Введение уголовной ответственности юридических лиц следует рассматривать как положительный момент по ряду причин. Во-первых, оно будет соответствовать нормам ряда международных конвенции, ратифицированных Республикой Казахстан. Например, Конвенции Организации Объединенных Наций против транснациональной организованной преступности (ноябрь 2000 года), Конвенции Организации Объединенных Наций против коррупции (октябрь 2003 года), где указывается, что странам-участникам конвенции рекомендуется установить в своем национальном законодательстве уголовную ответственность юридических лиц. Кстати, в Кодексе Республики Казахстан об административных правонарушениях принципам административного права посвящены 20 статей, но никто не говорит о том, что привлечение к административной ответственности юридических лиц нарушает принципы административного права, хотя в ст. 13 указанного кодекса сформулирован принцип виновной ответственности. В Гражданском кодексе предусмотрена гражданско-правовая ответственность юридических лиц при отсутствии вины. А административная и гражданско-правовая ответственность являются такими же видами юридической ответственности, как и уголовная ответственность. Поэтому можно задать оппонентам вопрос: почему юридических лиц можно привлекать к административной и гражданско-правовой ответственности, но нельзя привлекать к уголовной ответственности? Все это свидетельствует о том, что введение уголовной ответственности юридических лиц в нашей стране не может противоречить принципам уголовного права. Во-вторых, установление уголовной ответственности юридических лиц будет способствовать сокращению числа правонарушений, совершаемых с использованием юридических лиц, предупреждению общественно опасных деяний, совершаемых юридическими лицами иностранных государств, находящихся на территории нашей страны. В-третьих, значительная часть коррупционных преступлений совершается юридическими лицами в их интересах. Поэтому установление уголовной ответственности юридических лиц способствовало бы сокращению коррупционных преступлений. Положительных сторон у проекта новой редакции уголовного кодекса немало. Одним из них является деление в нем уголовных правонарушений на преступления и проступки. Для предупреждения преступлений как наиболее опасных правонарушений необходимо пресекать менее опасные уголовные правонарушения - уголовные проступки, так как большинство преступников становились ими постепенно, первоначально совершая различного рода административные, дисциплинарные правонарушения. Преступниками не рождаются, ими становятся вследствие наличия в нашем обществе многочисленных факторов, способствующих этому. В связи с этим установление факта совершения лицом уголовного проступка, наказание за него должны сыграть профилактическую роль, что правонарушителя в случае совершения преступления ждет другое, более суровое наказание и его негативное правовое последствие - судимость. Есть в представленном Генеральной прокуратурой проекте и недостатки. Одним из них является чрезмерное увеличение количества видов освобождения от уголовной ответственности: их десять. Если в таком варианте будет принят проект новой редакции Уголовного кодекса нашей страны, то по большинству уголовных дел об ответственности за преступления небольшой или средней тяжести можно принять решение об их прекращении в связи с освобождением виновного от уголовной ответственности. А это может привести к росту коррупции в деятельности правоохранительных органов и судов, так как не все дела прекращаются на законных основаниях, за прекращение части из них дается вознаграждение, то есть взятка. Здесь следует также учесть, что ежегодно большинство уголовных дел возбуждается именно по преступлениям небольшой или средней тяжести. В частности, в из 206801 преступления, зарегистрированного в 2011 году, 17620 (8,5 %) относятся к преступлениям небольшой тяжести, 156002 - к преступлениям средней тяжести (75,4 %). К тяжким относятся 29657 (14,3 %) преступлений, к особо тяжким - 3522 (1,7 %) преступления[1]. Чрезмерное увлечение освобождением от уголовной ответственности приведет к еще большему нарушению принципа неотвратимости ответственности. Где гарантия, что уголовные дела за совершения преступлений небольшой или средней тяжести отдельными недобросовестными