|
|
|
Юридическая природа нормативных постановлений Верховного суда Республики Казахстан: продолжение дискуссии
Скрябин С. к.ю.н., доцент
Некоторые вводные замечания к дискуссии 12 мая 2009 года Верховным судом Республики Казахстан совместно с Немецким обществом по техническому сотрудничеству (GTZ) был проведен международный научно-практический семинар «Юридическая природа нормативных постановлений Верховного суда Республики Казахстан и их роль в эффективности отправления правосудия». Результаты этого семинара, а также опубликованные в номерах 7 и 8 журнала «Юрист» материалы показали довольно интересную картину. Большинство из присутствовавших на этом мероприятии казахстанских ученых и практиков (преимущественно судей) выступили за признание нормативных постановлений Верховного суда нормативными правовыми актами. Другие, представленные большей частью, приглашенными GTZ профессорами в области немецкого права Р. Книпером, А. Трунком и Л. Чантурия, высказали ряд сомнений в оправданности этого шага. Рассмотрим аргументы каждой из сторон. Председатель Верховного суда М.Т. Алимбеков предлагает отнести нормативные постановления к особой разновидности нормативного правового акта, назвав их нормативными интерпретационными актами. При этом автор указывает на их отличия, которые, по его мнению, заключаются в двух моментах: 1) нормативные постановления содержат не все структурные части правовых норм, и 2) правила в них содержащиеся не могут применяться самостоятельно, т.е. без основного нормативного правового акта, на детализацию которого они направлены[1]. В заключении М.Т. Алимбеков специально отмечает, что «интерпретация права всегда несет в себе элемент нового понимания действующего закона или же понимания его в связи и применительно к конкретному факту либо группе фактов, из которых складывается юридическая практика. А учитывая, что нормативные постановления включены у нас в систему действующего права, такие характеристики результатов интерпретационной деятельности Верховного суда являются вполне законными и обоснованными»[2]. М.К. Сулейменов также признает нормативные постановления Верховного суда нормативными правовыми актами, приводя в обоснование своей позиции следующие аргументы. Во-первых, понятие права как системы общеобязательных норм, установленных или санкционированных государством, обеспеченных возможностью государственного принуждения, регулирующих общественные отношения[3]. Во-вторых, эти нормы должны иметь внешнюю форму выражения в источниках права. Автор отмечает, что для Казахстана иные, кроме как нормативные правовые акты (законодательство) и, в определенной степени - нормативный договор, источники права значения не имеют. Таким образом, используя метод исключения, М.К. Сулейменов делает вывод о том, что постановления высших судебных инстанций являются нормативными актами, которые в руководящих разъяснениях содержат нормы права[4]. В-третьих, отвечая на вопрос о правовой природе нормативных постановлений Верховного суда автор заключает, что «Верховный суд на основе обобщения и анализа судебной практики делает интерпретацию и толкование норм права. Однако в силу того лишь факта, что нормативное постановление Верховного суда - это нормативный правовой акт, этим постановлением создаются новые нормы. Любой нормативный правовой акт порождает новые нормы. Даже разъяснение существующей нормы права - это новая норма, так как это разъяснение - это общеобязательное правило поведения, санкционированное государством»[5]. Е.В. Порохов, анализируя нормативные постановления Верховного суда в качестве источника налогового права, приходит к выводу о том, что «индивидуальные судебные акты, принимаемые по результатам рассмотрения судебных дел об оспаривании нормативных правовых актов по вопросам налогообложения, непосредственно влияют на юридическую судьбу (их действительность или недействительность, оставление в силе или отмену) и признаются государством самостоятельными источниками (формами) налогового права Республики Казахстан»[6]. Им выделен ряд особенностей нормативных постановлений Верховного суда, т.к. в них: «1) содержатся разъяснения и руководящие указания по разрешению тех или иных спорных вопросов в судебной практике, устранению неясностей и противоречий в применимом праве; 2) дается нормативное судебное толкование правовых норм других источников права; 3) в случае существования пробелов в законодательстве формулируются самостоятельные правовые нормы»[7]. При этом только в третьем случае Е.