|
|
|
Дуйсенова А.Е. м.н.с. НИИ частного права КазГЮУ
Правовая природа договора лизинга
Правовая природа лизинга, его место в системе гражданско-правовых обязательств остаются в числе самых дискуссионных вопросов в юридической литературе, посвященной исследованию лизинговых правоотношений[1]. На наш взгляд, условно можно выделить четыре группы точек зрения казахстанских исследователей, а также ученых из стран СНГ на правовую природу договора лизинга: 1) договор лизинга - это особый вид договора имущественного найма (аренды); 2) договор лизинга представляет собой новый самостоятельный тип гражданско-правового договора (sui generis); 3) договор лизинга - это смешанный договор; 4) лизинг представляет собой композитарную конструкцию двух классических договоров: купли-продажи и аренды. 1. По мнению первой группы исследователей, представленной такими учеными, как М.К. Сулейменов, Ю.Г. Басин, М.И. Брагинский, В.В. Витрянский, Е.А. Суханов, К.М. Ильясова, Е.Н. Нургалиева, С.И. Климкин, О.М. Козырь, Е.А. Павлодский, А.А. Иванов, А. Комаров, Р.Д. Рузиев, Ю.А. Танайлова и др., договор лизинга, как это предусмотрено Гражданскими кодексами РК и других стран СНГ, является особой разновидностью договоров имущественного найма (аренды), а не самостоятельным типом договора, а договор купли-продажи представляет собой разновидность договоров в пользу третьего лица[2]. Как отмечает К.М. Ильясова, «для лизинга, как и для всех разновидностей аренды характерны: 1) передача непотребляемой вещи, определяемой индивидуальными признаками, собственником во временное владение и пользование на возмездных началах; 2) сохранение права собственности у лизингодателя до истечения срока договора с возможностью перехода имущества в собственность пользователя; 3) обязанность пользоваться имуществом в соответствии с его назначением и условиями договора; 4) обязанность пользователя производить периодические платежи за пользование имуществом, что составляет доход арендодателя; 5) обязанность вернуть имущество арендатору по истечении срока договора, если пользователь не воспользовался правом на покупку»[3]. На наш взгляд, к числу общих признаков договора лизинга, характеризующих его как разновидность арендных договоров, следует отнести и то, что лизингополучателю (как и нанимателю во всех арендных договорах), законом обеспечивается защита его права на нанятое имущество наравне с защитой права собственности, в силу чего нанимать имеет право предъявлять иски и иным образом защищать принадлежащие ему права от своего имени. Что касается признаков договора лизинга, предусмотренного ст. 565 ГК РК, отличающих его от иных арендных договоров, то к ним можно отнести следующие: 1) в качестве обязанного лица по договору лизинга, наряду с лизингодателем и лизингополучателем, выступает также продавец имущества, являющийся его собственником, не участвующий в договоре лизинга в качестве его стороны[4]. Такое положение обусловлено тесной правовой связью договоров лизинга и купли-продажи, который конструируется законодателем по модели договора в пользу третьего лица; 2) в соответствии с договором лизинга лизингополучатель обязан приобрести у продавца имущество, являющееся предметом договора лизинга, с единственной целью - передать это имущество лизингополучателю во временное владение и пользование для предпринимательских целей за плату. Именно обязанность лизингодателя приобрести имущество для передачи его лизингополучателю, а не передать уже имеющееся в его собственности имущество в наем, отличает договор лизинга от иных разновидностей арендных договоров. Вместе с тем, исходя из буквального толкования п. 1 ст. 15 Закона Республики Казахстан от 5 июля 2000 г. «О финансовом лизинге» (на наш взгляд, противоречащего подпункту 1) п. 2 ст. 11 этого же Закона, а также п. 1 ст. 565 ГК РК) лизингодатель вправе передать лизингополучателю уже приобретенный в собственность у продавца и согласованный с лизингополучателем предмет лизинга, поскольку в данном подпункте вместо слов «обязуется приобрести и передать» используются слова «обязуется передать приобретенный» предмет лизинга. Такая редакция определения договора лизинга фактически позволяет передать имущество в так называемый вторичный лизинг, при котором предмет лизинга, оставшийся в собственности лизингодателя в случае прекращения или расторжения договора лизинга, передается в лизинг другому лизингополучателю в соответствии со ст. 2 Закона о финансовом лизинге. На наш