сотрудниками правоохранительных органов не будут возбуждаться для вымогательства взятки, после чего эти дела будут прекращаться. Такого большого количества оснований для прекращения уголовного дела, которые имеют место в уголовном законодательстве нашей страны, нет в уголовном законодательстве других стран. В частности, в УК Российской Федерации нормы об освобождении от уголовной ответственности содержатся только в четырех статьях: в ст. 75 (Освобождение от уголовной ответственности в связи с деятельным раскаянием), в ст. 76. Освобождение от уголовной ответственности в связи с примирением с потерпевшим, ст. 78 (Освобождение от уголовной ответственности в связи с истечением сроков давности), в ст. 84 (Амнистия). В УК Латвийской Республики нормы об освобождении от уголовной ответственности содержатся в трех статьях, в УК Литовской Республики - в шести статьях; в УК Кыргызской Республики - в четырех статьях, в УК Республики Узбекистан - в семи статьях. В УК стан дальнего зарубежья норм об освобождении от уголовной ответственности исключительно мало, а в некоторых странах и вовсе нет. Например, в УК Японии, Швеции таких норм не существует. Нет таких норм в УК Дании. В УК Швейцарии, Польши и ряда других европейских стран основанием для освобождения от уголовной ответственности является только истечение срока давности привлечения к уголовной ответственности. В действующей редакции УК Республики Казахстан виды освобождения от уголовной ответственности предусмотрены в 7 статьях Общей части и в примечаниях 24 статей Особенной части. В соответствии с ними достаточно большое количество возбужденных дел прекращается в стадии предварительного расследования. Например, в 2011 году были прекращены по нереабилитирующим основаниям уголовные дела по 19851 преступлению[2], что составляет 9,6% от общего числа зарегистрированных преступлений. В связи с этим не следовало бы в проекте новой редакции УК увеличивать количество видов освобождения от уголовной ответственности, так как от этого могут пострадать интересы борьбы с преступностью в современный период, когда сложилась достаточно сложная криминогенная обстановка в стране. В новой редакции УК следовало бы предусмотреть нормы, в которых необходимо сформулировать принципы уголовного права. В Уголовно-процессуальном кодексе Республики Казахстан, в кодексе Республики Казахстан об административных правонарушениях имеется немало норм, раскрывающих содержание тех или иных принципов для соответствующей отрасли права. Уголовное законодательство регулирует не менее важные общественные отношения и поэтому следовало бы в нем предусмотреть нормы о принципах уголовного права. Если в самом уголовном законодательстве будут сформулированы принципы уголовного права, то на них больше будет обращаться внимание в процессе правотворческой и правоприменительной деятельности. Это особенно важно для лиц, занимающихся правоприменительной деятельностью. Полагаем, что необходимо в новой редакции УК не только сформулировать принципы, но также указать на то, что за их нарушение наступает ответственность. Это нужно потому, что нарушение принципов уголовного права влечет более серьезные отрицательные последствия, чем нарушение тех же принципов в других отраслях права. Например, в административном праве. Статьи, в которых должны быть отражены принципы уголовного права, предлагаем поместить в УК под номерами 2-1, 2-2, 2-3 и т.д., так как принципы уголовного права тесно связаны с задачами уголовного законодательства. А задачи уголовного законодательства сформулированы в ст.2 УК. В связи с этим, предлагаем следующие редакции новых статей УК: «Статья 2-1. Принцип законности 1. Уголовно-правовые последствия совершенного лицом уголовного правонарушения определяются только настоящим Кодексом. 2. Применение уголовного закона по аналогии не допускается». «Статья 2-2. Принцип справедливости 1. Наказание и иные меры уголовно-правового характера, применяемые к лицу, совершившему уголовное правонарушение, должны быть справедливыми, то есть соответствовать характеру и степени общественной опасности преступления, обстоятельствам его совершения и личности виновного. 