия заказчика (п. 2 ст. 345 ГК). Ни с кем другим, кроме как с победителем конкурса, в том числе с цессионарием, заказчик не может (не имеет права!) работать. Конкурсную документацию суд не приобщал к материалам разбирательства. 3. Я не случайно выделяю жирным курсивом соединительный союз «и» в процитированной выше формулировке договоров подряда. По буквальному смыслу подрядных обязательств подрядчик и заказчик согласились с возможностью только той цессии (уступки требования), которая будет сопровождаться («и») делегацией, т.е. одновременным переводом на цессионария обязательств, отвечающих уступаемым правам. Договоры подряда в данном случае являются длящимися и долгосрочными. Если все предусмотренные в них текущие и будущие денежные обязательства, в том числе по оплате стоимости работ, разного рода вознаграждений, неустоек и т.д. цедент уступает цессионарию, тогда кто, на каком основании, за чей счет будет исполнять будущие обязательства, связанные с осуществлением строительных работ? Подрядчик (цедент) будет работать бесплатно, а все выгоды, вытекающие их этих отношений, намерен получать цессионарий? Этот неестественно и противозаконно! Данное положение особо отмечается в доктрине: «Кроме того, правила уступки требования не могут быть применены, поскольку обязательство, неисполнение которого стало основанием для заключения договора уступки требования, носит длящийся характер. После уступки в нем сохраняется тот же состав лиц и основания возникновения правоотношений между ними. Поскольку основное обязательство не прекратилось, не может быть произведена уступка требования по нему»[29]. Одновременная уступка прав и перевод долгов («передать свои права и обязанности») именуется в юридической литературе «уступкой договора в целом»[30]. При переводе долга согласие кредитора (в данном случае заказчика как кредитора по натуральным обязательствам подрядчика) является обязательным условием действительности сделки цессии с элементами делегации (п. 1 ст. 348 ГК). Отмеченные выше императивные нормы (п. 2 ст. 345, п. 1 ст. 348 ГК) были грубо нарушены при заключении договора цессии - никто не спрашивал должника о его согласии на заключение договора цессии. И цедент, и цессионарий в ходе судебных разбирательств по данному делу откровенно бравировали фактом отсутствия согласия должника - доказывали, что последний был извещен об уступке после заключения договора цессии, правда, спустя год с даты заключения договора. Тем самым, цедент и цессионарий подтверждали (видимо, по незнанию) грубейшее нарушение, допущенное при заключении данного договора. Такая цессия ничтожна (п. 2 ст. 157, п. 1 ст. 158, п. 1 ст. 159, п. 1 ст. 160 ГК). 4. Один из центральных пунктов договора цессии гласит: «[Цедент] передает, а [цессионарий] принимает право требования к [должнику] дебиторской задолженности...». Формула предмета, конечно, неправильная. Терминологические элементы реального договора («передает», «применяет») были применены вместо обязательных для данной конструкции консенсуальных технических средств («обязуется передать», «обязуется принять»). Подобная подмена понятий выбрана разработчиками документа не случайно. В совокупности такие недомолвки, искажения, умолчания позволили сформировать фиктивную схему отношений взамен предписанной законодателем (услугодатель получает вознаграждение за услуги) и обеспечили «требуемое» психологическое восприятие оспариваемого договора судом, не вникавшим в детали. Поскольку в других положениях договора цессии подразумевалась передача права требования в будущем, правильными, конечно, являлись формулировки «обязуется передать» (а не «передает») и «обязуется принять» (а не «принимает»). Условие о предмете договора всегда существенно (п. 1 ст. 393 ГК). Существенные и все относящиеся к нему ошибки. 5. Уступается право требования в будущем некой суммы (включая 154 млн. тенге - основной долг), рассчитанной по нескольким договорам подряда. При этом задолженность по каждому договору подряда в отдельности не приводится. К договору элементарно прилагается копия акта сверки, оформленного более чем за год до заключения договора цессии, и полугодичной давности письма заказчика о признании долга. Л.