взгляд, квалифицирующим признаком договора лизинга, независимо от того, является ли он финансовым лизингом или нет, как раз и является обязанность лизингодателя приобрести имущество для его последующей передачи лизингополучателю. Лизингодатель, приобретая имущество для лизингополучателя, должен уведомить продавца о том, что это имущество предназначено для его передачи в лизинг определенному лицу. Именно в этом случае в правоотношениях появляется фигура продавца, являющегося обязанным лицом, и именно таким образом осложняются правоотношения по передаче имущества во владение и пользование, в отличие от иных разновидностей аренды; 3) как правило, лизингодатель приобретает имущество, подлежащее передаче по договору лизинга, по указанию лизингополучателя. Помимо выбора продавца, на лизингополучателе лежит обязанность по выбору самого имущества, что позволяет говорить об «активной роли лизингополучателя, обычно не свойственной арендным отношениям»[5]. Вместе с тем в соответствии с п. 2 ст. 565 ГК договором лизинга может быть предусмотрено, что выбор продавца и приобретаемого имущества осуществляется лизингодателем. В зависимости от того, кем был осуществлен выбор продавца и имущества, решается вопрос об ответственности за выбор предмета договора лизинга и продавца; 4) в договоре лизинга, в отличие от арендных договоров, принципиально по-иному регулируются вопросы о передаче имущества лизингополучателю и перехода риска случайной гибели или порчи имущества. Так, в соответствии с п. 1 ст. 571 ГК имущество, являющееся предметом договора лизинга, передается продавцом непосредственно лизингополучателю в месте нахождения последнего, если иное не предусмотрено договором или не вытекает из существа обязательства. Однако в том случае, когда имущество, являющееся предметом договора лизинга, не передано лизингополучателю в указанный в этом договоре срок, лизингополучатель вправе, если просрочка допущена по обстоятельствам, за которые отвечает лизингодатель, потребовать расторжения договора и возмещения убытков (п. 2 ст. 571 ГК). Что касается риска случайной гибели или порчи имущества, являющегося предметом договора лизинга, то в соответствии со ст. 569 ГК он переходит не к лизингодателю (приобретателю по договору купли-продажи, то есть собственнику этого имущества), а к лизингополучателю в момент передачи имущества, если иное не предусмотрено договором; 5) договор лизинга представляет собой разновидность предпринимательских сделок, в отличие от договора имущественного найма (аренды), который в зависимости от целей может быть отнесен не только к предпринимательским, но и так называемым бытовым сделкам. Следует еще раз отметить, что это условное объединение позиций вышеназванных авторов в единую точку зрения, поскольку и внутри данной группы нет единого мнения по вопросу участия продавца в лизинговых правоотношениях. Среди тех исследователей, которые объясняют участие продавца в лизинговых правоотношениях при помощи конструкции договора в пользу третьего лица, есть те, которые высказывают мнение о том, что это обычный договор в пользу третьего лица, и те, которые считают, что у договора купли-продажи лизингового имущества как договора в пользу третьего лица имеются специфические особенности. Однако даже те авторы, которые признают наличие таких особенностей, тем не менее, никак не выделяют их, ограничиваясь одной лишь констатацией данного факта. Напомним, что в соответствии со ст. 270 ГК РК участниками обязательства являются стороны (должник и кредитор) и третьи лица, в качестве которых выступают лица, связанные обязательствами или иными правоотношениями с одной из сторон обязательства. В данной статье в гражданское законодательство вводится новый термин, которого не было раньше и которого нет в гражданских кодексах других стран - членов СНГ, - «участники обязательства»[6]. В качестве основания для разграничения сторон и третьих лиц М.