2. Никто не может нести уголовную ответственность дважды за одно и то же уголовное правонарушение». «Статья 2-3. Принцип вины 1. Физическое лицо подлежит уголовной ответственности только за те общественно опасные действия (бездействие) и наступившие общественно опасные последствия, в отношении которых установлена его вина. 2. Объективное вменение в отношении физического лица, то есть уголовная ответственность за невиновное причинение вреда, не допускается». «Статья 2-4. Принцип гуманизма 1. Уголовное законодательство Республики Казахстан, правоохранительные органы и суды обеспечивают охрану гуманистических основ гражданского общества и социального государства в Республике Казахстан, приоритетную защиту прав и свобод, безопасность человека. 2. Наказание и иные меры уголовно-правового воздействия, применяемые к лицу, совершившему преступление, не могут иметь своей целью причинение физических страданий или унижение человеческого достоинства и применяются в зависимости от характера и степени общественной опасности совершенного лицом преступления, тяжести ущерба, причиненного преступлением». «Статья 2-5. Принцип экономии мер уголовной репрессии 1. Лицо привлекается к уголовной ответственности, если нет оснований для освобождения его от уголовной ответственности. 2. Более строгий вид наказания из числа предусмотренных за совершенное преступление назначается лишь в случае, если менее строгий его вид не сможет обеспечить достижение целей наказания». «Статья 2-6. Принцип неотвратимости ответственности Лицо, совершившее уголовное правонарушение, подлежит уголовной ответственности в соответствии с настоящим Кодексом». «Статья 2-7. равенства всех перед законом Все равны перед законом независимо от происхождения, социального, должностного и имущественного положения, пола, расы, национальности, языка, отношения к религии, убеждений, места жительства или по любым иным обстоятельствам». «Статья 2-8. Ответственность за нарушение принципов Нарушение принципов уголовного права карается в соответствии с законодательством Республики Казахстан».
Эксперт ОФ «Международная Правовая Инициатива», старший преподаватель Университета им. С.Демиреля, к.ю.н.
Проблемы аутентичности уголовного законодательства Республики Казахстан на казахском и русском языках.
Слово «аутентичность» имеет греческий корень (др.-греч. «αὐθεντικός» - подлинный) и относится к правильности начал, свойств, взглядов, чувств, намерений. Аутентичность текстов означает соответствие текстов на разных языках друг другу по своему логическому содержанию. Языки мира по устройству делятся на аморфные, флективные и агглютинативные. Аморфными являются языки, не использующие суффиксов и приставок (например, китайский). Не зря основоположник казахской лингвистики, тюрколог Ахмет Байтурсынов назвал эту группу «түбіртек тіл» (корневые языки). Флективными (от лат. «Flectivus» - гибкий) являются языки, имеющие устройство языка синтетического типа, при котором доминирует словоизменение при помощи флексий — формантов, сочетающих сразу несколько значений. Флективный строй противостоит агглютинативному, при котором каждый формант несёт только одно значение. А. Байтурсынов назвали их «қопармалы тілдер». Классическими примерами флективных языков являются латинский, немецкий, русский, польский языки. Агглютинативные языки (от лат. «agglutinatio» - приклеивание) - это тюркские, финно-угорские, монгольские, тунгусо-маньчжурские, корейский, японский, часть индейских и некоторые африканские языки. К агглютинативным языкам относился также и шумерский язык. По терминологии А.Байтурсынова они назывались «жалғамалы тіл». Как мы видим, казахский и русский языки по устройству принадлежат к разным группам языков. Поэтому при переводе текстов от одного языка в другой, возникают некоторые трудности. Если эти нюансы не учитываются, то изменяется смысл тексов, что не допустимо в юриспруденции. Например, берем словосочетание на казахском «Бұл Пәленшиннің істеген ісі болар шамасы». Если перевести буквально, то получится «Это, наверное, дело Паленшина». Но в контексте речь идет не о деле Паленшина, а о совершенном деянии Паленшина. При переводе этого предложения по смыслу вступают в дело вспомогательные слова русского языка и адекватный перевод выглядит так: «Это, новерное, дело рук Паленшина». Если вдруг этот перевод на русский вдруг будет переведен обратно на казахский неквалифицированным специалистом буквально, то получится непонятное