В. Порохов допускает правотворческую роль Верховного суда. Далее указывается, что собственно правотворческая деятельность Верховного суда ограничена конституционными нормами об исключительной правотворческой компетенции нескольких субъектов и об исключительно законном регулировании особо значимых общественных отношений. Автора смущает существование конституционной нормы о регулировании прочих отношений только подзаконными актами, к которым акты Верховного суда нельзя отнести. Для устранения этой проблемы предлагается конкретизировать конституционную норму о регулировании всех общественных отношений законодательными и подзаконными актами с учетом существования других источников (форм) действующего права Республики Казахстан[8]. Заметим, что это - не единственная проблема признания нормативных постановлений Верховного суда нормативными актами, на которую указывает Е.В. Порохов. Так, например, отмечается отсутствие механизма внешнего контроля за актами Верховного суда[9], невозможность при возникновении противоречий норм нормативных постановлений нормам законов установить приоритет их действия, и другие[10]. Но при всех выявленных Е.В. Пороховым противоречиях и проблемах признания нормативных постановлений нормативными правовыми актами, тем не менее, им делается вывод о том, что «в отличие от абстрактно сформулированных правовых идей, которые сначала закладываются в основу вновь принимаемых нормативных правовых актов и только в дальнейшем проходят на свою истинность в ходе реализации актов после их принятия, судебная практика как критерий истинности уже полученных знаний изначально гарантирует жизнеспособность и эффективность вновь созданных с ее помощью правовых норм»[11]. Перефразируя это высказывание можно сказать, что нормы, которые разработаны и приняты Верховным судом, потенциально лучше, чем нормы правотворческих органов, для которых эта деятельность является основной. Если развить этот вывод, то можно прийти к абсурдному предложению об упразднении правотворческих функций иных государственных органов, оставив их только за Верховным судом. Ну, раз лучше… Противники признания нормативных постановлений Верховного суда актами правотворчества выдвигают следующие аргументы. Известный немецкий профессор Р. Книпер говорит о необходимости деликатного разграничения судебной и законодательной властей. В частности, он указывает, что «…институт обязательного или официального толкования изживёт себя. Его корни лежат в идее о том, что сам законодатель должен толковать им же изданные законы, что оказалось неосуществимым и перенесение этой функции на другие инстанции, которые, с одной стороны, не уполномочены издавать законы, а, с другой стороны, обязаны заниматься толкованием вне судебного процесса, не оправдало себя. Современная редакция ст. 5 Code Civil четко формулирует этот принцип, запрещая судье любого профиля и любой инстанции создавать общие правила на основании отдельного судебного дела»[12]. При применении аналогии Р. Книпер говорит о необходимости «…действительно установить пробел, чтобы оправдать аналогию, она может быть заполнена только при помощи методов, находящихся внутри систематики законов. Результаты не должны «лежать вне позитивного права», как это предписывают «Мотивы» к германскому гражданскому кодексу. Обращение к выражениям типа «природа вещи», «изменение ценностей», «принципы естественного права» служат, как правило, тому, чтобы субъективные ценностные представления некоторых судей (в состязательном процессе или в президиуме) ставились над субъективными ценностями представлений парламентского большинства, хотя только последние имеют право следовать своим субъективным убеждениям»[13]. Иначе говоря, и с этим сложно не согласиться, возможный субъективизм судей значительно опаснее субъективизма парламентариев. А. Трунк, говоря об опыте Германии в обеспечении единообразия и развития судебной практики, указывает на возможность применения комплекса мер, главной из которых является ревизионное производство Федерального Верховного суда. При этом его решения не имеют формального прецедентного действия, но суды следуют на практике в большинстве случаев этим решениям. Прочими средствами единообразия и развития судебной практики автор называет очень подробные обоснования решений Верховного суда, а также иные многочисленные сопутствующие меры. Например, публикация полных текстов решений Верховного суда в интернете, так называемая практика извлечений, издание публикаций в прессе, постоянный диалог между судебной практикой и наукой[14]. Не менее важным представляется раскрытие автором т.