К. Сулейменов предлагает использовать критерий принадлежности к отношению, принятому за исходное. Так, «в силу этого отношения с участием третьих лиц характеризуются наличием двух правоотношений: одно - исходное внутреннее (между сторонами); второе - внешнее, устанавливающее связи с третьими лицами… Третье лицо является вполне самостоятельной полноправной стороной в правоотношении, которое мы рассматриваем как внешнее. И если именно это правоотношение мы возьмем как внутреннее, то первое правоотношение превращается во внешнее, а противоположная сторона данного правоотношения становится третьим лицом»[7]. При этом, по его мнению, такая условность выступления в роли третьего лица или стороны может иметь значение при выборе аспекта исследования той или иной системы правоотношений при урегулировании законодателем определенного круга общественных отношений[8]. Признавая определенную условность выступления в роли третьего лица или стороны в зависимости от того, какое из двух взаимосвязанных правоотношений брать за внешнее, а какое за внутреннее, разные ученые при анализе правоотношений лизинга используют следующие два вида обязательств с участием третьих лиц: 1) договор в пользу третьего лица и 2) исполнение обязательства третьим лицом (перепоручение должником исполнения третьему лицу и переадресование исполнения, т.е. возложение кредитором обязанности на третье лицо). Так, по мнению Е.А. Суханова, «в финансовом лизинге друг с другом одновременно связаны фактически все три стороны (участники) и любое из возникающих здесь договорных обязательств можно представить как обязательство с участием третьего лица»[9]. В то же время другой российский ученый А.А. Иванов отмечает, что «арендодатель по договору лизинга возлагает исполнение части своих обязанностей на продавца по договору купли-продажи (п. 1 ст. 313 ГК РФ), причем имеет место особый случай перепоручения исполнения, при котором перед кредитором (арендатором) в силу прямого указания закона становится ответственным исполнитель (продавец). В свою очередь, договор купли-продажи предстает перед нами как договор в пользу третьего лица - арендатора (ст. 430 ГК РФ)»[10]. Иными словами в первом случае вышеназванный автор за основное правоотношение берет обязательственное правоотношение, возникающее из договора лизинга, сторонами которого являются лизингодатель и лизингополучатель, за внешнее - правоотношение между лизингодателем и продавцом лизингового имущества. В результате, используется конструкция исполнения обязательства третьим лицом, а именно возложение исполнения обязательства лизингодателем на продавца, который и выступает третьим лицом по отношению к правоотношению, возникающему из договора лизинга. При этом во втором случае А.А. Иванов предлагает по отношению к договору купли-продажи использовать конструкцию договора в пользу третьего лица. В таком случае за основное правоотношение необходимо брать обязательственное правоотношение, возникающее из договора купли-продажи, за внешнее - правоотношение, возникающее из договора лизинга, между лизингодателем и лизингополучателем. Третьим лицом в таком случае будет выступать уже лизингополучатель. Напомним, что в соответствии со ст. 276 ГК РК исполнение обязательства может быть возложено в целом или в части на третье лицо, если это предусмотрено законодательством или договором, а равно если третье лицо связано с одной из сторон соответствующим договором. Если из законодательства, условий обязательства или его существа не вытекает обязанность должника исполнить обязательство лично, кредитор обязан принять исполнение, предложенное за должника третьим лицом. Договором в пользу третьего лица согласно ст. 391 ГК признается договор, в котором стороны установили, что должник обязан произвести исполнение не кредитору, а третьему лицу, указанному или не указанному в договоре и имеющему право требовать от должника исполнения обязательства в свою пользу. Предложенная А.А. Ивановым концепция объяснения правового положения продавца в правоотношениях лизинга, заключающаяся в необходимости использования сразу двух видов обязательств с участием третьих лиц, на наш взгляд, не лишена определенных недостатков. Во-первых, для чистоты правового регулирования правоотношений лизинга с участием продавца необходимо использовать один из видов обязательств с участием третьих лиц, поскольку каждый из них имеет свои взаимоисключающие особенности, которые и позволили законодателю разграничить их (ст. 276 ГК РК и ст. 391 ГК РК). Во-вторых, справедливо замечание В.В. Витрянского, о том, что «положение о возможности возложения исполнения обязательства лизингодателем на продавца предполагает, что по общему правилу такое исполнение должно предоставляться лизингополучателю со стороны лизингодателя, но это исключается нормой, содержащейся в п. 1 ст. 668 ГК РФ, согласно которой имущество, являющееся предметом договора лизинга, передается лизингополучателю не лизингодателем, а продавцом. Кроме того, при возложении исполнения обязательства на третье лицо ответственность перед кредитором за неисполнение или ненадлежащее исполнение несет должник (в нашем случае лизингодатель), а не третье лицо (продавец), что также не укладывается в конструкцию лизинга»[11]. В.