словосочетание на казахском языке: «Бұл, шамасы, Пәленшиннің қолдарының ісі болу керек». Или, к примеру, предлог «в» при переводе означает добавление в корень слова суфиксов «-ға, -ге, -қа, ке» (барыс септігінің жалғаулары), но это в том случае когда глагол в винительным падеже. Кроме того, предлог «в» проявляется при переводе на казахский язык еще в двенадцати значениях. В соответствии со ст. 21 Закона РК «О нормативно-правовых актах» от 24.03.1998 № 213-I, «проект нормативного правового акта на бумажных и электронных носителях вносится в Мажилис на государственном и русском языках». Дополнительное постановление Конституционного Совета Республики Казахстан №3 от 23 февраля 2007 года об истолковании постановления Конституционного Совета Республики Казахстан от 8 мая 1997 года № 10/2 «Об обращении Президента Республики Казахстан о соответствии Конституции Республики Казахстан представленного на подпись Президенту Республики Казахстан Закона Республики Казахстан «О языках в Республике Казахстан», принятого Парламентом Республики Казахстан 12 марта 1997 года» гласит: Равенство в употреблении казахского и русского языков означает также равную юридическую значимость текстов нормативных правовых актов на казахском и русском языках. Как следует из постановления Конституционного Совета от 14 февраля 2007 года № 2 «О проверке Закона Республики Казахстан «О внесении изменений и дополнений в некоторые законодательные акты Республики Казахстан по вопросам адвокатуры» на соответствие Конституции Республики Казахстан», в случае, если несоответствие текстов на казахском и русском языках искажает концептуальное содержание правовой нормы и делает невозможным ее однозначное понимание, такая норма, исходя из пункта 2 статьи 7 Основного Закона, может быть признана в установленном порядке не соответствующей Конституции». Также в п.2 данного постановления говорится: «Конституционная норма о том, что в государственных организациях и органах местного самоуправления наравне с казахским официально употребляется русский язык, не означает наделение последнего статусом второго государственного языка»[3]. В нашем правоприменении и правопонимании такие противоречия в официальных текстах уголовного, уголовно-процессуального и др. кодексов и законов имеются, и не в малом количестве. Но остается непонятным тот факт, что на это не обращают внимание официальные органы в лице Парламента, Суда, Прокуратуры и др. Нам не посчастливилось быть свидетелями официальных процедур по устранению таких противоречий за последние пятнадцать лет, со дня принятия Уголовного кодекса (далее УК) и Уголовно-процессуального кодекса (далее УПК) РК. Порой мы оказываемся в курьезных ситуациях. Так, например, подпункты 22 и 23 п.3 Закона РК от 05.05.2000 № 47-2 «О внесении изменений и дополнений в некоторые законодательные акты Республики Казахстан по вопросам борьбы с преступностью» гласят: «Внести изменения и дополнения «В Уголовный кодекс Республики Казахстан от 16 июля 1997 г.: 22) в статье 165 слова «государственной тайны» заменить словами «государственных секретов»; 23) в статье 166 слова «государственную или военную тайну» заменить словами «государственные секреты»». Суть официального текста на русском языке означает изменить терминологию «государственные тайны» на термин «государственные секреты», так как к тому моменту Республика Казахстан имела закон «О государственных секретах», а на казахском языке оба термина обозначались одним и тем же словосочетанием - «мемлекеттік құпия». Но, несмотря на такую трудноразрешимую ситуацию, официальный текст на государственном языке вышел из путаницы легко, изменяя только склонения по падежам, не обращая внимания на суть термина. При любом раскладе речь не должна идти о переводе текстов, так как в соответствии с законом «О нормативно-правовых актах», ни один из текстов не наделен статусом «оригинала». Но на практике мы имеем дело с переводом законодательных актов, что корне противоречит закону. Несоответствия текстов уголовного, уголовно-процессуального и уголовно-исполнительного кодексов на государственном и русском языках можно классифицировать следующим образом: 1) Неправильная терминология; 2) Несоответствие, связанное с множественным и единственным числами существительных; 3) Несоответствие текстов в связи с отсутствием грамматической категории рода на казахском языке; 4) Несоответствие смыслового содержания терминов в официальных текстах; 5) Использование нескольких терминов - синонимов вместо одного; 6) Неуместное использование термина, т.