Принципы немецкого вещного права и разграничение вещных и обязательственных прав /Е. Курзински-Сингер, автор доктор юриспруденции, старший научный сотрудник Института сравнительного правоведения и международного частного права им. Макса Планка (Гамбург, Германия)/

Принципы немецкого вещного права и разграничение вещных и обязательственных прав

Строгое разграничение вещных и обязательственных прав присутствует как в немецком праве, так и в праве России, Казахстана и других стран СНГ. Автор доктор юриспруденции, старший научный сотрудник Института сравнительного правоведения и международного частного права им. Макса Планка (Гамбург, Германия) Е. Курзински-Сингер свою статью посвятила выявлению критериев разграничения этих двух понятий.

Введение

Исторические корни разграничения вещных и обязательственных прав лежат в свойственном римскому праву противопоставлении вещных и обязательственных исков: actio in rem, направленных на удовлетворение требования непосредственно из вещи, и actio in personam, представляющего собой право личного требования к должнику /1/. В настоящее время процессуально-правовой критерий непосредственного удовлетворения права требования из вещи потерял свою актуальность, т.к. иск предъявляется в любом случае к должнику, а не к вещи. Тем не менее строгое разграничение этих двух категорий прав продолжает присутствовать как в немецком праве, так и в праве России, Казахстана и других стран СНГ. Выявление критериев разграничения этих двух понятий представляется, однако, гораздо более сложным и проблематичным, чем может показаться на первый взгляд, о чем свидетельствует опыт Германии.

Вещное право Германии регулируется нормами третьей книги Германского гражданского уложения (ГГУ) §§ 854-1296. Хотя создатели уложения исходили из принципиального различия вещных и обязательственных прав /2/, понятия «субъективное вещное право» эти нормы не раскрывают. Более того, общепризнанная дефиниция понятия вещного права не была представлена ни во время работы над ГГУ, ни позже. Вообще, теоретическая возможность определения сущности вещного права ставится в современной немецкой доктрине некоторыми авторами под сомнение /3/. Тем не менее между вещными и обязательственными правами существуют принципиальные различия, которые проявляются в принципах, присущих вещному и обязательственному праву.

Принципы вещного права в сравнении с принципами обязательственного права в ГГУ

В качестве основного критерия разграничения вещных и обязательственных прав принято называть абсолютность (что подразумевает абсолютную защиту и право следования) первых или относительность (то есть действие только между сторонами договора) последних /4/. Именно этим отличием в первую очередь обуславливаются остальные принципы /5/ немецкого вещного права.

В то время как обязательственное право строится на принципе свободы договора, который позволяет сторонам самостоятельно урегулировать свои отношения, поскольку это не затрагивает права третьих лиц, вещные права, наоборот, действуют по отношению ко всем участникам гражданского оборота. Соответственно, при установлении вещных прав стороны подвергаются ограничениям, которые отражают потребность гражданского оборота в правовой определенности относительно действительности перехода права или размера обременения.

В первую очередь принцип закрытого перечня (numerus clausus) ограниченных вещных прав предписывает сторонам использовать только предусмотренные законом институты вещного права и запрещает им менять их содержание. Таким образом, заинтересованные лица могут достаточно легко определить содержание права и пределы обременения в каждом конкретном случае.

Принцип публичности обеспечивает для участников гражданского оборота возможность определить наличие вещных прав. В правовом регулировании оборота недвижимого имущества реализация принципа публичности обеспечивается с помощью записей в поземельной книге (реестре прав на недвижимое имущество), в правовом регулировании оборота движимых вещей - с помощью конструкции владения вещью.

Принцип индивидуализации объекта вещных прав, в соответствии с которым объектом вещного права может быть только индивидуально-определенная вещь, позволяет четко определить, на какой объект гражданского оборота распространяется вещное право /6/.