В. Витрянский, в свою очередь, объясняя правовое положение продавца лизингового имущества, использует только один вид обязательства с участием третьего лица - договор в пользу третьего лица. Так, он пишет: «специфика лизинговых отношений (тесная взаимосвязь договоров купли-продажи и аренды) как раз и состоит в том, что договор купли-продажи лизингового имущества благодаря специальным правилам договора финансовой аренды (лизинга), содержащимся в ГК (§ 6 гл. 34), изначально конструируется по модели договора в пользу третьего лица… Именно это имеют в виду специальные правила о финансовой аренде (лизинге), предусмотренные ГК, когда возлагают на продавца обязанность передать лизинговое имущество непосредственно лизингополучателю, а последнего, не являющегося стороной в договоре купли-продажи, наделяют правами покупателя по указанному договору (п. 1 ст. 668, п. 1 ст. 670)»[12]. Однако Ю.С. Харитонова подвергает критике концепцию рассмотрения договора купли-продажи как договора в пользу третьего лица по следующим основаниям. Во-первых, «в договорах в пользу третьего лица последнее имеет только права и не несет никаких обязанностей. В то время как лизингополучатель обязан принять надлежащее исполнение от поставщика имущества на правах покупателя по договору поставки»[13]. Отметим, что аналогичная ситуация характерна и для отечественного гражданского законодательства. Так, в соответствии с п. 3 ст. 270 Гражданского кодекса РК обязательство не создает обязанностей для третьих лиц. В случаях, предусмотренных законодательством или соглашением сторон, обязательство может порождать для третьих лиц права в отношении одной или обеих сторон обязательства. В соответствии же с п. 1 ст. 572 ГК РК лизингополучатель имеет права и несет обязанности, предусмотренные Кодексом для покупателя, кроме обязанности оплатить приобретенное имущество, как если бы он был стороной купли-продажи указанного имущества. Таким образом, ст. 572 ГК допускает возложение определенных обязанностей, вытекающих из договора купли-продажи, являющегося договором в пользу третьего лица, непосредственно на лизингополучателя, который в правоотношениях, вытекающих из договора купли-продажи, выступает третьим лицом по отношению к его сторонам - продавцу и покупателю (лизингодателю). В этой связи также следует отметить, что М.К. Сулейменовым, М.И. Брагинским высказывались мнения о возможности возложения на третье лицо определенных обязанностей[14]. Во-вторых, по мнению Ю.С. Харитоновой, концепция возможности рассмотрения договора купли-продажи как договора в пользу третьего лица не работает в следующей ситуации. Так, она пишет: «в п. 3 ст. 430 ГК РФ предусмотрено, что в случае, когда третье лицо отказалось от права, предоставленного ему по договору, кредитор может воспользоваться этим правом. В данном случае надо помнить, что лизингополучатель должен иметь право отказаться от своих прав и исполнения обязанностей покупателя по договору купли-продажи, т.е. отказаться от исполнения договора. В п. 3 ст. 450 ГК РФ указано, что в случае одностороннего отказа от исполнения договора полностью договор считается расторгнутым. Однако в соответствии с п. 1 ст. 670 ГК РФ арендатор не может расторгнуть договор купли-продажи с продавцом без согласия арендодателя»[15]. Однако, на наш взгляд, такие доводы не бесспорны, поскольку автор смешивает такие понятия как «односторонний отказ от исполнения договора (отказ от договора)» (ст. 404 ГК РК, ст. 450 ГК РФ) и отказ третьего лица от права, предоставленного ему по договору (ст. 391 ГК РК, ст. 430 ГК РФ). В описанной Ю.С. Харитоновой ситуации вполне закономерным выглядит вопрос о том, имеет ли место в данном случае односторонний отказ от исполнения договора? Думается, что нет, поскольку нормы ст. 404 ГК РК (ст. 450 ГК РФ соответственно) посвящены урегулированию ситуации, когда одна из сторон договора в случаях, предусмотренных ГК, иными законодательными актами или соглашением сторон, отказывается от исполнения договора, что в конечном результате, действительно, может привести к расторжению договора. Однако лизингополучатель, является не стороной договора купли-продажи, а третьим лицом. Именно такой его статус и побудил российского законодателя, вслед за аналогичной нормой