е. в одном официальном тексте имеющийся термин используется правильно, в другом - нет; 7) Использование непонятных оборотов в тексте на государственном языке; 8) Несоответствие из-за отсутствия в одном официальном тексте того, что имеется в другом; 9) Несоответствие в связи с неправильными падежными окончаниями. 1. Неправильная терминология. Например, не всегда правильно используется термин «уголовный». На протяжении многих лет считалось, что нет ничего предосудительного в использовании термина «уголовный» как «қылмыстық» (в буквальном смысле - преступное) на казахском языке во всех случаях и вариациях. Но практика показывает обратное. Так, на русском языке есть словосочетание «уголовное преступление», которое можно перевести как «қылмыстық қылмыс», что является тавтологией. Более того, термин «уголовный» в русском языке имеет отношение как к преступлению, так и к наказанию, а на казахском языке, как указывалось выше, термин «уголовный» переводится как «қылмыстық» и употребляется только относительно к преступлениям. Названия нескольких кодексов связано с термином «уголовный». Прилагательное «уголовный» было введено в правовой лексикон в последней четверти XVIII века. Его происхождение является двояким: с одной стороны, оно восходит к юридическим памятникам Древней Руси, употреблявшим такие термины, как «голова» (убитый человек), «головник» (убийца), «головщина» (убийство), «головничество» (вознаграждение родственникам убитого), с другой стороны — к латинскому прилагательному capitalis (от caput — голова, человек, индивидуум), которое в римском праве входило в названия наиболее суровых видов наказаний, связанных со смертной казнью, лишением свободы или римского гражданства. В большинстве языков мира название правовой отрасли, регулирующей отношения, связанные с совершением преступлений, происходит от слов «преступление» (например, в англоязычных странах — criminal law, от англ. crime) или «наказание» (в Германии — Strafrecht, от нем. Strafe, в Турции - ceza hukuku). На казахском языке термины «қылмыстық құқық» или «қылмыстық кодекс» связаны также с преступлением. Но на наш взгляд, неуместным является использование термина «қылмыстық» в отношении Уголовно-исполнительного кодекса. На сегодняшний день название Уголовно-исполнительного кодекса (далее УИК) на казахском языке выглядит как «Қылмыстық-атқару кодексі». Парадоксальным является тот факт, что в буквальном смысле оно переводится как «Преступно-исполнительный кодекс». Осознавая, что в УИК отражены нормы, регулирующие исполнение наказания, его название (и содержание) не вызывает ни у кого сомнений с точки зрения адекватности терминов. Так же, в качестве примера неправильного, неадекватного перевода можно привести термин «ұрлау». Официальный текст УК РК на государственном языке разделяет термины «ұрлау» и «ұрлық», и рассматривает по отдельности, т.е. первый используется как «хищение», а второй как «кража». Но неурядицы и путаницы возникают уже в примечании ст. 175 УК РК. Если ст. 175 УК РК гласит: «Ұрлық, яғни бөтен мүлiктi жасырын ұрлау», а в примечании, имея ввиду формы хищения, используется термин «ұрлық», т.е. кража. Очередная путаница возникает и при рассмотрении других форм хищений: «177-бап. Алаяқтық. Алаяқтық, яғни бөтен мүлiктi ұрлау немесе бөтен мүлiкке құқықты алдау немесе сенiмге қиянат жасау арқылы алу», «178-бап. Тонау. Тонау, яғни бөтен мүлiктi ашық ұрлау». 2. Несоответствие, связанное с множественным и единственным числами существительных. Например, текст ст. 157 УК РК на государственном языке гласит: «Басқыншылық соғысты тұтандыруға насихат жүргiзу және жария түрде шақыру», а на русском языке звучит: «Пропаганда и публичные призывы к развязыванию агрессивной войны», т.