И, наконец, принцип абстрактности, который во взаимодействии с принципом разделения сделок на обязательственные и распорядительные подразумевает действительность перехода вещного права независимо от действительности, лежащей в основе обязательственной сделки, обеспечивает условия для максимально быстрого гражданско-правового оборота, при котором риск оспаривания приобретаемого права сведен к минимуму /7/.

Значение вещно-правовых принципов в современном немецком праве

В современном немецком праве, однако, существуют многочисленные случаи ограничения вещноправовых принципов, ведущие на практике к определенному сближению вещных и обязательственных прав.

Наибольшее ограничение претерпел принцип публичности, в особенности в отношении движимых вещей /8/, что обусловлено в первую очередь содержанием §930 ГГУ, который допускает при переходе права собственности замену передачи вещи установлением опосредованного владения. В качестве примера можно привести признание судебной практикой особого вида фидуциарной собственности, т.н. «Sicherungseigentum». Переданная таким образом в фидуциарную собственность вещь не передается приобретателю. Вместо этого новый собственник становится опосредованным владельцем, и переход права собственности для имущественного оборота не очевиден. По сути, фидуциарная собственность является ограниченным вещным правом, близким по своему правовому режиму к залогу, что видно из того, что при банкротстве владельца вещи ее номинальный собственник имеет только право получения преимущественного удовлетворения из стоимости вещи, а не право истребования вещи из конкурсной массы (§§ 50, 51 № 1 германского Кодекса о несостоятельности (InsO) /9/. Данное вещное право прямо законодателем не предусмотрено. Более того, судебная практика не просто ввела новое вещное право, но и скорректировала решение законодателя не допускать возникновения права залога без передачи вещи, пойдя таким образом навстречу требованиям современного гражданского оборота.

Можно ли утверждать, что признание фидуциарной собственности иллюстрирует также допустимость исключений из принципа исчерпывающего списка (numеrus clausus) ограниченных вещных прав, - вопрос дискуссионный. Принцип numеrus clausus ограничивает право сторон устанавливать непредусмотренные законом виды ограниченных вещных прав, равно как и видоизменять существующие вещные права. Это ограничение, однако, не распространяется на развитие вещного права как такового, в том числе и судебной практикой /10/.

Немецкое право допускает также исключения из принципа абстрактности /11/. Например, правоприменительная практика признает во многих случаях, в которых обязательственная сделка является недействительной по причине противоречия добрым нравам (Sittenwidrigkeit § 138 ГГУ), недействительной также и произведенную в целях ее исполнения вещную сделку /12/.

Подытожив сказанное, следует отметить, что в современном немецком праве происходит определенное размывание принципов вещного права, которое, по мнению некоторых авторов, сближает вещные и обязательственные права настолько сильно, что их разграничение не является более целесообразным /13/. Тем не менее, на мой взгляд, представленные выше принципы немецкого вещного права являются его логической основой, которая продолжает оказывать немалое влияние как на интерпретацию отдельных норм, так и на развитие вещного права в целом. Этот тезис мне бы хотелось продемонстрировать на примере найма жилого помещения.

Сближение вещных и обязательственных прав на примере найма жилого помещения

Определенное размытие границ между вещными и обязательственными правами проявляется не только в ограничении действия принципов вещного права в отношении отдельных вещных прав, но также в том, что отдельные обязательственные права приобретают отдельные признаки вещных прав /14/. Классическим примером тому является право нанимателя по договору найма жилых помещений.

Согласно пункту 1 §566 ГГУ, если наймодатель отчуждает третьему лицу сданное внаем жилое помещение после его передачи нанимателю, то приобретатель вступает в права и обязанности наймодателя, вытекающие из договора найма. Таким образом, право нанимателя из договора найма жилых помещений частично приобретает абсолютный характер, что само по себе является признаком вещного права. На мой взгляд, было бы неверно называть право нанимателя вещным, хотя такая точка зрения присутствует и в немецкой доктрине /15/, т.к. по правилу пункта 1 §566 ГГУ к приобретателю жилого помещения переходят вместе с помещением не только обязанности, но также и права из договора найма. Таким образом, §566 ГГУ предписывает замену стороны договора в целом, на что указывает также название главы, в котором расположена данная норма. Договор найма сам по себе, бесспорно, устанавливает исключительно обязательственные отношения между сторонами /16/. Тем не менее очевидно, что право нанимателя по договору найма обладает определенными признаками вещного права /17/, которые интересно проанализировать с точки зрения соблюдения вещно-правовых принципов.