Оттавской конвенции о международном финансовом лизинге (§ 2 ст. 10) включить в п. 1 ст. 670 ГК РФ норму о том, что арендатор не может расторгнуть договор купли-продажи с продавцом без согласия арендодателя. В соответствии со ст. 391 ГК РК (ст. 430 ГК РФ) третье лицо вступает в правоотношение путем выражения воли воспользоваться выговоренным в его пользу правом, то есть, как бы заменяет собой кредитора. Однако если третье лицо отказалось от права, предоставленного ему по договору, кредитор опять занимает свое место и может сам воспользоваться этим правом, если это не противоречит законодательству и договору[16]. Таким образом, отказ третьего лица от права, предоставленного ему по договору, не является односторонним отказом от исполнения договора. В соответствии с п. 4 ст. 391 ГК РК (п. 3 ст. 430 ГК РФ) в случае, когда третье лицо отказалось от права, предоставленного ему по договору, кредитор может воспользоваться этим правом, если это не противоречит законодательству и договору. Таким образом, заключенный договор не прекращается, а из договора в пользу третьего лица становится обычным договором в пользу его участников. Рассмотрев предложенные А.А. Ивановым, В.В. Витрянским, Ю.С. Харитоновой концепции, можно прийти к выводу, что при более детальном анализе каждое из возникающих из договора лизинга и договора купли-продажи обязательств нельзя без определенных оговорок отнести ни к обязательству в пользу третьего лица, ни к обязательству, исполнение которого осуществляется третьим лицом. То есть складывается ситуация, когда обязательство, являющееся по своей правовой природе обязательством с участием третьего лица, в рамках действующего в настоящее время гражданского законодательства, нельзя однозначно (без каких бы то ни было оговорок) отнести ни к одной из существующих моделей правового регулирования обязательств с участием третьих лиц. Выход в такой ситуации, на наш взгляд, видится в следующем. Во-первых, необходимо рассматривать договор купли-продажи лизингового имущества не обычным договором в пользу третьего лица, а договором, имеющим специфические особенности, поскольку анализ правовой природы обязательственного правоотношения, вытекающего из договора купли-продажи лизингового имущества, все же позволяет сделать вывод о возможности его отнесения к виду обязательств в пользу третьего лица, но с определенными оговорками. Следует отметить что, одним из аргументов для признания договора купли-продажи договором в пользу третьего лица является наделение лизингополучателя (третьего лица) по отношению к продавцу лизингового имущества правом требовать исполнения обязательства в свою пользу. Так, согласно ст. 572 ГК, по общему правилу, лизингополучатель вправе предъявлять непосредственно продавцу имущества, являющегося предметом договора лизинга, требования, вытекающие из договора купли-продажи, заключенного между продавцом и лизингодателем, в частности, в отношении качества и комплектности имущества, сроков его поставки и в других случаях ненадлежащего исполнения договора продавцом. Это обстоятельство объясняет «как специфику исполнения обязательства, вытекающего из договора лизинга, по передаче имущества лизингополучателю, так и особенности структуры ответственности за его неисполнение или ненадлежащее исполнение»[17]. Вместе с тем к числу особенностей договора купли-продажи лизингового имущества как договора в пользу третьего лица следует отнести следующие: 1) действующим законодательством РК прямо предусматривается возможность наделения лизингополучателя, выступающего в роли третьего лица, правами, а также возможность возложения на него отдельных обязанностей покупателя (ст. 572 ГК РК, ст. 14 Закона РК о финансовом лизинге), несмотря на общую норму п. 3 ст. 270 ГК РК о невозможности создания обязательством обязанностей для третьих лиц; 2) в соответствии с п. 1 ст. 572 ГК РК лизингополучатель имеет права и несет обязанности, предусмотренные ГК для покупателя, кроме обязанности оплатить приобретенное имущество, как если бы он был стороной купли-продажи указанного имущества. Между тем, очевидно, что лизингополучатель обладает не всеми правами покупателя. Так, например, из договора купли-продажи у лизингополучателя не может возникнуть право собственности на лизинговое имущество; 3) в отличие от общего правила о необязательности соблюдения условия о специальном указании в договоре наименования третьего лица, закрепленного в п. 1 ст. 391 ГК РК, третье лицо в договоре