А. Новоселова пишет: «Особенно часто к выводу об отсутствии предмета сделки уступки суды приходят при оценке сделок, в которых предмет определен посредством ссылки на акт сверки расчетов, проведенных между кредитором (цедентом) и должником, указывая, в частности, что акт сверки расчетов не является правоустанавливающим документом, на его основании права и обязанности непосредственно не возникают и т.д.»[31]. «Поскольку в договоре цессии не указаны конкретные требования, переходящие от цедента к цессионарию, предмет договора не может считаться согласованным»[32]. Цессионарий выгодно использовал отмеченный договорный изъян. Каждый из трех договоров подряда предусматривает типичный (одинаковый) размер пени за просрочку в погашении основного долга, накопленного по этому договору, типичную формулу ее расчета и типичный максимальный предел ответственности по неустойке: пеня составляет столько-то сотых процента за каждый день просрочки от суммы просроченного платежа, но не более, например, 1 % от суммы основного долга по каждому договору (хотя на самом деле ставка предельной ответственности за просрочку была значительно выше, здесь я называю значение «1 %» условно). В иске о взыскании неустойки цессионарий элементарно сослался на указанный в договоре цессии суммарный основной долг, рассчитанный путем сложения долгов по всем договорам подряда, но без уточнения размера задолженности по каждому договору подряда. К суммарному основному долгу, ссылаясь на то, что расчет пени от этой суммы приводит к значению, превышающему максимально допустимый размер договорной неустойки, цессионарий элементарно применил ту самую предельно допустимую ставку (1 %). Однако, не следовало рассчитывать договорную неустойку от суммарного (по всем договорам) долга. Ее необходимо было применить к долгу по каждому (конкретному) договору подряда и сложить полученные величины. Сколь угодно малый размер долга и сколь угодно незначительный период просрочки по отдельным (например, двум) договорам подряда мог образовывать значение неустойки ниже ее предельного уровня. Соответственно, при сложении сумм неустоек, рассчитанных таким образом по каждому договору, мы получаем значение меньше, чем 51,9 млн. тенге. Цессионарий предложил в договоре цессии и в своих исках не только лукавую формулу, но и уравнение со множеством неизвестных величин. Обязанность сторон договора цессии - представить «решение уравнения», т.е. указать в условиях цессии денежное выражение каждого уступаемого требования, а не просто их суммарный размер (ч. 2 п. 1 ст. 731 ГК). Обязанность истца - обосновать иск (ч. 1 ст. 72, пп. 4 и пп. 5 ч. 2 ст. 148 ГПК). Ответчик (заказчик) математическим путем доказывает, что имеющийся расчет договорной неустойки является искаженным, порождающим в итоге искусственное завышение суммы санкций, и сообщает свой расчет из имеющейся у него информации по договорам подряда. В этой связи приведенные выше мнения Л.А. Новоселовой и В.В. Почуйкина являются обоснованными: в договоре цессии должна указываться информация по каждому денежному требованию, а не по их сумме. «Денежное требование, являющееся предметом уступки, должно быть определено в договоре клиента с финансовым агентом таким образом, который позволяет идентифицировать существующее денежное требование в момент заключения договора, а будущее требование - не позднее чем в момент его возникновения» (ч. 2 п. 1 ст. 731 ГК). На этом основании «Должник вправе выдвигать против требования нового кредитора возражения» (ст. 343 ГК) и не обязан доверять (верить) цеденту и цессионарию в условиях судебного разбирательства (ч. 1 ст. 72 ГПК). Отсутствие в договоре цессии информации по каждому долгу, поскольку суммированное требование в итоге ущемляет законные интересы должника, позволяет считать эти условия цессии недопустимыми (п. 1 ст. 345 ГК), противоречащими нормам гражданского законодательства о предмете договора (п. 1 ст. 393, ч. 2 п. 1 ст. 731 ГК) и, как следствие, применять общую норму о недействительности сделки, «содержание которой не соответствует требованиям законодательства» (п. 1 ст. 158 ГК) с вытекающими из этого факта неблагоприятными последствиями (ст. 157-1 ГК).
Доступ к документам и консультации
от ведущих специалистов |