н. «фактической» привязки («фактической» прецедентности) судебных решений Федерального Верховного суда. «Как «фактическую» эту привязку можно обозначить потому, что она специально не изложена ни в гражданском процессуальном кодексе, ни потому, что она не приводит к правовой привязке к решениям других судов. С правовой точки зрения каждый суд свободен решить дело, исходя из собственной оценки правового положения, даже если он при этом должен отклониться от судебной практики Верховного суда. Практически суды ориентируются, как правило, на судебную практику Верховного суда, потому что иначе существует большой риск, что одна из сторон выдвинет ревизионную жалобу в Верховный суд, и решение исходного суда будет отменено. Однако эта практическая типизация не гарантирована с правовой точки зрения. Всегда имеются дела, где суды низших инстанций отклоняются от судебной практики Верховного суда. И это как раз желаемый феномен, так как тем самым суды способствуют постоянному обновлению судебной практики (выделено мною - С.С.)»[15]. Другой участник дискуссии, Л.Л. Чантурия, указывает на восемь обстоятельств, наличие которых не соответствует принципу разделения властей в случае наделения судебной власти правомочиями издания нормативных правовых актов. «Во-первых, изданием нормативных актов судебная власть берет на себя правотворческие функции законодательной власти и объединяет в себе, таким образом, как правотворческие, так и правоприменительные правомочия, что влечет несоразмерную концентрацию власти в одном органе… Во-вторых, поскольку судьи, согласно Конституции, подчиняются только Конституции и закону, но не нормативным постановлениям ВС, нормативные постановления судебной власти ограничивают независимость судей… В-третьих, в отличие от парламента, который избран народом и поэтому пользуется демократической легитимацией и, таким образом, правомочен издавать обязательные для всех нормативные акты, у судебной власти нет такой легитимации. В-четвертых, в отличие от парламента и исполнительной власти, у судебной власти нет ни опыта законотворческой работы, ни надлежащих организационных структур для такой работы: специалисты, институты, отделы по подготовке законопроектов и т.д. В-пятых, в парламентах законы принимаются большим количеством избранных народом депутатов, а в судах разного уровня решения принимаются несколькими судьями. Правовые акты правосудия должны приниматься в результате проведения судебных процессов согласно действующему процессуальному законодательству. С нормативными постановлениями это не так, поскольку они не являются результатом состязательного процесса. В-шестых, признается, что правовая стабильность и предсказуемость могут быть обеспечены только тогда, когда судебные решения принимаются на основе конкретных законов, а не произвольно судебной властью. В-седьмых, нет правового механизма контроля над подобным правотворчеством судебной власти… В-восьмых, бесспорным свойством нормативных актов является то, что они имеют пробелы. Нормативные постановления Верховного суда имеют своей целью восполнение этих пробелов. Однако, как показывает практика, эти постановления также содержат пробелы, что является естественным явлением для нормативных актов. Кроме этого, эти нормативные постановления издаются нередко с большими задержками»[16]. Конечно, не все аргументы автора бесспорны, но их серьезность очевидна. Кроме того, говоря уже о т.н. судейском праве, Л.Л. Чантурия отмечает, что «несмотря на огромную роль судебной практики для развития права, ни в одной стране континентальной Европы или в странах Евросоюза суды не принимают нормативные решения, которые были бы обязательными для судей. … Судейское право - не свод императивных указаний, изданных верховным судом на основе обобщения судебной практики, а правила, сформулированные судьями в результате толкования норм и восполнения пробелов в законе при рассмотрении конкретных дел. Практически не имеет значения, судами какой инстанции разработаны эти правила. Разумеется, вышестоящий суд правомочен отменить или изменить решения нижестоящих судов, однако это имеет место лишь по конкретным делам. В свою очередь решения вышестоящих судов должны быть обоснованы. Именно так, а не по разъяснениям, созданным в результате обобщения, формируется судебная практика. Обобщение судебной практики - это дело правовой науки»[17].