купли-продажи лизингового имущества (лизингополучатель), как правило, должно быть указано непосредственно. Кроме того, согласно ст. 568 ГК РК, а также подпункту 2-1) п. 2 ст. 11 Закона о финансовом лизинге на лизингодателя (покупателя в договоре купли-продажи) возлагается обязанность по уведомлению продавца о том, что имущество предназначено для передачи его в лизинг определенному лицу; 4) если иное не предусмотрено законодательством или договором, стороны договора купли-продажи - лизингодатель (покупатель) и продавец не могут расторгать или изменять заключенный ими договор без согласия третьего лица (лизингополучателя) независимо от момента выражения третьим лицом воли воспользоваться своим правом, в отличие от общего правила, закрепленного в п. 2 ст. 391 ГК РК, позволяющего сторонам договора расторгнуть или изменить договор до момента выражения третьим лицом намерения воспользоваться своим правом. Изменение или расторжение лизингодателем договора купли-продажи лизингового имущества без согласия лизингополучателя противоречит природе правоотношений лизинга, и может рассматриваться как нарушение лизингодателем своих обязанностей по договору лизинга, если иное не предусмотрено договором лизинга. Во-вторых, необходимо внесение изменений и дополнений в п. 3 ст. 270 ГК РК, допускающих в случаях, предусмотренных законодательством или соглашением сторон, возможность возникновения из обязательства для третьих лиц не только прав в отношении одной или обеих сторон обязательства, но и определенных обязанностей после выражения третьей стороной своего намерения воспользоваться выговоренным в ее пользу правом. Вместе с тем, несмотря на то, что большинство из названных нами авторов признают договор лизинга разновидностью договора аренды, отдельные исследователи полагают, что договор лизинга в определенных случаях может трансформироваться в смешанный договор. Так, например, К.М. Ильясова считает, что договор лизинга является одной из разновидностей договора аренды со специфическими свойствами, а в случае заключения его с участием продавца он становится смешанным, а не однотипным договором[18]. На наш взгляд, договор лизинга следует признать однотипным договором, несмотря на то, что договор может быть заключен с участием трех субъектов лизинговых правоотношений: лизингодателя, лизингополучателя и продавца, поскольку, во-первых, в нем имеет место механическое объединение двух обязательств, и, во-вторых, это договор, прямо предусмотренный законодательством (ст. 13 Закона о финансовом лизинге), в отличие от смешанных договоров, законодательством прямо не предусмотренных. 2. Сторонники второй прямо противоположной точки зрения: Е.В. Кабатова, И.А. Решетник, Ю.С. Харитонова, А.А. Груздева, С.Г. Мегрян, З.Н. Камилова и др., напротив, считают, что договор лизинга представляет собой новый самостоятельный тип гражданско-правового договора (sui generis), который в силу присущих ему специфических особенностей не может быть урегулирован как вид арендных договоров, поскольку его правовая природа коренным образом отличается от правовой природы договоров имущественного найма (аренды)[19]. Впервые в советской, а затем и в российской юридической литературе идея о необходимости признания договора лизинга самостоятельным типом договоров была высказана Е.В. Кабатовой. Исследуя особенности правового регулирования этого договора в зарубежном праве, она высказала мнение о том, что «желание определить юридическую природу лизинга с помощью уже известных институтов приводит к тому, что какая-то часть отношений его участников остается за пределами этого института, будь то аренда, продажа в рассрочку, заем или поручение» При этом, сравнивая договор лизинга и договор аренды, Е.В. Кабатова отмечает, что наиболее ярко различия между ними проявляются в решении вопросов ответственности и перехода рисков. Так, в договоре аренды ответственность перед арендатором за несвоевременное предоставление имущества во владение арендатора, а также за обнаруженные дефекты несет арендодатель, в то время как в договоре лизинга - изготовитель (продавец). Риск случайной гибели или порчи оборудования, как правило, несет пользователь, а в договоре аренды, как это предусматривается законодательством различных стран, все риски несет собственник, т.е. арендодатель[20]. Вслед за Е.В. Кабатовой другой российский автор И.