Придание праву нанимателя абсолютного характера противоречит принципу публичности в той мере, в которой обязательным следствием данного принципа является необходимость занесения информации об ограниченном вещном праве в отношении недвижимого имущества в поземельную книгу. Однако нужно принять во внимание, что интересам гражданского оборота, которые защищает принцип публичности, в данном случае противостоит необходимость защиты нанимателя жилых помещений как социально слабой стороны. Немецкое право предоставляет нанимателю очень широкую защиту, о политико-правовой разумности которой (и в особенности о ее влиянии на ситуацию на рынке жилья) можно спорить /18/. Однако данный уровень защиты является принципиальным решением законодателя, которое в данном случае проявляется в том, что интересы нанимателя ставятся выше интересов гражданского оборота.

Тем не менее стоит отметить, что интересы гражданского оборота законодателем не игнорируются полностью. Обязательным условием перехода прав и обязанностей по договору найма к приобретателю является состоявшаяся передача жилого помещения нанимателю. Как указывалось выше, владение является проявлением принципа публичности в отношении движимых вещей. В данном случае владение нанимателя указывает на наличие договора найма. Кроме того, немецкое право предписывает письменную форму для долгосрочных договоров найма, которая согласно судебной практике служит защите приобретателя жилого помещения, т.к. предоставляет ему дополнительный источник информации об объеме переходящих к нему прав и обязанностей /19/. Таким образом, законодатель не отменяет действие принципа публичности для данной ситуации, а только модифицирует его. Разумеется, уровень защиты гражданского оборота при этом существенно снижен по сравнению с ограниченными вещными правами. Однако таким образом законодатель установил баланс интересов, соответствующий потребностям современного оборота.

Данный баланс интересов должен учитываться правоприменительной практикой при применении данной нормы (в первую очередь правила §566 ГГУ) по аналогии. Дискуссионными являются в данном контексте, например, случаи безвозмездной передачи земельного участка или квартиры во владение и пользование в целях проживания. Может ли владелец сослаться на то, что его интересы настолько сопоставимы с интересами нанимателя в договоре найма, что они в той же мере оправдывают ограничение принципа публичности, очень спорный вопрос /20/.

Выводы

Подводя итог сказанному, необходимо отметить, что логической основой немецкого вещного права являются его принципы, которые играют гораздо большую роль, чем классификация субъективного права как вещного. Вместе с тем в современных реалиях абсолютное следование принципам не представляется возможным. Разработка принципов вещного права, сопутствовавшая созданию ГГУ, пришлась на конец XIX века. Следовательно, уложение в его первоначальной форме, так же как и отраженные в нем принципы вещного права, соответствовали требованиям имущественного оборота того времени /21/. В настоящее время, в условиях социальной рыночной экономики, законодатель и правоприменительная практика вынуждены учитывать интересы различных групп участников современного гражданского оборота. Неудивительно, что решения, которые будут разумными и справедливыми в наше время, не всегда могут отражать тот баланс интересов, который изначально был заложен в принципах вещного права ГГУ.

Литература

1. Seiler H. in: J. von Staudingers Kommentar zum Bürgerlichen Gesetzbuch, Buch 3 Sachenrecht; § 854-882, Berlin 2007, Einl. zum Sachenrecht Rn. 17 (в дальнейшем: Staudinger-Seiler, Einl. zum SachenR); Суханов Е. Гражданское право, том 2. М.: 2005. С. 7.