Общие замечания о дискуссии Сразу оговоримся, что по нашему убеждению акты Верховного суда Республики Казахстан занимали, занимают и будут занимать важное место в правовой системе Казахстана. Более того, можно выразить убежденность в необходимости последовательного повышения их роли в надлежащем правовом регулировании общественных отношений. Но в правовой природе именно нормативных постановлений заключаются несколько серьезных проблем, которые требуют своего решения и осмысления. Первоначально необходимо подчеркнуть принципиальное обстоятельство, признание наличия или же отсутствия которого влияет на последующий анализ. Республика Казахстан принадлежит к континентальной правовой системе. Поэтому многие институты англосаксонской правовой системы потенциально либо не могут быть использованы вовсе, или нуждаются в серьезной адаптации к сложившейся правовой практике Казахстана. Данный тезис является основным аргументом против любых утверждений о современной конвергенции правовых систем, необходимости учета в Казахстане практики развитых стран и других подобных популистских заявлений. Важно осмыслить сложившуюся юридическую казахстанскую практику по тому или другому вопросу, разобраться в ней, а уже потом прибегать к зарубежному опыту, который должен быть адекватным правовым явлениям нашей действительности. Если суммировать аргументы сторон прошедшей дискуссии, то основными доводами «за» признания возможности правотворчества судей и определения нормативных постановлений Верховного суда как нормативных правовых актов будут выступать: 1) упоминание в Конституции нормативных постановлений в составе действующего права и прямое отнесение их к нормативным правовым актам в одноименном законе[18]; 2) обобщение результатов толкования, как и оно само, ведет к появлению новых норм. Другими словами, толкование рождает нормы права; 3) судебное правотворчество основывается на практике применения законов и поэтому оно лучше. Основные аргументы противников этой позиции заключаются в следующем: 1) наделение правотворческой функцией суда противоречит принципу разделения властей. В частности, при руководящем значении нормативных постановлений Верховного суда нарушается принцип независимости судьи и подчинения его только закону; 2) единство судебной практики можно обеспечить иными способами, не прибегая при этом к руководящим и нормативным предписаниям Верховного суда; 3) возможный субъективизм судей значительно опаснее субъективизма парламентариев. Не вдаваясь в подробный анализ вышеуказанных аргументов, как сторонников, так и противников правотворчества судей, позволим себе высказать некоторые суждения а) относительно нормативных оснований отнесения нормативных постановлений Верховного суда к нормативным правовым актам в законодательстве Республики Казахстан и б) о некоторых теоретических проблемах и возможных последствиях подобного решения.
О юридическом обосновании рассмотрения нормативных постановлений Верховного суда в качестве нормативных правовых актов в законодательстве Республики Казахстан Как известно, юридическим основанием появления нормативных постановлений Верховного суда Республики Казахстан явилось указание п. 1 ст. 4 Конституции Республики Казахстан о том, что нормативные постановления Конституционного совета и Верховного суда Республики отнесены к «действующему праву» Казахстана. Содержание этой нормы Конституции было неоднократно предметом толкования Конституционного совета Республики Казахстан. Для выявления смысла данного положения совершенно необходимо заняться юридической казуистикой. В абзаце втором п. 1 мотивировочной части Постановления Конституционного совета Республики Казахстан от 28 октября 1996 года № 6/2 «Об официальном толковании пункта 1 статьи 4 и пункта 2 статьи 12 Конституции Республики Казахстан» была дана следующая трактовка указанного выше положения: «Действующее право Республики Казахстан рассматривается здесь (т.е. в п. 1 ст. 4 Конституции - С.С.) как система норм, содержащихся в принятых правомочными субъектами в установленном порядке нормативных правовых актах (выделено мною - С.