А. Решетник обосновывая точку зрения о договоре лизинга как договоре sui generis, также приходит к выводу «о различной юридической природе лизинга и аренды, а также реально сложившихся предпосылках выделения договора лизинга в качестве самостоятельного договорного типа, которое зиждется как на специфике опосредуемого настоящим договором материального отношения, так и на юридических особенностях, подчеркивающих своеобразие и уникальность этой сложной правовой конструкции»[21]. Однако наиболее последовательно точка зрения на договор лизинга как самостоятельный тип гражданско-правового договора была аргументирована другим российским ученым Ю.С. Харитоновой. Признавая, что одним их важнейших моментов, отличающих один тип (вид) договора от всех иных, является цель договора, Ю.С. Харитонова считает, что цель договора, которую преследуют стороны лизингового договора (которыми, на ее взгляд, являются лизингодатель, лизингополучатель и продавец), не тождественна целям сторон при договоре аренды или купли-продажи. Цель деятельности сторон лизингового договора, она видит в совместной на основе объединения усилий нескольких самостоятельных сторон юридической и материальной организации и непосредственном финансировании одной или несколькими (но не всеми) сторонами приобретения и использования имущества, а иногда и его производства. Следующая важная предпосылка для признания договора лизинга самостоятельным типом договора, в разработанной Ю.С. Харитоновой теории, заключается в том, что договор лизинга следует квалифицировать как многостороннюю сделку, в которой центральная роль отводится лизингодателю, выступающему не только в роли лица, финансирующего сделку, но и в роли организатора всей лизинговой операции в целом. Сам же договор лизинга, по ее мнению, «следует признать договором, имеющим ярко выраженный организационный характер, не совпадающий, однако, с аналогичным пониманием организационного момента в договоре о совместной деятельности или договоре доверительного управления»[22]. Таким образом, предложенная указанными авторами позиция о необходимости законодательного урегулирования договора лизинга не как вида аренды, а самостоятельного типа гражданско-правового договора, основывается на следующих исходных предпосылках: 1) договор лизинга, в отличие от договора аренды, является многосторонней сделкой; 2) цель (кауза) договора лизинга, в отличие от договора аренды, заключается не в передаче имущества во владение и пользование, а в организации лизинговой операции; 3) вопросы ответственности и перехода рисков случайной гибели или порчи имущества в договор лизинга решаются иначе, чем в договоре аренды; 4) договор лизинга, в отличие от всех иных известных гражданскому праву договоров, помимо признаков аренды, включает в себя признаки купли-продажи, оказания услуг, а иногда и других обязательств. Однако, на наш взгляд, с подобными высказываниями нельзя согласиться по следующим основаниям. Во-первых, как справедливо отмечает К.М. Ильясова, «в основу типологической самостоятельности договоров не могут быть положены только специфика прав и обязанностей сторон, особенности субъектного состава, право на опцион и т.д. Договоры типологической самостоятельности должны отличаться друг от друга каузой, то есть социально-экономической целью заключения договора, являющейся типичной для договоров определенного типа… Общая кауза в разных договорах аренды обусловливает набор конструктивных прав и обязанностей, которые характерны для всех разновидностей аренды»[23]. Что касается цели заключения договора лизинга, то продавец (даже в том случае, если его признать стороной договора лизинга) будет иметь свою цель, заключающуюся исключительно в продаже имущества, которая коренным образом отличается от целей, преследуемых лизингодателем и лизингополучателем. Бóльшая и основная часть прав и обязанностей в договоре лизинга, представляет по своей юридической природе права и обязанности, характерные для договоров именно арендного типа. Во-вторых, «наличие особенностей прав и обязанностей сторон определяет самостоятельность разных видов договоров в рамках данного типа»[24]. Именно наличие особенностей в вопросах перехода рисов и ответственности, а также в исполнении обязанности по передаче предмета договора лизингополучателю, и послужило основанием для законодательного выделения договора лизинга в особую разновидность договоров имущественного найма (аренды). В-третьих, нетрудно заметить, что предложенная Ю.