е. в диспозиции на казахском языке указано совершение лишь одного деяния (жария түрде шақыру), а на русском языке отражены несколько однородных деяний (публичные призывы). Несоответствие текстов такого же характера встречается в диспозициях статей 170, 233-1, 241 УК РК. 3. Несоответствие текстов в связи с отсутствием грамматической категории рода на казахском языке. В связи с отсутствием грамматической категории рода на казахском языке, текст на государственном языке не уточняет половую принадлежность потерпевших. Так, например, ч. 1 ст. 120 УК РК гласит «Изнасилование, то есть половое сношение с применением насилия или с угрозой его применения к потерпевшей или к другим лицам либо с использованием беспомощного состояния потерпевшей», а в тексте на государственном языке такого уточнения нет, что привело к дублированию деяний в двух составах преступлений (ст.ст. 120 и 121 УК РК). 4. Несоответствие смыслового содержания терминов в официальных текстах. В некоторых случаях законодатель в разных текстах использует термины, не совпадающие по смысловому содержанию, т.е. содержание одного термина будет шире другого. Например, в ст. 259 УК РК используются не совпадающие друг с другом термины, т.е. «приобретение» - «сатып алу» (покупка), «сбыт» - «сату» (продажа). Хотя указанные понятия охватывают друг друга, но не являются адекватными и по смыслу оказывается один шире, другой - уже. Та же участь постигла ст.ст. 28, 143, 158, 183, 183-1, 184, 206, 207, 208, 247, 251, 263, 265, 290, 323, 325 УК РК. 5. Использование нескольких терминов - синонимов вместо одного. Например, термин «показание» варьируется по-разному в ст.ст. 119, 238 УПК РК как «айғақ», а в ст. 347 УК РК как «жауап». Также, «Квалификация преступлений»: в ст.40 УПК РК - «қылмысты саралау», в ст.287 УПК РК - «қылмысты дәрежелеу» «Примирение»: в ст.67 УК РК - «татуласу», в ст. 37 УПК РК - «ымыраласу», в ст. 340 УПК РК - «біиімге келу», в ст.32 УПК РК «бітісу». «Мера пресечения»: в гл. 18 УПК РК - «бұлтартпау шарасы», в ст.64 УПК РК - «жолын кесу шарасы», в ст.66 УПК РК - «қылмыстың жолын кесу». «Свидетель»: в ст. 82 УПК РК «куә», в ст 286 УПК РК - «куәгер». «Понятой»: в ст. 86 УПК РК - «куәгер», в ст. 222 УПК РК - «куә». Случай с понятым и свидетелем порождает путаницу не только в терминологическом плане. 6. Неуместное использование термина, т.е. в одном официальном тексте используется имеющийся термин правильно, в другом - нет. Например, последний уголовный закон отказался от термина «убийство по неосторожности», так как в соответсвии со ст. 96 УК РК, убиийство может совершеться только умышленно. Несмотря на это, законодатель в официальном тексте на государственном языке использует такое словосочетание (ст. 101 УК «Абайсызда кісі өлтіру», в то время как должно быть «Абайсызда қаза келтіру»). 7. Использование непонятных оборотов в тексте на государственном языке. Например, ст. 162 УПК РК гласит: «Қылмыстық процесте... есi кiресiлi-шығасылы адамның тiкелей қылмысымен немесе қоғамға қауiптi әрекетiмен келтiрiлген мүлiктiк және моральдық зиянды өтеу туралы... азаматтық талаптары қаралады». В буквальном смысле переводится как: «В уголовном процессе рассматриваются гражданские иски о возмещении имущественного и морального вреда, причиненного непосредственно преступлением невменяемого или общественно опасным деянием невменяемого», т.е. деяния вменяемых лиц остаются за пределами данной нормы. На наш взгляд, эта норма должна выглядеть следующим образом: «Қылмыстық процесте... тiкелей қылмыс арқылы немесе есі дұрыс емес адамның қоғамға қауiптi әрекетi арқылы келтiрiлген мүлiктiк және моральдық зиянды өтеу туралы... азаматтық талаптары қаралады». Также, в п. 6 ч. 1 ст. 50 УПК законодатель включил в текст лишнее слово - союз «не» (либо), из-за чего предложение по смыслу разделилось на две части и оказалось непонятным. 8. Несоответствие из-за отсутствия в одном официальном тексте того, что имеется в другом. Например, в тексте ч. 5 ст. 327 УПК не обнаруживается адресат. В диспозиции сказано «материалдар жiбередi» (направляет материалы), а адресат, кому направляются материалы, не указан, но это «упущение» исправляет официальный текст на русском языке, где указан адресат, т.е. «прокурор». В соответсвии с текстом на государственном языке ч. 2 ст. 326 УПК РК, судебный пристав объявляет: «Суд идет», а в соответствии с текстом на русском языке «судебный пристав, а в отсутствие него - секретарь судебного заседания» делает такое объявление. 