С.): Конституции и соответствующих ей законах Республики, Указах Президента, постановлениях Парламента, его Палат и Правительства Республики, иных нормативных правовых актах, международных договорах, ратифицированных Республикой Казахстан, нормативных постановлениях Конституционного совета и Верховного суда Республики». Примерно аналогичный по содержанию тезис продублирован в п. 1 резолютивной части указанного постановления. Очевидно, что в данном случае Конституционный совет отнес свои собственные постановления и постановления Верховного суда к категории нормативных правовых актов. Можно полагать, что именно с этого момента началась путаница в, казалось бы, вполне очевидных правовых категориях. В последствии было издано Постановление Конституционного совета Республики Казахстан от 6 марта 1997 года № 3 «Об официальном толковании пункта 1 статьи 4, пункта 1 статьи 14, подпункта 3) пункта 3 статьи 77, пункта 1 статьи 79 и пункта 1 статьи 83 Конституции Республики Казахстан», в которое было внесено два изменения[19]. Этот акт был принят вследствие обращения Президента страны, в котором перед Конституционным советом были поставлены несколько вопросов, два из которых имеют значение для темы настоящей статьи: «1. В соответствии с пунктом 1 статьи 4 Конституции Республики Казахстан Верховный суд вправе издавать нормативные постановления, относящиеся к действующему праву в Республике Казахстан. Исходя из этого, может ли Верховный суд давать разъяснения отдельных положений Конституции по вопросам судебной практики? 2. Какие нормативные правовые акты относятся к иным нормативным правовым актам, указанным в пункте 1 статьи 4 Конституции?». На эти вопросы Конституционный совет дал примерно аналогичное, но более развернутое объяснение. В п. 1 Постановления КС 1997 г. было указано, что «…в качестве нормативного может рассматриваться такое постановление Верховного суда, в котором содержатся разъяснения судам (выделено мною - С.С.) по вопросам применения законодательства (его норм) и формулируются определенные правила поведения субъектов в сфере судопроизводства. Такое нормативное постановление, являющееся обязательным для всех судов республики, может издаваться только по вопросам применения в судебной практике норм законодательства, в том числе Конституции Республики Казахстан. При этом Верховный суд должен исходить из того, что официальное толкование норм Конституции, в соответствии со статьей 72, отнесено к компетенции Конституционного совета Республики Казахстан… судам при рассмотрении дел следует во всех необходимых случаях применять Конституцию Республики в качестве акта прямого действия. … Верховный суд вправе… издавать нормативные постановления по вопросам применения норм Конституции в судебной практике». Обращает внимание двойственность, которую в данном случае зафиксировал Конституционный совет. С одной стороны, содержанием нормативных постановлений Верховного суда является разъяснение, которое адресуется только судам. С другой, Верховный суд получил возможность формулировать правила поведения в сфере судопроизводства. Но в п. 1 резолютивной части этого документа содержался вывод о том, что «…Верховный суд Республики Казахстан полномочен издавать нормативные постановления только по вопросам применения в судебной практике норм законодательства, в том числе и норм Конституции». В п. 2 как мотивировочной, так и резолютивной частях Постановления КС 1997 г. Конституционный совет расшифровал термин «иные нормативные правовые акты». В этом перечне нормативные постановления Верховного суда не были указаны вовсе. Таким образом, Конституционный совет еще с 1996 года начал рассматривать свои нормативные постановления и постановления Верховного суда в качестве нормативных правовых актов, указав при этом на ограничение содержания последних только вопросами применения в судебной практике норм законодательства. Важно обратить внимание, что указанные толкования положений Конституции были сделаны еще до появления закона о законах. Именно нормы Закона о НПА закрепляют юридические обоснования правовой природы нормативных постановлений как нормативных правовых актов. Отметим наиболее очевидные из них. В подп. 15) ст. 1 Закона о НПА Конституционный совет и Верховный суд прямо указаны в качестве уполномоченных государственных органов, которые вправе принимать нормативные правовые акты в соответствии с их компетенцией. При этом в легальных определениях Закона о НПА, кодексе, конституционном законе, законодательном акте нормативные постановления этих органов прямо не указаны. В лучшем случае они могут быть отнесены к понятиям «подзаконные нормативные правовые акты» и «законодательство» (подп. 3) и 4) ст. 1 Закона о НПА соответственно), т.