С. Харитоновой концепция опирается на спорное, с нашей точки зрения, утверждение о возможности существования в гражданском праве сложного многостороннего лизингового обязательства, сторонами которого являются лизингодатель, лизингополучатель и продавец. Следует отметить, что концепция сложного многостороннего правоотношения, предложенная в свое время В.К. Мамутовым и В.В. Лаптевым, являющимися сторонниками концепции хозяйственного права как самостоятельной отрасли права, неоднократно подвергалась критике. Так, по мнению М.К. Сулейменова, «признание единого сложного суперобязательства ничего не дает, потому что все равно возникает необходимость рассматривать каждое двустороннее обязательство отдельно»[25]. Справедливым, на наш взгляд, представляется и замечание В.В. Витрянского о том, что «взгляд на договор лизинга или так называемую лизинговую сделку (то есть совокупность договоров, включающую договор купли-продажи лизингового имущества и договор его аренды) как на трехстороннюю сделку не укладывается в существующее в гражданском праве (и в законодательстве, и в доктрине) представление о гражданско-правовой сделке. Две самостоятельные двухсторонние сделки: купли-продажи и аренды - даже при самой тесной их взаимосвязи никак не могут образовать третью сделку, сторонами которой являлись бы субъекты двух названных самостоятельных договоров»[26]. В-четвертых, организационный характер, на наш взгляд, присущ не договору лизинга, а лизинговой (предпринимательской) деятельности лизингодателя. Договор лизинга, который юридически оформляет отношения между лизингодателем и лизингополучателем, это лишь одно (пусть даже основное, центральное) из юридических действий в цепочке иных фактических и юридических действий, выполняемых лизингодателем по организации и проведению лизинговой операции. Если идти по предложенному Ю.С. Харитоновой пути, тогда наличие организационных элементов необходимо признать практически в каждом гражданско-правовом договоре, и прежде всего в договоре банковского займа, договоре франчайзинга, договоре строительного подряда, договоре перевозки и т.д. А, это значит, что в гражданском праве помимо существующей классификации договоров, необходимо выделять самостоятельную группу так называемых организационных договоров, что вряд ли представляется правильным и научно обоснованным. Таким образом, обобщая изложенное, следует согласиться с мнением В.В. Витрянского о том, что «признание договора лизинга самостоятельным договором потребует совершенно иной системы его правового регулирования… Следовательно обособление норм о договоре лизинга в отдельную главу в рамках ГК потребует включения в данную главу подавляющего большинства норм, составляющих сегодня общие положения об аренде, т.е. по сути их дублирования»[27]. 3. К числу третьей группы, на наш взгляд, можно отнести таких авторов, как Р.А. Маметова, Е.Б. Осипов, Ш.М. Асьянов и др.[28]. Названные исследователи, отмечая, что законодательно договор лизинга урегулирован как разновидность договоров имущественного найма (аренды), тем не менее, при определении правовой природы договора лизинга занимают некую промежуточную позицию, в силу того, что не проводят (как первая группа авторов) четкого соотношения между договором лизинга и договором купли-продажи. Так, например, Р.А. Маметова считает, что «договор лизинга - это комплексный договор, включающий в себя несколько различных договоров. Договором лизинга обязательства сторон, которые исполняются сторонами других договоров, образуются путем заключения с другими субъектами лизинга так называемых «обязательных» и «сопутствующих» договоров». При этом под «обязательными» договорами она понимает договор купли-продажи, а под «сопутствующими» - договоры о привлечении денежных средств, залога, гарантии, поручительства и другие. Рассматривая договор лизинга как комплексный договор, Р.А. Маметова отмечает: «вместе с тем, в отличие от обычной купли-продажи, договор лизинга должен содержать обязательные признаки и условия договора лизинга»[29]. По мнению другого казахстанского ученого Е.Б. Осипова, «правовую природу договора лизинга составляют два соглашения: договор купли-продажи (между лизинговой компанией и изготовителем на приобретение оборудования, где изготовитель - продавец, а лизинговая компания - покупатель); договор аренды (между лизинговой компанией и пользователем, в силу которого первая передает второму во временное пользование оборудование, купленное у изготовителя специально для этой цели)»[30].
Доступ к документам и консультации
от ведущих специалистов |