9. Несоответствие в связи с неправильными падежными окончаниями. Например, ст. 175 УК на государственном языке гласит: «Ұрлық, яғни бөтен мүлiктi жасырын ұрлау». При составлении текста «бөтен мүлiктi» не вставлены падежные окончание и в буквальном смысле означает «иного имущества». После исправления падежных окончаний (ілік септігі) должно быть «бөтеннің мүлкін» (чужого имущества). Все эти несоответсвия текстов, ошибки при составлении возникают не из-за бедности того или иного языка, а из-за легкомысленного отношения к текстам законов на государственном языке официальных и ответственных за осуществление соответвующих процедур лиц. Привлеченные неквалифицированные специалисты не смогли использовать даже имеющиеся термины. Однако, главным негативням результатом подобного легкомыслия является фактическое существование двух параллельных правовых систем в Казахстане - на казахском и на русском языках. Весь лексикон Шекспира составляет около пятнадцати тысяч слов, столько же слов составляет, как говорят литературоведы, лексикон произведений Байрона и Маяковского, а количество употребленных слов в одном только произведении Мухтара Ауэзова «Абай жолы» («Путь Абая») составляет шестнадцать тысяч девятьсот восемьдесят три слова. Согласно требованиям действующего законодательства и мировой практике законотворчества, законопроекты должны готовиться на государственном языке. Наша задача заключается в использовании богатства языка (в частности, государственного) в полном объеме при составлении терминов и текстов закона, тем самым обеспечивая точность, адекватность и аутентичность.
Профессор Института правосудия, Академии государственного управления при Президенте РК, д.ю.н
К вопросу об оценочных понятиях Общей части Уголовного кодекса
Использование оценочных понятий как прием законодательной техники известен юриспруденции на протяжении всей ее истории. Сам термин «оценочные понятия» впервые был введен в научный оборот в 1956 г. профессором С.И. Вильнянским. Однако основной интерес к ним проявился лишь после издания в 1963 г. монографии В.Н. Кудрявцева «Теоретические основы квалификации преступлений». Оценочные понятия в уголовном законодательстве всегда были, есть и будут в дальнейшем, без них при формировании уголовно-правовых норм законодателю не обойтись. Например, количество уголовно-правовых норм с оценочными понятиями в УК РСФСР 1922 г. достигала более 40%, а в УК РСФСР 1926 г., который действовал в один из самых драматичных и тяжелых периодов истории СССР, оценочные понятия содержались почти в 70% уголовно-правовых норм. Такая тенденция объяснима для данного исторического периода, когда правящая партия и класс использовали уголовный закон с целью избавления от нежелательных элементов. Любой современный Уголовный кодекс изобилует оценочными понятиями. Если подсчитать оценочные признаки Общей части действующего УК РК, то, по моим подсчетам, их не более трех десятков. В законодательстве среди ученых нет единства при наименовании оценочной лексики, для определения которой используются такие обозначения как: «термины», «признаки», «категории», «выражения», «понятия» и другие. До сих пор отсутствует и устоявшееся определение оценочного понятия, не решен вопрос о месте и способе конкретизации таких понятий. В действующем УК РФ насчитывается 160 разновидностей оценочных понятий, которые включены в содержание 260 статей. Доля использования оценочных понятий в российском уголовном законе составляет 72%, что на 15% больше, чем в УК РСФСР 1960 года. В немецком уголовном законе содержится около 150 разновидности оценочных понятий (в Общей части - около 50, а в Особенной части - около 100). Из 358 параграфов оценочные понятия употребляются в 230 параграфах УК ФРГ (65%). В тексте законоположений УК Франции использована всего 31 разновидность понятий, имеющих оценочный характер, из 648 статей 78(12%) сконструированы при помощи оценочных понятий. Следует отметить, что законодатели Германии и Франции пошли по разному пути использования оценочных понятий. Если в УК Франции законодатель использует казуистический способ изложения уголовно-правовых норм, перечисляя в тексте закона все, по его мнению, возможные варианты признаков уголовно-наказуемого деяния, то в УК ФРГ законодатель не формализует большую часть уголовно-правовых норм. Что касается проекта новой редакции УК РК, то в Общей части насчитывается порядка 40 разновидностей оценочных понятий, которые включены в содержание более 100 