к. они сформулированы достаточно широко. Но и здесь не все так просто. Подп. 5) п. 2 ст. 3 Закона о НПА нормативные постановления Конституционного совета и Верховного суда отнесены к основным нормативным правовым актам, но при этом они исключены из иерархии нормативных правовых актов (п. 4 ст. 4 Закона о НПА). Для нормативных постановлений Конституционного совета предусмотрено специальное правило о том, что все иные нормативные правовые акты не могут им противоречить. Ситуация получается довольно запутанной, но проведенный анализ позволяет заключить несколько предварительных выводов. Во-первых, толкование Конституционным советом термина «действующее право» по существу сведено к понятию права как системы норм, выраженных в нормативных правовых актах. Мы полагаем данное толкование этого положения Конституции слишком упрощенным, не до конца раскрывающее действительный смысл понятия «действующее право». Во-вторых, возможность признания нормативных постановлений Конституционного совета и Верховного суда в качестве нормативных правовых актов заложена не в Конституции, а в действующей редакции Закона о НПА. При этом Закон содержит несколько существенных отличий этих актов от обычных нормативных правовых актов (можно сказать, традиционных), которые будут рассмотрены ниже. В-третьих, действующее толкование Конституционного совета о возможном содержании нормативных постановлений очевидно указывает на их ограниченный или особый характер, т.к. они могут быть изданы только по определенным вопросам применения в судебной практике норм законодательства, в том числе и норм Конституции. Особая правовая природа нормативных постановлений Верховного суда[20], которая отличает их от обычных нормативных правовых актов, прямо вытекает из Закона о НПА. Можно выделить как минимум следующие различия: 1) Как уже было указано выше, нормативные постановления Верховного суда, будучи основным нормативным правовым актом (подп. 5) п. 2 ст. 3 Закона о НПА), довольно странным образом выпадают из иерархии системы законодательства (п. 4 ст. 4 Закона о НПА). Если допустить коллизию нормативного постановления Верховного суда и любого иного нормативного правового акта, а подобных примеров участниками семинара было приведено предостаточно, то без применения правил ст. 6 Закона о НПА эти противоречия никак не могут быть устранены. Доведя рассматриваемую ситуацию до абсурда, можно предположить, что нахождение вне иерархии нормативных правовых актов поднимает нормативные постановления Верховного суда над всеми нормативными правовыми актами, в том числе и над Конституцией. Кончено, этого не может быть в принципе, но в самом законе об этом нет и намека. 2) Если по общему правилу для всех нормативных правовых актов существует государственная регистрация, которая является обязательным условием их вступления в силу (ст. 38 Закона о НПА), то для нормативных постановлений Верховного суда сделано исключение. Зададим опять риторический вопрос: могут ли нормативные постановления Верховного суда, своими положениями затрагивать права, свободы и обязанности граждан, как это требует п. 1 ст. 38 Закона о НПА. Вполне очевиден ответ. Да затрагивают, или потенциально могут затронуть и подобных примеров также приводилось на проведенном семинаре предостаточно. Важно то, что акты Верховного суда, которые могут противоречить законодательству, остаются вне какого-либо контроля со стороны других государственных органов и институтов. 3) Интересно обратить внимание на то обстоятельство, что для всех без исключения нормативных правовых актов требуется соблюсти особый порядок их принятия, который должен быть установлен законодательными актами которые, как правило, определяют правовой статус этих органов. Для всех, кроме Верховного суда, для которого единственного из всех возможных субъектов правотворческой деятельности подобный порядок определяется законодательством о судах Республики Казахстан (ср. содержание п. 2 ст. 25 Закона о НПА). В подп. 3) п. 2 ст. 17 Конституционного закона Республики Казахстан от 25 декабря 2000 года № 132-II «О судебной системе и статусе судей Республики Казахстан» это полномочие Верховного суда изложено тоже в самом общем виде. Можно полагать, что эта процедура устанавливается актом самого Верховного суда, что позволяет говорить о ее непрозрачности и келейности. Указанные три обстоятельства, которые свидетельствуют об особенностях нормативных постановлений Верховного суда, безусловно характеризуют их в качестве особых правовых актов, показывают весьма значимые различия между ними и традиционными нормативными правовыми актами. Не менее важным представляется и еще один формальный момент. До недавнего времени постановления Верховного суда даже по форме были только как акты толкования норм права, то в последнее время из их преамбулы исключены ряд положений об этом, а все больше их предписания адресуются как бы не только судьям, а ко всем прочим лицам. Так, например, во втором предложении преамбулы нормативного постановления Верховного нуда Республики Казахстан от 10 июля 2008 года № 1 «О применении норм международных договоров Республики Казахстан» указано, что «…в необходимых случаях суды обязаны в пределах юрисдикции Республики Казахстан руководствоваться нормами международного права», а