2. Motive III 1, zitiert nach Wiegand W. Die Entwicklung des Sachenrechts im Verhältnis zum Schuldrecht. Archiv für die civilistische Praxis (AcP) 190 (1990). С. 1113.

3. Staudinger-Seiler, Einl. zum SachenR Rn. 17.

4. Münchener Kommentar zum BGB, München 2006, Einleitung Schuldrecht, Allgemeiner Teil, Rn. 16; Bearbeiter: Kramer (в дальнейшем: MüKo-Kramer, Einl. zum SchuldR AT).

5. Baur J. Stürner R. Sachenrecht, München. 2009. С. 35.

6. BGH NJW 1991, 2144.

7. О преимуществах принципа абстракции по сравнению с каузальным переходом права собственности см. Wieling H. Abstraktionsprinzip für Europa. Zeitschrift für Europäisches Privatrecht (ZEuP) 2001, 301; критично: Туктаров Ю. Абстрактная модель передачи права собственности на движимые вещи. Вестник Высшего Арбитражного суда РФ 2006. № 8. С. 31; Wacke A., Eigentumserwerb des Käufers durch schlichten Konsens oder erst mit Übergabe? Unterschiede im Rezeptionsprozess und ihre mögliche Überwindung, ZeuP. 2000, 254 (262).

8. См. подробнее: Fühler J. Eigenständiges Sachenrecht? Tübingen. 2006. C. 13; C. 550-557.

9. Baur J. Stürner R. Sachenrecht, München. 2009. С. 802.

10. Canaris C.-W. Die Verdinglichung obligatorischer Rechte, in: Festschrift für Werner Flume zum 70. Geburtstag, Köln. 1978. С. 376.

11. Туктаров Ю. Абстрактная модель передачи права собственности на движимые вещи. Вестник Высшего Арбитражного суда РФ. 2006. № 8. С. 19.

12. Baur J. Stürner R. Sachenrecht, München. 2009. С. 60; Fühler J. Eigenständiges Sachenrecht? Tübingen. 2006. C. 129-176; BGH NJW. 1995. 1668 (Nichtigkeit der Forderungsabtretung).

13. Wiegand W. Die Entwicklung des Sachenrechts im Verhältnis zum Schuldrecht. Archiv für die civilistische Praxis (AcP) 190 (1990). С. 138; Fühler J. Eigenständiges Sachenrecht? Tübingen. 2006. C. 13; C. 567.

14. Dulckeit, Die Verdinglichung obligatorischer Rechte, Tübingen 1951; Weitnauer, Verdinglichte Schuldverhältnisse, in: Festschrift für Karl Larenz zum 80. Geburtstag, München. 1983. S. 705-721; Canaris, Die Verdinglichung obligatorischer Rechte, in: in: Festschrift für Werner Flume zum 70. Geburtstag, Köln. 1978. S. 371 ff.

15. Wieling H. Die Grundstücksmiete als dingliches Recht, in: Jickeli. Kreutz. Reuter (Hrsg.), Gedächtnisschrift für J. Sonnenschein. Berlin. 2003. S. 201 ff. признает наем вещным правом, ссылаясь также на защиту владельца по правилу §823 I ГГУ (С. 215). См. также: Gärtner R. Wohnungsmietrechtlicher Bestandschutz auf dem Weg zu einem dinglichen Recht? Juristenzeitung. 1994. 440.

16. Baur J. Stürner R. Sachenrecht. München. 2009. С. 393.

17. Baur J. Stürner R. Sachenrecht. München. 2009. С. 393 след.

18. Mankiew N. Taylor M. Grundzüge der Volkswirtschaftslehre. Stuttgart. 2008. С. 136.

19. BGH NJW 1998. 58 ff. (61).

20. Schön W. Zur Analogiefähigkeit des §571 BGB. Juristenzeitung. 2001. 119 ff.

21. Wiegand W. Die Entwicklung des Sachenrechts im Verhältnis zum Schuldrecht. Archiv für die civilistische Praxis (AcP) 190 (1990). С. 112 (119).