статей. В проекте новой редакции УК РК появилось много новых для уголовного законодательства понятий, терминов и правовых положений, что предопределяет необходимость их специального научного осмысления. Поэтому проект новой редакции УК РК, к сожалению, далеко от совершенства в части использования оценочных понятий. Вообще оценочные понятия должны использоваться в уголовном законе по принципу крайней необходимости — лишь в том случае, когда без них невозможно обойтись. Обилие в законе оценочных понятий может свидетельствовать, в частности, о низком научном уровне подготовки УК вообще или его отдельных положений. Поэтому в современной науке уголовного права одним из наиболее актуальных вопросов применительно к оценочным понятиям является проблема их конкретизации. Если же обратится к изучению опыта конкретизации оценочных понятий в УК Республики Беларусь и Украины, то анализ УК РБ показал, что законодателем удачно применены такие способы, как введение в Общую часть специальной нормы, включающей в себя разъяснения оценочных понятий, и использование примечаний к разделам, главам и статьям Особенной части. Примечания, предваряющие главы и разделы уголовного закона, позволяют установить общие критерии для оценочных понятий, наиболее часто встречающихся в одном и том же разделе или главе УК. В тех случаях, когда в той или иной статье УК содержится разновидность оценочного понятия, не являющаяся распространенной, то его критерии можно установить в примечании к этому законоположению. Изучение УК Украины показало, что украинский законодатель использовал ограниченный круг способов конкретизации оценочных понятий - конкретизацию в примечаниях к конкретным статьям Особенной части УК, либо закрепление критериев в тексте самой статьи. По нашему мнению, этот путь предупреждения ошибок толкования оценочных понятий не является достаточно эффективным. На основе анализа различных точек зрения предлагается непосредственная конкретизация, которая осуществляется путем формулировки критериев оценочных понятий применительно к главам и разделам уголовного закона, в которых указанные понятия содержатся. Проблема недостаточной унификации основных понятий в Общей части УК РК отчетливо проявляется при анализе ряда фундаментальных понятий, даже таких как «преступление» и его «общественная опасность». Здесь интересно сопоставить уголовно-правовое и криминологическое определения понятия «преступление». Согласно ч. 1 ст. 9 УК РК «Преступлением признается совершенное виновно общественно опасное деяние (действие или бездействие), запрещенное настоящим Кодексом под угрозой наказания. Применение уголовного закона по аналогии не допускается. Из данного определения вытекает, что преступление характеризуют следующие признаки: общественная опасность, противоправность, виновность и наказуемость. Так, криминологами оно в целом трактуется как противоправный способ разрешения противоречия между интересами индивида и интересами общества, который расценивается как общественно опасный потому, что его реализация противодействует функционированию общества как определенной социальной целостности[4]. Отсюда следует, что реальную опасность для общества представляет не единичное противоправное деяние, а их совокупность, называемая преступностью. Во всех науках криминального цикла стало традиционным рассмотрение соотношения понятий «преступление» и «преступность» в категориях общего и единичного, исходя из предположения, что конкретное преступление — это единичное (отдельное), виды преступлений — особенное, а преступность — общее. Однако в действительности именно такой подход, представляющийся самим собой разумеющимся, и затрудняет адекватное восприятие этих понятий. На наш взгляд, представления о преступности как сумме преступлений (преступность — общее понятие, преступление — единичное) и как социальном явлении логически несовместимы. Теория уголовного права, исходит из той посылки, что реально существуют только отдельные преступления. По представлениям криминологии определенное количество преступлений образует новое социальное явление — преступность, которая, приобретая свойства (массовость, историческая изменчивость и т.п.), не присущие отдельным преступлениям, уже имеет системный характер.
Доступ к документам и консультации
от ведущих специалистов |