в п. 17 уже содержится положение, со ссылкой на ст. 4 Конституции Республики Казахстан, что данное нормативное постановление «…является общеобязательным и вводится в действие со дня официального опубликования». Но даже в случае отнесение этого тезиса только судам, сразу возникает вопрос о независимости судьи и подчинение его только Конституции и закону (п. 1 ст. 77 Конституции Республики Казахстан). Важно и то, что в этом положении речь идет именно о независимости конкретного судьи, а не суда, судебной власти, являющейся определенной системой государственных органов. Конституцией Казахстана, как и в развитых странах, речь идет о независимости определенного судьи, который при рассмотрении конкретного дела связан только положениями закона. Все прочее должно иметь только косвенное значение для отправления правосудия по каждому отдельному случаю. Может быть именно поэтому нам никогда не доводилось слышать примеры отмены состоявшихся судебных решений Верховным судом со ссылкой на их несоответствие принятым нормативным постановлениям. А ведь различное толкование (понимание смысла) правовых норм нашего весьма запутанного и противоречивого законодательства довольно распространено. Так, например, в одном из решений коллегии по гражданским делам Верховного суда содержится толкование нормы закона, которое не соответствует нормативному толкованию аналогичного положения закона Верховным судом[21]. Мы не считаем это толкование ошибочным или наоборот правильным. Дело не в этом. Если следовать тезису об обязательности положений нормативных постановлений Верховного суда для нижестоящих судов и других участников процесса, тогда необходимо провести ревизию принятых решений всех судебных инстанций по тем или иным вопросам. А это прямая угроза стабильности гражданского оборота, подрыв веры его участников в надлежащее казахстанское правосудие и много других негативных последствий.
О теоретических проблемах признания нормативных постановлений Верховного суда нормативными правовыми актами Если говорить о теоретических проблемах рассмотрения нормативных постановлений Верховного суда как нормативных правовых актах и, следовательно, источников права, то здесь теоретических проблем становится еще больше. Так, М.Н. Марченко, являясь сторонником признания правоположений высших судебных инстанций составной частью судебной практики и источника права, специально указывает, что суды «…создают исходную эмпирическую базу в виде многочисленных судебных решений по тем или иным вопросам, которая служит материалом для обобщения и формирования на этой основе общезначимых судебных актов»[22]. Несколько ранее автор говорит об определенной доле условности классификации, но при этом выделяет следующие формы судейского права: судебная практика, судебный прецедент, правовая позиция суда, судебное усмотрение[23]. Как можно заметить, один из известных российских сторонников признания судейского права, возможности правотворчества судей, ни в одном из известных нам трудов даже не упоминает о возможности издания судами нормативных правовых актов. Наоборот, профессор Марченко говорит только о возможности появления в результате правоприменительной деятельности судов особых источников права, основные формы которых уже были указаны выше. При этом ни в одном известном нам доктринальном источнике даже не обсуждается вопрос о признании актов судов нормативными правовыми. Тут можно говорить о новелле казахстанского законодательства, которая не имеет ни каких-либо аналогов в мире, ни должного теоретического обоснования. Важно отметить другое. Еще в начале XX века известный российский цивилист И.А. Покровский исследовал возможность правотворчества судей в различное время и в разных правовых системах и пришел к убедительному выводу о том, что «…теория свободного судейского правотворения заключает в себе органическую и неустранимую опасность судейского произвола… Стремление к строгой законности составляет такую же непременную черту развивающегося гражданского права, как и развивающегося права публичного…»[24]. Но тогда возникает вполне разумный вопрос о значении положения п. 1 ст. 4 Конституции Республики Казахстан о действующем праве. Мы полагаем, что правильный ответ на этот вопрос кроется не только в совокупности нормативных правовых актов, содержащих нормы права и по существу являющиеся т.н. статикой или исходной основой правового регулирования, а как минимум еще в таких явлениях как юридическая практика и правовая идеология. Известный российский ученый, профессор С.С. Алексеев специально отмечает, что «понятием, которое бы охватило на основе юридических норм в единстве и во взаимосвязи все конститутивные элементы правовой действительности и обрисовало… общую конструкцию действующего права в той или иной стране, является понятие правовой системы»[25]. Конечно, буквальное толкование п. 1 ст. 4 Конституции позволяет говорить о том, что в нормативных постановлениях Конституционного совета и Верховного суда содержатся нормы права, при этом довольно четко отделяя их посредством запятой от нормативных правовых актов (Конституция, законы и другие), международных обязательств государства и собственно нормативных постановлений. Иначе говоря, нормы права могут содержаться в трех видах актов: 1) нормативно-правовые, 2) международные договоры и иные обязательства Республики Казахстан и 3) нормативные постановления Конституционного совета и Верховного суда. Но при системном толковании положений Конституции, имеющих отношение к рассматриваемому нами вопросу, нельзя сбрасывать со счетов и положения иных ее статей. Мы полагаем, что для правильного понимания юридической природы актов Верховного суда, имеют значение уже указанные выше положения п. 1 ст. 77 Конституции о том, что судья при отправлении правосудия независим и подчиняется только Конституции и закону, а так же п. 3 этой же статьи, который прямо говорит только о применении закона судьей. Ни о каком возможном правотворчестве судей нет и речи. Кроме того, специальные правила ст. 81 Конституции о надзоре Верховного суда за деятельностью нижестоящих судов и праве дачи только разъяснений по вопросам судебной практики, позволяют усомниться в правильности позиций Конституционного совета о юридической природе нормативных постановлений Верховного суда. Таким образом, мы полагаем, что указание в п. 1 ст. 4 Конституции термина «действующего права» следует рассматривать как часть понятия «правовая система», а не термина «система права», выраженного в «системе законодательства». Подобное рассмотрение позволяет определить роль и значение нормативных постановлений Верховного суда Республики Казахстан в контексте деятельности правовых учреждений и их влияния на процесс понимания смысла и содержания правовых норм, чем в действительности и являются указанные документы. В данном случае нормативные постановления Верховного суда Республики Казахстан следует определить в качестве интерпретационных правовых актов, которые связаны с понятием «официальное толкование норм права». Более того, мы считаем, что сложившееся фактическое понимание нормативных постановлений Верховного суда Республики Казахстан как актов официального толкования должно получить адекватное законодательное решение. Примером подобного подхода являются положения нормативных постановлений Конституционного совета Республики Казахстан, содержание которых прямо определено в подп.4) п. 1 ст. 72 Конституции и заключаются только в официальном толковании норм Конституции. Значение же нормативных постановлений Верховного суда Республики Казахстан как интерпретационных актов, а не нормативно-правовых, не станет меньше. Наоборот, оно только возрастет. И, прежде всего, для единообразия правоприменительной судебной практики. Не секрет, что в эпоху нестабильного законодательства именно судебная практика может быть ориентиром для всех субъектов права. Особенно это касается спорных положений законодательства, соотнесение различных нормативных актов между собой, определение предметного действия нормативных правовых актов, устранение коллизий и противоречий. Еще в 60-х годах прошлого века известный советский ученый А.С. Пиголкин, рассматривая проблемы толкования нормативных правовых актов, специально задавался вопросом о том, что дает теории и практики признание актов, содержащих нормативное толкование, источником права. Отвечая на него автор заключает следующее: «В зависимости от деления официального толкования на нормативное и казуальное мы можем делить все акты официального толкования на имеющие нормативное значение и акты индивидуального, казуального значения. Из того, что нормативное толкование не создает новых правовых норм, а лишь разъясняет смысл уже ранее изданных, вовсе не следует, что необходимо противопоставлять нормативный акт и акт его нормативного толкования, поскольку последний полностью разделяет судьбу первого и по своим существенным, главным чертам сходен с ним. Акт-разъяснение также распространяет свое действие на заранее неперсонифицированный круг участников общественных отношений, рассчитан на применение всякий раз, когда на лицо обстоятельства, предусмотренные гипотезой правовой нормы. В нем нет правовых норм, но он содержит данные, конкретизирующие и более глубоко характеризующие содержание соответствующей нормы. К нему предъявляются те же формальные требования»[26].
Доступ к документам и консультации
от ведущих специалистов |